Небольшой городок на севере Франции не избалован вниманием туристов. Хотя для того, чтобы его активно посещали, у Безансона есть абсолютно все: живописное расположение на берегу реки Ду, русло которой делает умопомрачительную петлю, практически полностью охватывая город; древние памятники архитектуры; знаменитые горожане. Так, в Безансоне родились Виктор Гюго, братья Люмьер, философ Прудон.
Добавьте к этому джентельменскому набору уютные кафе и замечательные гостиницы, чем не радость туриста? Но Безансону до этого статуса пока далеко. Его улицы заполняют неторопливые местные жители и пестрые толпы студентов многочисленных учебных заведений. Добравшийся же до прекрасного Безансона турист, должен учитывать, что одного дня ему вряд ли хватит для досконального осмотра всех достопримечательностей.
Крепость, построенная по проекту военного инженера Себастьена Вобана на момент своего строительства, была лучшим фортификационным сооружением Франции. Крепость начала строиться в 1668 году, но последние усовершенствования делались вплоть до 1711 года.
Стены толщиной до 6 метров и высотой 20 метров, одиннадцать гектаров площади. Крепость расположена на холме на высоте более 100 метров над городом. С ее стен открывается впечатляющий вид на историческую часть Безансона, во всей красе предстает петля русла реки Ду. Интересно прогуляться по дворам крепости, серые мощные стены, скальные выступы, неприступные башни впечатлят даже человека, ничего не смыслящего в военной инженерии.
Важно знать, но на территории крепости находятся местный зоопарк, а также два музея (Музей истории и жизни региона Франш-Коте и Музей сопротивления и депортации). Посетив экспозицию первого музея можно ознакомиться с историей, географией и ремеслами региона, на территории которого собственно и расположен город Безансон, второй музей посвящен истории французского сопротивления в годы Второй мировой войны.
Местоположение: 99 — Rue des Fusillés de la Résistance.
Собор Сен-Жан (Святого Иоанна) и астрономические часы
Собор Святого Иоанна - одно из древнейших строений города. Его первоначальное здание было построено в III веке. Многократно храм перестраивался и дополнялся пристройками. Здание храма само по себе очень живописно. Красивые фасады и сложный купол, пышное внутреннее убранство. Прекрасные витражи и живопись XVI столетия. В Соборе сохранился древний алтарь из белого мрамора, датируемый XI веком.
Однако основным объектом притяжения в храм служат уникальные астрономические часы. Этот невероятный механизм, состоящий из нескольких десятков больших и малых циферблатов, был сконструирован в 1858 — 1860 годах Огюстом Люсьеном Верите. Часы демонстрируют время в нескольких городах, даты, приливы и отливы, затмения Солнца и Луны. Туристам служители храма часы показывают по сеансам и даже проводят маленькую экскурсию, правда только на французском языке.
Местоположение: 10 — Rue de la Convention.
Интереснейший артефакт, оставленный потомкам воинственными римлянами. Предполагается, что Черные ворота были построены во II веке нашей эры. Это триумфальная арка, украшенная красивыми фигурами мифологических персонажей. Даже тот факт, что ворота сохранились не полностью, не умаляет грандиозности сооружения.
Любителям археологических памятников обязательно нужно посетить этот парк, названный по фамилии археолога, обнаружившего артефакты, ставшие основой парка. На сравнительно небольшой территории можно будет увидеть остатки амфитеатра, акведука и древние римские колонны.
Великолепная постройка XVI века. Дворец был построен для хранителя печати французского короля Карла V Николя Гранвеля. Внутренний двор просто пленяет изысканностью - крытая колоннада, изящный фонтан.
Все настолько хорошо сохранилось, что кажется, будто чудесным образом произошел временной прыжок в эпоху Возрождения. Это учли власти Безансона и организовали в прекрасном дворце интереснейший Музей времени. Кроме того, дворик используется в качестве театральной сцены, в летнее время здесь даются концерты и ставятся спектакли.
Храмы попадаются в городе буквально на каждом шагу. Наиболее пышным и красивым является базилика святого Феррутия. Имя этого святого ни о чем не скажет большинству туристов, но храм, посетить стоит. Сооружение, созданное в XIX веке, поражает своей масштабностью и изысканностью декора.
Здание, которые можно увидеть сегодня, построено в XVI столетии. Даже неопытный турист заметит, что храм отличается от многих других в городе. Эта церковь - прекрасный образец стиля барокко в архитектуре. Никаких высоких башен, фасад украшен часами. Этот храм считается первым христианским храмом в городе.
Местоположение: 102 — Grande Rue.
Любимое место прогулок горожан. Здания стоят вплотную к друг другу. Первые этажи домов в основном облюбовали владельцы разных кафе и ресторанчиков. От набережной рукой подать до многих достопримечательностей.
По адресу: 140 Grande rue можно найти этот серый трехэтажный городской дом с пышной памятной табличкой. Напротив дома Гюго, кстати, расположен дом братьев Люмьер. К сожалению, ни в одном из указанных исторических зданий нет тематических музеев, так что полюбоваться можно будет только на их внешний вид.
Местоположение: 140 — Grande Rue.
Здание театра в Безансоне было построено архитектором Клодом Леду в 1778 году. Фасад украшен грандиозными колоннами. Интересно, что это одно из первых зданий театров в мире, в котором была сделана оркестровая яма. К сожалению, в 1958 году театр сильно пострадал от пожара, здание пришлось реконструировать и частично достраивать. Театр действующий, так что посетить спектакль и осмотреть интерьеры, проблемой не будет.
Таблички-указатели на тротуарах
Этот способ сообщить важную информацию туристам не является уникальным, подобные указатели можно увидеть в некоторых европейских городах, но интересно встретить металлические треугольники-стрелки с нанесенными на них узнаваемыми изображениями достопримечательности не в самом туристическом городе Безансоне. Просто глядя себе под ноги даже турист, не слова не знающий по-французски, без труда найдет и цитадель, и астрономические часы.
В городе много памятников, малых архитектурных форм, живописных фонтанов, таинственных парков и уютных двориков, проводятся речные прогулки по реке Ду. Восемь мостов соединяют новую и старую части города. По ухоженным мощеным улочкам Безансона с его старинными домами, покрытыми черепицей хочется гулять бесконечно в любую погоду.
Может занять еще пол дня. Так что на осмотр города лучше заложить минимум 1 день.
Среди главных достопримечательностей Безансона — , и . Но и просто прогулка по старому городу и набережной реки непременно доставит удовольствие!
Все достопримечательности Безансона:
Шедевр работы Вобана, включенный в , Цитадель Безансона считается одной из наиболее красивых во Франции. Она возвышается над старым городом и рекой более чем на 100 метров, открывая красивые панорамные виды.
