Работа

Истоки и характер литературных исканий конспект. Сочинение по литературе

Стремление к творческому преображению мира.

Истоки и характер литературных исканий.

ЛИТЕРАТУРА НАЧАЛА XX ВЕКА

Русская литература конца XIX - начала XX в. сложилась в неполные три десятилетия (1890-1910-е гᴦ.), но пришла к удивительно ярким, самостоятельным по значению достижениям. Молодое поколение авторов было кровно связано с русской классической литературой, однако по ряду объективных причин проложило свой путь в искусстве.

В результате октябрьских событий 1917 ᴦ. жизнь и культура России претерпели трагический катаклизм. Интеллигенция в большинстве своем не приняла революцию и вольно или невольно уехала за границу. Изучение творчества эмигрантов нужнолго оказалось под строжайшим запретом.

Первую попытку принципиально осмыслить художественное новаторство рубежа веков предприняли деятели Русского зарубежья.

Н. А. Оцуп ввел в 1933 ᴦ. многие понятия и термины, широко признанные в наше время. Эпоху Пушкина, Достоевского, Толстого (т. е. XIX столетие) он уподобил завоеваниям Данте, Петрарки, Боккаччо и назвал отечественным ≪золотым веком≫. Последовавшие за ним ≪как бы стиснутые в три десятилетия явления именовал ≪серебряным веком≫.

Оцуп установил сходство и различие двух пластов поэтической культуры. Οʜᴎ были сближены ≪чувством особенной, трагической ответственности за общую судьбу≫. Но смелые провидения ≪золотого века≫ сменились в период ≪всœе и всœех поглотившей революции≫ ≪сознательным анализом ≫, сделавшим творчество ≪более - в человеческий рост≫, ≪ближе к автору≫.

В столь образном сопоставлении немало прозорливого. Прежде всœего - влияние революционных потрясений на литературу. Оно, разумеется, было совсœем не прямым, а весьма своеобразным.

В кризисную эпоху значительно ослабела вера в возможную гармонию. Вот почему ≪сознательному анализу≫ (Н. Оцуп) заново подвергались вечные проблемы: смысла жизни и духовности людей, культуры и стихии, искусства и творчества... Классические традиции развивались в новых условиях разрушительных процессов.

Напряженным вниманием к обыденному течению дней и способностью уловить в его глубинах светлое начало обладали художники Серебряного века.

И. Анненский очень точно определил истоки такого поиска. ≪Старым мастерам≫, считал он, было присуще чувство ≪гармонии между элементарной человеческой душой и природой≫. А в своей современности выделил противоположное: ≪Здесь, напротив, мелькает „я", ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ хотело бы стать целым миром, раствориться, разлиться в нем, „я" - замученное сознанием своего безысходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования...≫.

Так и было в литературе рубежа веков. Ее создатели мучительно переживали стихию измельчения, расточения жизни.

Самые мрачные картины просветлял, однако, ≪творящий дух≫. Путь к подлинному бытию лежал через самоуглубление художника. В сокровенных сферах индивидуального мировосприятия росла вера в нетленные ценности жизни.

Творческое преображение действительности еще более зримо проступало в поэзии начала века. И. Анненский пришел к верному наблюдению: ≪Границы между реальным и фантастическим для поэта не только утоньшились, но местами стали вовсœе прозрачными. Истина и желания нередко сливают для него свои цвета≫. В раздумьях многих талантливых художников эпохи находим сходные мысли.

Стремление к творческому преображению мира. - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Стремление к творческому преображению мира." 2017, 2018.

Вводный урок – лекция в 11 классе по теме:

Литература начала ХХ века.

Характеристика литературного процесса начала XX века. Многообразие литературных направлений, стилей, школ, групп.

Цели урока: дать понятие о связи исторического и литературного процессов начала XX века; выяснить, в чём особенности развития литературы в начале ХХ века, отметить своеобразие реализма в литературе рубежа эпох, познакомить с новым направлением в искусстве – модернизмом, его содержанием, направленностью. Развивать навыки конспектирования лекционного материала. Воспитывать интерес к русской классической литературе.

  1. Истоки и характер литературных исканий начала ХХ века.
  2. Направления философской мысли начала ХХ века.
  3. Характеристика литературного процесса начала ХХ века.
  4. Своеобразие реализма в русской литературе начала ХХ века.
  5. Многообразие литературных направлений, школ, групп.
  6. Декаданс. Модернизм.

Эпиграф к уроку.