Астрономические часы
Созданные Августином Луцианом Трутом в 1858 – 60 гг, астрономические часы Безансона имеют сложный и точный механизм, состоящий из свыше 30 000 деталей и 11 движущихся частей.
Кафедральный собор Сен-Жан
Кафедральный собор св. Жана имеет две разных апсиды: романский хор и богато украшенный хор 18-го века. Стоит отметить крупный алтарь из белого мрамора, единственный французский образец такого рода, а также «Богоматерь со святыми», нарисованную в 1512 году Фра Бартоломео. Рядом находятся известные , у которого сложно анимированные фигурки изображают воскресение Христа.
- Время работы:
- Лето 9 – 19,
- зима 9 – 18.
Дом рождения братьев Люмьер
Auguste и Louis Lumière (1862-1954) (1864-1948)
Изобретатели кино, братья Люмьер родились в , на площади Saint-Quentin (теперь это Place Victor Hugo) в доме № 1. Их отей, Антуан (1840 – 1911), фотограф, содержал свою студию во дворике дома № 59 по улице Rue des Granges (бывший монастырь).
Позже братья переехали в городок , на востоке от . Именно там они сняли свой знаменитый фильм, ставший началом кинематографа — «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота».
PORTE NOIRE
Porte Noire (с французского — «Черный ворота») были построенны примерно в 175 году н.э. в честь императора Марка Аврелия.
Место рождения Виктора Гюго
На доме, где когда-то родился Виктор Гюго, можно увидеть табличку. Ее повесили 26 февраля 2002 года в напоминание идеалов 19 века, политической борьбы одного из самых известных писателей Франции: « Я хочу великих людей, я хочу свободного человека».
Адрес:
140 Grande rue
25000 BESANCON
Kursaal
Place du theatre
25000 BESANCON
Популярное место для развлечения гостей курортов, Kursaal был построен в 1892 году. В свое время в нем находились цирк и пивоварня.
Театр Безансона
Rue Mégevand
25000 BESANCON
Городской театр был построен в 1778 году по плану архитектора Claude Nicolas Ledoux в соответствии с дизайном нового времени. Были созданы комнаты в амфитеатре, созданы места в партере и была сделана первая театральная яма в мире. Коридор театра был разрушен огнем в 1958 году, потом восстановлен.
Дом Жан-Шарля Эммануэля Нодье
Жан-Шарль Эммануэль Нодье (1780-1844)
Журналист, писатель, лидер романтиков, Шарль Нодье переехал в в 1813 году. Избранный во Французскую академию в 1833 году, он часто упоминает в своих произведениях прелести родного края. Он родился 29 апреля 1780, вероятно, в ныне несуществующем доме, расположенном на площади Victor-Hugo (на месте нынешнего дома № 7), и провел свое детство в доме своего деда, мастера подрядчика Иосифа Нодье, по адресу rue Neuve (ныне rue Charles-Nodier, № 11).
L’Intendance de Besançon
Rue Charles Nodier
25000 BESANCON
В настоящее время в этом здании располагается префектура Ду. Оно было построено в 1770 – 78 гг по заказу Чарля Лакура и служило отелем для управляющего регионом.
Общий план был создан великим парижским архитектором Виктором Луисом, работы по строительству возглавлял Николя Николь. Адаптировав традиционный план таунхауса между двориком и садом, здание управления имеет фасад, выходящий во дворик, украшенный шестью ионическими колоннами, увенчанными фронтоном, а задний фасад сделан в виде ротонды.
Другие достопримечательности Безансона:
Rue Gabriel Plançon
Одновременно бизнес-центр и центр коммуникация, Сите, спроектированный архитектором Студио, символизирует открытие Безансона новым технологиям.
CHAPELLE NOTRE DAME DU REFUGE
18 rue de l’Orme de Chamars
25000 BESANCON
Построенная с 1739 до 1745, эта часовня спроектирована архитектором Николая Николь. Ранее монастырская часовня, она была прикреплена к больнице св. Жака в 1802 году.
Открыто ежедневно, включая праздничные дни с 14:00 до 16:30.
В 17802 году архитектор Бертрен предложил построить на королевской площади Безансона новую церковь, продолженную рядом нео-классических зданий. Церковь была сделана в виде греческого креста в период 1782 – 86 гг. Изначальный проект прервала Французская революция.
Place du 8 septembre
25000 BESANCON
На главное площади Безансона находится ратуша, построенная по проекту мэра Ричарда Сара. Ее фасад сделан в духе дворца эпохи итальянского возрождения. Над крыльцом ратуши можно увидеть орла с двумя колоннами, в напоминание о древнем прошлом города.
Работы над этим шедевром архитектора Николя Николь начались в 1746 году и продолжились вплоть до половины 18-го века. Две башни были закончены в 1830 году. Внутри святилище разделено на три нефа, перемежающихся колоннами. Архитектурное единство всей церкви – образец религиозной архитектуры 18-го века.
В церкви находится , в котором представлена история дистрикта на протяжении 5 веков.
6 rue de la Madeleine
25000 BESANCON
Tel. : 03 81 81 12 09
Французский писатель-романтик, поэт и публицист Виктор Гюго (Victor Marie Hugo) родился в 1802 году, в Безансоне. Его отец служил генералом наполеоновской армии, мать была строгой католичкой и роялисткой. Детство Виктора прошло в постоянных переездах. Этого требовала военная служба отца, к тому же родители часто ссорились, разъезжались и жили порознь. В ранние детские годы Виктор и […]
Французский писатель-романтик, поэт и публицист Виктор Гюго (Victor Marie Hugo) родился в 1802 году, в Безансоне . Его отец служил генералом наполеоновской армии, мать была строгой католичкой и роялисткой. Детство Виктора прошло в постоянных переездах. Этого требовала военная служба отца, к тому же родители часто ссорились, разъезжались и жили порознь.
В ранние детские годы Виктор и его братья обучались дома. Только в 1814 году, когда они жили в Мадриде, мальчики поступили в лицей Людовика Великого. В лицее учились дети испанских аристократов. Они невзлюбили сыновей французского генерала и не приняли их в свой круг.
Виктор, лишённый общения со сверстниками, увлёкся литературой. Он много читал, а вскоре попробовал писать сам. Первым творением 14-летнего автора стала трагедия «Yrtatine», затем – драма «Louis de Castro». Эти ранние произведения не публиковались, однако уже к 1819 году Гюго получил первые хвалебные отзывы и премию Академии за свои стихи и поэмы.
Первой официальной публикацией стало сатирическое произведение «Телеграф» . С этого момента началась полноценная писательская деятельность. По окончанию лицея Виктор и его братья начали издавать приложение к журналу «Le conservateur». У Виктора в это время появилась подруга – .
Мать Гюго умерла в 1821 году. Около года молодой человек, не желая обращаться к отцу, зарабатывал на жизнь писательством. Тогда же он опубликовал первый роман – мелодраму «Бюг Жаргаль» . Был издан стихотворный сборник, который заслужил одобрение самого короля. Молодому дарованию назначили ежегодную ренту – 1200 франков. Это позволило Виктору вступить в брак с Адель. Вскоре у супругов родился первенец – сын Леопольд. К сожалению, Леопольд Гюго умер в раннем возрасте.
Второй роман молодого автора – «Ган Исландец» , написанный в жанре готической прозы, вышел в 1823 г. После этого писатель сблизился со многими писателями романтического жанра: Альфредом Виньи, Эмилем Дешаном, Шарлем Нодье, Альфонсом де Ламартином . Группа литераторов образовала творческое объединение «Сенакль» при издании «Мюз франсез».
В 1827 г. появилось первое драматургическое произведение Гюго – пьеса «Кромвель» . Её не ставили на сцене (слишком велик был объём), но «Предисловие» к пьесе стали считать литературной программой французского романтизма. Гюго совершил революцию в романтической прозе. Он призвал литераторов к объективному отражению всех сторон жизни: описанию не только величественных событий, но и повседневных; изображению не только прекрасных, но и уродливых сторон действительности. По мнению Гюго, человеческие характеры следовало показывать во всей многогранности. «Что существует в природе, должно быть и в искусстве!» – считал писатель.
Французский романтизм нового толка протестовал против литературной рутины, выражал настроения демократической оппозиции, развивал тему народного самосознания.
Период 1829-43 гг. стал высшей ступенью подъёма карьеры Гюго-писателя. Одно за другим выходили произведения. У литератора к тому времени родились ещё четверо детей, но семья постепенно распадалась. У Виктора появилась любовница – Жюльетта Друэ (она стала его возлюбленной на долгие тридцать лет). Адель тоже пользовалась личной свободой – её любовником был критик Сент-Бев.
Гюго в следующие несколько лет написал много произведений, но вершиной его творчества стал знаменитый «Notre-Dame de Paris» («Собор Парижской Богоматери») , опубликованный в 1831 г. В своём литературном шедевре автор показал любовь и реалии жизни обделённых людей из «низов». Произведение имело необычайный успех у читателей.
В 1845 г. Виктора Гюго назначили пэром Франции. В том году он пережил трагедию – погибла его любимая дочь Леопольдина. В 1848 г. писатель стал депутатом Национального собрания и активным сторонником республиканского строя. В это время он начал писать публицистические произведения.
Через три года Бонапарт устроил государственный переворот и ликвидировал республиканскую форму правления. Гюго пришлось покинуть страну. Около двадцати лет он жил в изгнании на английских островах Ла-Манша. Здесь он написал грандиозную эпопею – «Отверженные» . Этот роман до сих пор считают великой книгой, непревзойдённой на все времена по своей актуальности и прозорливости.
В 1870 году писатель вместе с Жюльеттой Друэ решили вернуться в Париж. Столица восторженно встретила Гюго. Его избрали в Национальную Ассамблею, но он вскоре покинул пост. Через четыре года увидел свет его последний роман – «Девяносто третий год» . В 1978 году Гюго перенёс кровоизлияние в мозг. Он оправился, но масштабных романов больше не создавал. Было написано лишь несколько публицистических и бытовых произведений. В 1883 году скончалась от рака Жюльетта. Виктор Гюго тяжело перенёс утрату – его силы были подорваны окончательно.
Великий писатель умер 22.05 1885 г. в Париже. Похороны Гюго стали днём национального траура. Он был погребён в Пантеоне, как один из самых почитаемых граждан Франции.
Биографы называют Виктора Гюго «гением борьбы», а его жизненный путь – годами неусыпного труда. Это справедливо – ведь борьба и труд и есть высшие проявления подлинного гения.
Как я экономлю на отелях?
Все очень просто – ищите не только на букинге. Я предпочитаю поисковик RoomGuru . Он ищет скидки одновременно на Booking и на 70 других сайтах бронирования.
В 1829 году Сент-Бевбыл еще далек от такого цинизма. Какие-то нити еще связывали его сверованиями детских лет, и ему нравилось, что его "вновьобращает к Господу" женщина, красота которой его волновала. Ониговорили о Боге, о бессмертии, Сент-Бев цитировал святого Августина иЖозефа Делорма: "Я очень хотел бы верить, Господи, я хочу;почему же я не могу?" Адель Гюго гордилась тем, что с ней таксерьезно говорит человек, которого в Сенакле считали очень умным. Унее были свои дарования: она талантливо рисовала, недурно писала, а вжизни с властным эгоистом порой бывала несправедливо унижена.Сент-Бев успокаивал ее уязвленную гордость. Время от времени этадобродетельная мать семейства почти бессознательно прибегала клегкому кокетству. Зимой, когда уже нельзя было посидеть в саду, она,случалось, принимала своего друга у себя в спальне. "Равнодушнаяк материальному миру", она забывала переодеться и оставалась вутреннем пеньюаре. Случалось также, что и по вечерам, когда Гюго небывало дома, двое покинутых и одиноких сидели допоздна у погасшегокамина. "О, эти минуты были самыми прекрасными, самыми светлымив тогдашней моей жизни. По крайней мере за эти воспоминания мне неприходится краснеть..." [Сент-Бев, "Сладострастие"]
А когда Сент-Бевпутешествовал, он писал письма Виктору Гюго и наслаждался тогдасчастьем, хорошо известным каждому влюбленному, удовольствием послатьчерез мужа весточку о себе его жене; "Все это относится к вам,дорогой Виктор, и к вашей супруге, которая неотделима от вас в моихмыслях; пожалуйста, передайте, что я о ней очень скучаю и что янапишу ей из Безансона..."
"Какая, право,сумасбродная мысль пришла мне расстаться без всякой цели с вашимгостеприимным домом, лишиться живительных, бодрящих бесед с Виктороми права посещать вашу семью два раза в день, причем один раз визитпредназначался вам. Мне по-прежнему тоскливо, потому что в душе уменя пусто, у меня нет цели в жизни, нет стойкости, нет дела; жизньмоя открыта всем ветрам, и я, как ребенок, ищу вовне то, что можетисходить лишь от меня самого; на свете есть только одно устойчивое,прочное - то, к чему я всегда стремлюсь в часы безумной тоски инеотвязных бредовых мыслей: это вы, это Виктор, ваша семья и вашдом..."
Адель взялась написатьответ, так как у Гюго болели глаза, но он помог ей составить письмо.Он нисколько и не думал ревновать. Сент-Бев был его собственнымдругом и совсем не соблазнительным мужчиной. Сам Сент-Бев и Адельсчитали свои отношения вполне целомудренными, но, верно, уж всезапутал дьявол в тот день, когда Адель постаралась, чтобы ее друг,придя в дом в три часа дня, увидел, как она причесывается:
Ты встала, волосырассыпались волной.
Под нежною рукойблаженно и лениво
Струились волосы, какпод дождями нива,
Булатный гребня блеск,тяжелый черный шлем
Младой богинею изэллинских поэм
Ты предо мной была ильнежной Дездемоной,
Иль амазонкою... Тобоюослепленный,
Навек я был пленен...
[Сент-Бев, "Книгалюбви"]
Опасная игра, даже дляпорядочной женщины, и, пожалуй, особенно для порядочной. "Волнениепередается, смятение чувств заразительно. Каждый ее жест, каждоеслово кажется милостью. Приходит мысль, что ее волосы, небрежноуложенные на голове, сегодня-завтра разовьются при малейшем вздохе иволной упадут тебе на лицо; сладострастный аромат исходит от нее, какот цветущего деревца, источающего благоухание..." [Сент-Бев,"Сладострастие"]
Первого января 1830года Сент-Бев пришел на улицу Нотр-Дам-де-Шан, принес игрушек вподарок детям и прочитал своим друзьям предисловие к сборнику"Утешения". Оно было адресовано Виктору Гюго и посвященодружбе, являющейся союзом душ пред лицом Бога, ибо всякая иная дружбалегковесна, обманчива и скоро иссякает. В этом послании к мужу многиефразы о чистых и благочестивых чувствах обращены были к жене. Двастихотворения, очень интимных по тону и довольно хороших, былипосвящены Адели Гюго. Доверчивый человек не увидел в этом ничегоопасного, а Сент-Бев искренне думал: "Утешения" быливременем моральной чистоты в моей жизни, шесть месяцев я вкушалнебесное мимолетное блаженство..." Да, полгода длился этоткрасивый роман, который Сент-Бев считал столь невинным, что сам надсобой умилялся. Ах, если бы рядом с ним с самой юности, как рядом сего другом, была белоснежная красавица, никто не видел бы, как он"без цели и без мысли, не оборачиваясь и головой поникнув, издома утром выходил" и брел у самых стен, "влача постыдносвой погубленный талант". И никто б не видел, как вечерами онвместе с Мюссе шел в злачные места, в тщетных поисках забвения,пытаясь, и зачастую неудачно, показать себя развратником (он не был вэтом большим докой). Нет, никакой ценой он не мог избавиться отчувства горечи и грусти.
Первый день нового,1830 года - увы! - ознаменовал конец небесного и мимолетногоблаженства. В январе чета Гюго жила очень бурно. В Комеди-Франсез ужерепетировали "Эрнани", и эти репетиции были долгой борьбоймежду автором и актерами. Конечно, исполнители ролей знали, что пьесуждут как событие в литературной жизни; конечно, молодой и красивыйдраматург казался им необычайно пленительным, "блистающимгениальностью и лучами славы". Но всех актеров пугалинепринужденность тона в его драме, буйство страстей и большоеколичество смертей на сцене. Всемогущая мадемуазель Марс, выказываяна репетициях добросовестность, каждый день старалась, однако,как-нибудь унизить поэта. Гюго, холодный, спокойный, вежливый,суровый, наблюдал за раздраженными выходками богини. Он сдерживалнараставший в душе гнев. Однажды чаша переполнилась, и он попросилмадемуазель Марс возвратить роль доньи Соль. "Сударыня, - сказалон, - вы женщина большого таланта, но есть обстоятельство, о которомвы, по-видимому, не подозреваете, и я считаю необходимым о немуведомить вас: дело в том, что я тоже человек большого таланта,помните это и соответствующим образом держите себя со мной". Вдостоинстве молодого писателя было нечто воинственное и внушительное.Мадемуазель Марс покорилась.
Виктор Гюго,поглощенный театральными репетициями, совсем не бывал дома. Он писалдрузьям: "Вы знаете, что я обременен, подавлен, перегружен,задыхаюсь. Комеди-Франсез, "Эрнани", репетиции, закулисноесоперничество, актеры, актрисы, подвохи газет и полиции, а тут ещемои личные дела, по-прежнему весьма запутанные: вопрос с отцовскимнаследством все еще не улажен... наших песков в Солони уже полторагода никак не могут продать; дома в Блуа мачеха оспаривает у нас...словом, ничего или почти что ничего нельзя собрать из остатковбольшого состояния, одни только судебные процессы и огорчения. Воткакова моя жизнь. Где уж тут всецело принадлежать своим друзьям,когда и себе-то самому не принадлежишь..."
Действительно, Гюго,который с гордостью выставлял себя образцовым мужем и отцом, большене принадлежал своей семье. Нужно было, чтоб драма "Эрнани"любой ценой имела успех, так как судебные тяжбы и хлопоты поглотиливсе сбережения супругов. Адель, у которой кошелек опустел, всей душойпредалась этой спасительной битве, сражаясь рядом с мужем. Провал"Эми Робсар" показал им всю опасность театральных козней, иГюго твердо решил захватить собственными своими войсками зрительныйзал Комеди-Франсез в вечер первого представления. А войск у него былодостаточно. Каждый начинающий художник питал честолюбивое стремлениевыступить на защиту самого крупного поэта Франции от рутинеров,проповедников классицизма. "Разве не было естественнымпротивопоставить дряхлости - молодость, лысым черепам - пышные гривыволос, косности - энтузиазм, прошлому - будущее?" У Жерара деНерваля, на которого возложили вербовку легионов, карманы полны быликвадратиками красной бумаги, на которых стоял таинственный гриф:"Hierro". Это был клич альмогаваров: "Hierrodespertata!" ("Шпага, пробудись!")
И теперь уж Сент-Бев,являясь ежедневно в три часа дня с визитом к госпоже Гюго, неизменнонаходил ее в окружении растрепанных юношей, склонявшихся вместе с нейнад планом зрительного зала. Женщины чтут полководцев, и Адельувлеклась сражением, тем более что от исхода битвы зависела слава еесупруга и материальное положение семьи. Ей было только двадцать пятьлет; понукаемая молодыми энтузиастами, она словно очнулась внезапноот обычной своей задумчивости. Разумеется, молодое воинствоприветливо встречало "верного Ахата", соратника и учителя."А-а, это вы, Сент-Бев, - говорила Адель. - Здравствуйте,садитесь. А мы, видите, в какой горячке..." Сент-Бева приводилов отчаяние, что ему больше не удается побыть с нею наедине, онревновал ее к этим красивым юношам, у него зарождалось смутноераздражение против Гюго, который так доверчиво рассчитывал, чтоСент-Бев расхвалит в газетах его драму, меж тем как в глубине душикритик терпеть не мог ее напыщенности. Вместе с тем он чувствовал,что сам-то он не способен создать такой неистовый поток страстей, какв "Эрнани", и считал это унизительным для себя, да,впрочем, ему и не хотелось быть на это способным, и он вообще былпротив всей этой затеи. Неудивительно, что он ходил унылый,подавленный, видя, как гнездо, в котором он нашел себе приют, стало"таким шумным и полным всякого мусора. Да что ж это такое!Нельзя больше уединиться тут с любимыми людьми! Ах, как это печально,как печально!..".
Раздражение, которое немогло рассеяться в излияниях души, все усиливалось, и наконецтерпение Сент-Бева лопнуло. За несколько дней до премьеры он прислалВиктору Гюго невероятно жесткое письмо, в котором извинялся, что неможет написать статью об "Эрнани":
"Сказать поправде, тяжело видеть, что у вас творится с некоторых пор, - жизньваша навсегда предоставлена во всеобщее распоряжение, ваш досугутрачен, ненавистников у вас стало вдвое больше, старые и благородныедрузья отходят от вас, их заменяют теперь глупцы или безумцы; человаше прорезали морщины, его омрачает тень забот, порожденная нетолько трудами и высокими думами; видя все это, я могу лишьогорчаться, жалеть о прошлом, поклониться вам на прощание и пойтипоискать какой-нибудь уголок, где я мог бы спрятаться. КонсулБонапарт мне был гораздо симпатичнее императора Наполеона.
Теперь я не могу и пятиминут отдать мыслям об "Эрнани" - тотчас всякие унылые думыначинают тесниться в моем мозгу. Да и как не думать, что вы вступаетена путь вечной борьбы, что вы утратите в ней целомудрие своей лирики,что всеми вашими поступками станут руководить соображения тактики,что вы должны будете встречаться с грязными людьми, что вам придетсяпожимать им руку, я говорю все это не для того, чтобы вы сошли сизбранного вами пути, - такие умы, как ваш, непоколебимы, да и должныбыть непоколебимыми, ибо ясно сознают свое призвание. Я говорю эторади себя самого - хочу объяснить свое молчание, пока его никто ещене истолковал превратно, хочу сказать о своей беспомощности...
Порвите, предайте всезабвению. Пусть это письмо не будет для вас еще одной неприятностьюсреди вполне понятных неприятностей. Мне нужно было написать вам, таккак теперь уж невозможно поговорить с вами наедине, в доме вашем какбудто был разгром.
Ваш неизменный игрустный, Сент-Бев.
А как же ваша супруга?Та женщина, чье имя должно было бы звучать под звуки лиры лишь в теминуты, когда ваши песни люди слушали бы, преклонив колени; та самая,на которую теперь ежедневно устремлены чужие кощунственные взгляды;та, которая раздает билеты восьми и даже более десяткам молодыхлюдей, вчера еще едва знакомых ей? Чистая, пленительная близость,бесценный дар дружбы, навсегда осквернена в этой толкучке; понятие"преданность" попрано, превыше всего ценится у вас теперьполезность, и нет ничего для вас важнее материальных расчетов!!!"
Эта приписка сделанапоперек письма, на полях, и почерк свидетельствует, что писавший былв ярости. Этот взрыв бешенства по поводу "супруги" походилна сцену ревности со стороны оскорбленного любовника, и как неудивиться, что Виктор Гюго вытерпел ее. Он уже не мог сомневаться,какой характер носит чувство Сент-Бева к Адели. Но он всецело отдалсяборьбе, и всякая ссора со своей группой ослабила бы его силы. Двабылых соратника продолжали работать бок о бок. Сент-Бев рассылал отимени "своего страшно занятого друга" билеты егопоклонникам в партер. В день премьеры (15 февраля 1830) он пришелвместе с Гюго за восемь часов до начала спектакля, чтобы наблюдать затем, как будут впускать в еще не освещенный зал верных людей. МолодойТеофиль Готье, командир целого отряда краснобилетников, явился всвоем знаменитом розовом камзоле, в светло-зеленых (цвета морскойволны) панталонах и во фраке с черными бархатными отворотами. Онхотел эксцентричностью костюма привести в содрогание "филистимлян".В ложах зрители с ужасом указывали друг другу на удивительные гривыромантиков, а молодые художники, глядя на лысые головы классицистов,торчащие на балконе, кричали: "Лысых долой! На гильотину!"Эти писатели, эти художники, эти скульпторы, образовавшие железныйэскадрон, отнюдь не были "гнусным сборищем подонков". Онипроникали во все уголки, где мог притаиться зловредный "свистун",они хотели защищать свободное искусство. Их горячность была признакомсилы. То было прекрасное время, бурное и полное энтузиазма, время,когда роялисты и либералы, романтики и классицисты еще не дралисьдруг с другом на баррикадах, а сражались в театре.
Наконец занавесподнялся. Столкновение началось с первых же строф: "За дверьюпотайной он ждет. Скорей открыть". Тут все коробило одних, адругих все восхищало. Если б не страх, который нагоняли "бандыГюго", ропот недовольных превратился бы в шумный протест. Двеармии напряженно следили друг за другом. "Из свиты я твоей? Тыправ, властитель мой". Слова эти "стали для огромногоплемени безволосых предлогом для невыносимого шиканья". Норыцари, защищавшие "Эрнани", никому не позволяли ни одногожеста, ни одного движения, ни одного звука, не продиктованныхвосхищением и энтузиазмом. На площади перед Комеди-Франсез, во времяантракта, книгоиздатель Мам предложил Гюго пять тысяч франков заправо напечатать пьесу. "Да вы же кота в мешке покупаете. Успехможет уменьшиться". - "Но он может возрасти. Во втором актея решил было предложить вам две тысячи франков, в третьем - четыретысячи; теперь вот предлагаю пять тысяч... Боюсь, что после пятогоакта предложу десять тысяч". Виктор Гюго колебался. Мам протянулему пять банковских билетов по тысяче франков. В тот день дома, наулице Нотр-Дам-де-Шан, было только пятьдесят франков. Гюго взялбанкноты.
Когда разразилась буряоваций после финала, "вся публика повернулась и устремила взглядна восхитительное лицо женщины, еще бледное от тревоги, пережитойутром, и волнений этого вечера; триумф автора отражался на облике егодражайшей половины".
После спектаклясотрудники "Глобуса" собрались в типографии журнала. Срединих были Сент-Бев и Шарль Маньен, которому поручили написать статью.Спорили, восторгались, делали оговорки; к радости триумфапримешивалось некоторое удивление и боязливая мысль: "А в какоймере "Глобус" примет участие в компании? Подтвердит ли онуспех пьесы? Ведь с воззрениями, выраженными в ней, он в конечномсчете мог согласиться лишь наполовину. Тут были колебания. Ятревожился. И вдруг через весь зал один из самых умных сотрудниковжурнала, который впоследствии стал министром финансов, то есть не ктоиной, как господин Дюшатель, крикнул: "Валяй, Маньен! Кричи:"Восхитительно!" И вот "Глобус" опубликовалбюллетень о победе. Зато "Насьоналъ" выступила враждебно ижаловалась на приятелей автора, "которые не имеют чувства меры,не знают приличий". Пришлось порекомендовать преданнымзащитникам больше не аплодировать по щекам соседей. Следующиепредставления были организованы Гюго так же заботливо. Оппозицияпроявлялась всегда при одних и тех же стихах. Эмиль Дешан советовалубрать слова: "Старик глупец, ее он любит".
Из дневника Жоанни(исполнителя роли Руи Гомеса): "Неистовые интриги. Вмешиваются вних даже дамы высшего общества... В зале яблоку упасть негде и всегдаодинаково шумно. Это радует только кассу..." 5 марта 1830 года:"Зала полна свист раздается все громче; в этом какое-топротиворечие. Если пьеса так уж плоха, почему же ходят смотреть ее? Аесли идут с такой охотой, почему свистят?.."
Из дневника академикаВьенне: "Сплетение невероятностей, глупостей и нелепостей... Вотчем литературная группировка намеревается заменить "Аталию"и "Меропу"... выступая под таинственным покровительствомбарона Тейлора, которого когда-то назначил ведать этим кавардакомминистр Корбьер, со специальной миссией погубить французскуюсцену..."
Сборы превысили всеожидания. Пьеса вызволила супругов Гюго из нужды. В ящике Аделископилось немало тысячефранковых билетов, которые до сих пор редкопоявлялись в доме. Триумфатор Гюго уже привыкал к поклонению. "Из-задурного отзыва в статье он приходит в бешенство, - сказал Тюркети. -Себя он как будто считает облеченным высокими полномочиями.Представьте, он так разъярился из-за нескольких неприятных для негослов в статье, напечатанной в "Ла Котидьен", что грозилсяизбить критика палкой. Сент" Бев разразился проклятьями,потрясая каким-то ключом..."
"ДорогойСен-Вальри, нынче вечером уже седьмое представление "Эрнани",и дело становится ясным, раньше тут ясности не было. Три первыхпредставления при поддержке друзей и публики прошли очень хорошо;четвертое представление было бурным, хотя победа осталась захрабрецами; пятое - полухорошо, полуплохо; интриганы вели себясдержанно, публика была равнодушна, немного насмешничала, но подконец ее захватило. Сборы превосходные, и при маленькой поддержкедрузей опасный путь будет благополучно пройден, - вот вам бюллетень.Среди всех этих треволнений Виктор спокоен, устремляет взор вбудущее, ищет в настоящем хоть один свободный день, чтобы написатьдругую драму, - истинный Цезарь или Наполеон, nil actum reputans [нераскаивающийся ни в чем содеянном (лат.)], и так далее. Завтра пьесабудет напечатана; Виктор заключил выгодный договор с книгоиздателем -пятнадцать тысяч франков; три издания по две тысячи экземпляровкаждое, и на определенный срок. Мы все изнемогаем, на каждое новоесражение свежих войск не найти, а ведь нужно все время давать бой,как в кампании 1814 года..."
Сент-Бев был честнымсоратником, а между тем в сердце у него бушевала буря. Он узнал, чтосупруги Гюго в мае съедут с квартиры и поселятся в единственном доме,построенном на новой улице Жана Гужона. На улице Нотр-Дам-де-Шанхозяин им отказал, испугавшись нашествия косматых, небрежно одетыхмазилок-художников, защитников "Эрнани", но граф деМортемар сдал супругам Гюго третий этаж своего недавно построенногоособняка. Средства теперь позволяли ям жить в районе ЕлисейскихПолей. Адель ждала пятого ребенка, и Гюго не прочь был перебраться снею подальше от Сент-Бева. Пришел конец приятным ежедневным встречам.А впрочем, были ли они по-прежнему возможны? Жозеф Делорм задыхалсяот смешанного чувства ненависти и восхищения, которые вызывал у негоГюго. Он знал теперь, что любит Адель не как друг, а любитпо-настоящему. Некоторые полагают, что он тогда покаялся перед Гюго,и тот предупредил жену; другие считают, что сцена признания произошлапозднее. Но, по-видимому, она несомненно произошла: Сент-Бевиспользовал ее в романе "Сладострастие". Что у Гюго с мая1830 года появились серьезные основания для горьких чувств, видно изтех стихов, какие он создавал в то время. Однако Сент-Беву, которыйжил тогда в Руане у своего друга Гуттенгера, он писал не менееласково, чем прежде: "Если б вы знали, как нам недоставало вас впоследнее время, как стало пусто и печально даже в семейном нашемкругу, которым мы обычно ограничиваемся; грустно нам даже среди нашихдетей, грустно переезжать без вас в этот пустынный город Франциска I.На каждом шагу, каждую минуту нам недостает ваших советов, вашейпомощи, ваших забот, а вечерами разговоров с вами, и всегда недостаетвашей дружбы! Кончено! Но не вырвать из сердца милой привычки.Надеюсь, у вас впредь не будет дурного желания бросать нас и коварнодезертировать..." Однако в том же месяце мае Гюго писал стихи,полные разочарования, такие непохожие на торжествующие "Восточныемотивы". Перечитывая свои "Письма к невесте", он спечалью вспоминал то время, когда "звезда светила мне, надеждазолотая ткала мне дивный сон".
О письма юности, любвиживой волненье!
Вновь сердце обожглобылое опьяненье,
Я к вам в слезахприник...
Отрадно мне, забыв опрочном, тихом счастье,
Стать юношею вновь,тревожным, полным страсти,
Поплакать с ним хотьмиг...
Когда нам молодостьулыбкою отрадной
Блеснет на миг один, о,как мы ловим жадно
Край золотых одежд...
Миг ослепительный! Онмолнии короче!
Очнувшись, слезы льем,- в руках одни лишь клочья
Блеснувших нам надежд!
[Виктор Гюго, "О,письма юности..." ("Осенние листья")]
Адель часто плакала, имуж с горечью обращался к ней:
Ты плакала тайком... Тыв грусти безнадежной?
Следит за кем твойвзор? Кто он - сей дух мятежный?
Какая тень на сердцевдруг легла?
Ты черной ждешь беды,предчувствием томима?
Иль ожила мечта ипролетела мимо?
Иль это слабостьженская была?
[Виктор Гюго. XVII("Осенние листья")]
А Сент-Бев жил в этовремя в Руане, у романтического Ульрика Гуттенгера, среди гортензий ирододендронов, и с горделивой нескромностью откровенно рассказывалему о своей любви к Адели. Исповедник исповедовался, а Гуттенгер,прослывший в лагере романтиков большим знатоком в делах любви,поощрял его преступные замыслы, хотя и называл себя другом Гюго.Пребывание у Гуттенгера было вредным для Сент-Бева; донжуанствозаразительно. Возвратившись в Париж, он снова увиделся с четой Гюго,но чувствовал себя у них неловко.
"Хочу написатьвам, потому что вчера вы были так грустны, таи холодны, так плохопростились, что мне было очень больно; возвратившись домой, я страдалвесь вечер, да и ночью тоже; я говорил себе, что, поскольку я не могувидеться с вами постоянно, как прежде, нельзя нам встречаться часто иплатить за эти встречи такой ценой. В самом деле, что мы можем теперьсказать друг другу, о чем можем беседовать? Ни о чем, потому что неможем сделать так, чтобы во всем мы были вместе, как прежде...Поверьте, если я не прихожу к вам, то любить вас буду не меньшепрежнего - и вас, и вашу супругу..."
"Ах, не бранитеменя, мой дорогой великий друг; сохраните обо мне хотя бы одновоспоминание, живое, как прежде, неизменное, неизгладимое, - я такрассчитываю на это в горьком моем одиночестве. У меня ужасные, дурныемысли, подсказанные ненавистью, завистью, мизантропией; я больше немогу плакать, я все анализирую с тайным коварством и язвительностью.Когда бываешь в таком состоянии, спрячься, постарайся успокоиться;пусть осядет желчь на дно сосуда, - не надо очень его шевелить; ненадо делать то, что я сейчас делаю, - каяться перед самим собой иперед таким другом, как вы. Не отвечайте мне, друг мой; неприглашайте прийти к вам - я не могу. Скажите госпоже Гюго, чтобы онапожалела меня и помолилась за меня..."
Что это - искренностьили стратегия? Вероятно, и то и другое. Сент-Бев слишком любил ивосхищался Гюго, видел, как поэт великодушен по отношению к нему, ине мог так скоро позабыть свою привязанность. Но правда и то, чтоминутами он ненавидел Гюго, а тогда искал оснований для своейненависти, и тем больше стремился их найти, чем больше любил. Чтобыутешиться в том, что у него нет могучих сил Гюго, он называл их всвоих тайных записных книжках силами "ребяческими и вместе с темтитаническими". Он упрекал Гюго в том, что среди всех греческихстилей в архитектуре тот понимает только стиль "циклопический",и называл его Полифемом, бросающим наугад чудовищные обломки скал. Онзаносил в свои заметки, что в "Последнем дне приговоренного ксмерти" Гюго "проповедовал милосердие вызывающим тоном".Словом, он считал его тяжеловесным, гнетущим, неким грубым готом,вернувшимся из Испании. "Гюго был молодым царьком варваров. Вовремена "Утешений" я попробовал было цивилизовать его, номало в этом преуспел". В заключение он восклицает: "Фу,Циклоп!" Затем, пытаясь провести параллель между своимсоперником и собой, он говорит: "Гюго свойственно величие, атакже грубость; Сент-Беву - тонкость, а также смелость". Он могбы добавить: Гюго - гений, а Сент-Бев - только талант.
4. ОДЫ СЛЕДУЮТ ОДНА ЗАДРУГОЙ
В конце концов монархияпала,
падут и многие другиемонархии.
Шатобриан
Двадцать первого июля1830 года молодой швейцарец Жюст Оливье, страстный любительлитературы, заручившись рекомендацией Альфреда де Виньи и Сент-Бева,пришел в дом N_9 по улице Жана Гужона и позвонил в дверь на третьемэтаже. Служанка сказала ему: "Проходите, пожалуйста, в кабинетбарина..." Он увидел там медальоны работы Давида д"Анже,литографии Буланже, изображающие колдунов, призраков, вампиров, икартины резни. Окно кабинета выходило в сад с тенистыми деревьями;вдали виднелся купол Дома Инвалидов. Наконец появился Виктор Гюго.Оливье объяснил, что он тот самый молодой человек, которого направилк нему Сент-Бев. Сперва Гюго как будто ничего об этом и не слышал, нопотом сказал: "Совсем из головы вылетело". Они поговорили оШильонском замке, о Женеве, о старинных домах. Вошла высокая икрасивая дама, весьма заметно было, что она беременна, с нею двоедетишек, мальчик и девочка, которую поэт назвал "мой котеночек",очаровательная крошка с загорелым и выразительным личиком. То былаЛеопольдина, она же Дидина, она же Кукла. Посетитель нашел, что Гюгоне похож на своем портрете. Волосы у него темные (действительно,волосы стали у него каштановыми) и "как будто влажные",лежат странной волной. Лоб высокий, белый и чистый, но не громадный.Карие живые глаза, выражение лица приветливое и естественное. Сюртуки галстук черные; рубашка и носки - белые. Таким описывает егоОливье.
Вечером Оливьерассказывал у Альфреда де Виньи о своем посещении поэта. Он сказал,что, по его мнению, Гюго тоньше, чем на портрете. "О что вы!язвительным тоном возразил Сент-Бев. - Он растолстел". Потомзаговорили об "Эрнани", где актеры, предоставленные самимсебе, все меняли по-своему. В монологе Карла V вместо слов: "ТакЦезарь с папою - две части Божества" Мишеле говорил: "Народи Цезарь - две части мира", хотя это ломало ритм стиха. "Чтож, - наивно замечала публика, - так по крайней мере мысль менеенелепа". И все собратья захохотали. Сент-Бев рассказал, какФирмен ловко исказил реплику Эрнани: "Из свиты я твоей? Ты прав,властитель мой". Вместо этого он говорил: "Из вашей свиты",и как сумасшедший бегал по сцене, потом возвращался на авансцену исвистящим шепотом добавлял: "Я к ней принадлежу". Некоторыестрофы опять были освистаны, и Ваше, главарь клакеров, хозяйничавшихв Комеди-Франсез, заявлял: "Добавили бы еще человек шесть излевых, и я бы мог спасти эту пьеску!" Словом, чисто парижскиешуточки, в которых не щадят ни учителей, ни друзей, - играючи,раздирают их в клочья, как хищные звери, чтобы поточить свои когти.
Выйдя от Виньи вместе сСент-Бевом, швейцарец захотел проводить его. Он нашел, что этоболтливый и желчный человек. "Какое убийственное время! говорилСент-Бев. - Чтобы забыть о нем, нужны уединение, богатство иразвлечения. Покончить с собой не хочется, самоубийство - этонелепость. Но что за жизнь! Я думаю, лучше всего было бы уехать вдеревню, ходить по воскресеньям к мессе, спокойно говеть великимпостом и праздновать Пасху..." - "Господин Гюго верующий?"- "О, Виктора Гюго такие вопросы не мучают. У него столькобольших и таких чистых, таких тонких наслаждений, которые емудоставляет его талант! Все, что он пишет, так прекрасно, таксовершенно! И он так плодовит!.. Он доволен и своей семейной жизнью.Он весел, - может быть, чересчур весел! Вот уж счастливый человек..."Заметим, что этот "счастливый человек" только что написалстихи о счастье, полные мрачного смирения и разочарования [ВикторГюго, "Где же счастье?" ("Осенние листья")]. НоСент-Бев больше не бывал у четы Гюго; его стул в их доме оставалсяпустым и еще до конца месяца критик журнала "Глобус" вновьуехал в Руан.
Двадцать пятого июлябезумные ордонансы Полиньяка против гражданских свобод возмутилиПариж. "Еще одно правительство бросилось вниз с башен СобораПарижской Богоматери", - сказал Шатобриан. 27 июля поднялисьбаррикады. Гюстав Планш, приехавший навестить супругов Гюго,предложил маленькой Дидине поехать с ним в Пале-Рояль полакомитьсямороженым; он повез девочку в своем кабриолете, но дорогой ониувидели такие толпы народа и отряды солдат, что Планш испугался заребенка и отвез его домой. 28 июля было тридцать два градуса в тени.Елисейские Поля, унылая равнина, в обычное время предоставленнаяогородникам, покрылись войсками. Жители этого отдаленного тогдаквартала были отрезаны от всего и не знали новостей. В саду Гюгопросвистели пули. А накануне ночью Адель произвела на свет вторуюАдель, крепенького младенца с пухлыми щечками. Вдалеке слышаласьканонада. 29 июля над Тюильри взвилось трехцветное знамя. Что будет?Республика? Лафайет, который мог бы стать ее президентом, боялсяответственности не меньше, чем он любил популярность. Он вложилреспубликанское знамя в руки герцога Орлеанского. Короля Франциибольше не было, теперь он назывался король французов. Оттенкизачастую берут верх над принципами.
Виктор Гюго сразу жепринял новый режим. Со времени запрещения "Марион Делорм"он был в холодных отношениях с королевским дворцом, но считал, чтоФранция еще не созрела для республики. "Нам надо, чтобы по сутиу нас была республика, но чтоб называлась она монархией" [ВикторГюго, "Дневник революционера 1830 года"], - говорил он. Онбыл противником насилия; мать описывала ему страшные стороны всякогобунта. "Не будем больше обращаться к хирургам, обратимся кдругим врачам". Вскоре его возмутили карьеристы, спекулировавшиена революции, искавшие и раздававшие теплые местечки. "Противносмотреть на всех этих людей, нацепляющих трехцветную кокарду на свойпечной горшок". Несмотря на то, что Гюго написал столько од,посвященных низложенной королевской семье, ему нечего было бояться.Разве он не совершил революцию в литературе вместе с той самоймолодежью, которая приветствовала Шатобриана у подножия баррикад?"Революции, подобно волкам, не пожирают друг друга". Гюгоотдал прощальный поклон свергнутому королю. "Злосчастный род!Ему - хоть слово состраданья! Изгнанников былых постигло вновьизгнанье..." [Виктор Гюго, "Писано после Июля 1830 года"("Песни сумерек")] Гюго принял Июльскую монархию;оставалось только, чтобы она его приняла. Он сделал поворот споразительным искусством - одами, но без угодничества.
Его ода "К МолодойФранции" была гораздо лучше в литературном отношении, чем егопрежние легитимистские оды, - что было признаком искренности:
О братья, и для васнастали дни событий!
Победу розами и лавромуберите
И перед мертвымисклонитесь скорбно ниц.
Прекрасна юностибезмерная отвага,
И позавидуют пробитойткани флага
Твои знамена,Аустерлиц!
Гордитесь! Доблестью сотцами вы сравнялись!
Права, которые всраженьях им достались,
Под солнце жизни вывернули из гробов.
Июль вам подарил, чтобдети в счастье жили,
Три дня из тех, чтожгут форты бастилий,
А день один был у отцов
[Виктор Гюго, "Писанопосле Июля 1830 года" ("Песни сумерек")].
Гюго хотел, чтобы этистихи напечатаны были в "Глобусе", либеральном журнале.Сент-Бев, вернувшийся из Нормандии, провел переговоры с редакцией.Гюго пошел к нему в типографию журнала, чтобы пригласить его бытькрестным отцом своей новорожденной дочери. Сент-Бев замялся было исогласился, лишь когда получил заверение, что этого хочет Адель.Сент-Бев и стал лоцманом, который провел оду Виктора Гюго "черезузкие еще каналы восторжествовавшего либерализма". Для ееопубликования в "Глобусе" он составил милостивую "шапку"."Он сумел, - говорилось там о Гюго, сочетать с полнейшимчувством меры порыв своего патриотизма с должным приличием поотношению к несчастью; он остался гражданином Новой Франции, нестыдясь своих воспоминаний о Старой Франции..." И сказано былохорошо, и маневр был искусный. Поэтому Сент-Бев остался доволенсобой. "Я призвал поэта на службу режиму, который тогдаустановился, на службу Новой Франции. Я избавил его от роялизма..."
Гюго чувствовал себяпрекрасно в этой новой роли, которую он, впрочем, начал играть еще современи оды "К Вандомской колонне". "Плохая похвалачеловеку, - писал он, - сказать, что его политические взгляды неизменились за сорок лет... Это все равно что похвалить воду за то,что она стоячая, а дерево за то, что засохло..." За "Дневникомюного якобита 1819 года" последовал "Дневник революционера1830 года". "Нужно иногда насильно овладеть хартиями, чтобыу них были дети". Для него все складывалось хорошо. Он состоял вНациональной гвардии - в четвертом батальоне 1 легиона, занимая тамдолжность секретаря Дисциплинарного совета, которая освободила его отдежурств и караулов. После постановки его пьесы, после признания егосвоим при новом режиме, он мог наконец вновь приняться за "СоборПарижской Богоматери".