Начало века было у нас временем большого умственного и духовного возбуждения… Целые миры раскрывались для нас в те годы… Начало ХХ века ознаменовалось для нас ренессансом (возрождением) духовной культуры, ренессансом философским и литературно-эстетическим. Никогда еще русская культура не достигала такой утонченности.

Н. Бердяев

1.Условно историки разделяли страны всего мира к началу ХХ века на три эшелона: первый – страны с высоким уровнем развития капитализма. В нем движутся правовые государства с развитой демократией, те страны, в которых на ранних стадиях прошли буржуазные революции. Англия. Франция. Второй эшелон – страны, в которых революции произошли несколько позднее, буржуазия потерпела поражение и вынуждена была делить власть с дворянством, но это были устойчиво развивающиеся по капиталистическому пути государства. Германия. Италия. Япония. В третьем эшелоне двигались страны, в которые капитализм завезли «извне». Америка. Африка. Страны Азии. Политически и экономически эти страны были подчинены сильным капиталистическим державам.

Куда поместить Россию?

Умом ее не понять, аршином общим не измерить…

Основная часть населения - крестьяне. В городах живет 16-18% населения.

Дворянский класс к тому времени деградирует окончательно. Остались совсем небольшие группы помещиков Шереметьевых, Голицыных, Долгоруковых. Земли их закладывались и перезакладывались. Сами они большую часть жизни проводили за границей. Поднимается новый социальный пласт купечества и буржуазии. Капиталисты Рябушинские, Прохоровы, Морозовы. Мамонтовы. Рождается еще один новый социальный класс – пролетариат. К тому времени в России проживало 60% грамотных мужчин и 40% грамотных женщин.

На рубеже веков Россия вступила в период войн и революций. Ожидание перемен, казалось, пропитало саму атмосферу общественно-политической жизни России. Как хотелось отбросить прошлое и ворваться в новый неизвестный мир. Поднимающийся пролетариат казался таким привлекательным. Освобождение личности казалось возможным. Искусство и литература развиваются под воздействием ожидания и свершения надвигающихся больших событий. Три революции в начале века. Две войны.

1905-1907

Война 1904-1905 - Русско-японская

Война 1914-1918 - Первая мировая.

Таких стремительных перемен и изменений в общественной жизни. В политической, в психологии народа не знает ни одна страна.

В это бурное и грозное время противоборствовали 3 политические позиции:

Сторонники монархии,

Защитники буржуазных реформ,

Идеологи пролетарской революции.

Программы перестройки страны

«сверху» «снизу»

Средствами «самых путем «ожесточенной,

Исключительных кипучей войны классов,

законов» (Столыпин) которая называется рево

Люцией» (Ленин)

Однако русское искусство и литература, в том числе, никогда не принимала идей насилия и буржуазного практицизма. (Вспомним героев Достоевского, Толстого, Гончарова, Тургенева).

Спасение не

«сверху» и не «снизу»,

а только

«ИЗНУТРИ»,

через нравственное преображение.

Ощущение всеобщей катастрофичности, разобщенности и мечта о духовном возрождении человека, всеобщем единении, гармонии с природой – проблемы, которые пытается решать философская и литературная мысль России, суть характера философских и литературных исканий.

2. Острые противоречия жизни, растерянность, отчаяние, потеря веры в близкие социальные перемены во многом определили не только общественную атмосферу в России, но и развитие философских течений. Преодоление всеобщего разобщения и дисгармонии восходило к духовному возрождению человека и человечества. Болезненная реакция на призыв к борьбе, к насилию породила НЕОрелигиозные искания эпохи. (См. приложения из «Рабочей тетради» на стр. 6)

Религиозные мыслители Н.Ф. Федоров, В.С. Соловьев призывали к пробуждению «в себе» божественного начала. «Благая весть» Христа привела Федорова к убеждению: «сыны человеческие могут стать воссоздателями разрушенной связи поколений и самой жизни, превратив слепую силу природы в сознательное творчество гармоничного духа. Соловьев защищал идею воссоединения омертвелого человека с вечным божественным началом. Достичь такого идеала, считал он, возможно силой разных прозрений – в религиозной вере, высоком искусстве, совершенной земной любви.

Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, В.В. Розанов, Д.С. Мережковский. Всех их согревала греза о приобщении слабого, заблудшего человека к божественной истине. Они мечтали не о социальной деятельности, которая приведет к переменам, а о «религиозной общественности», способной разбудить сонную душу современников, нравственно преобразить страну.

Целые литературные, поэтические объединения тяготели к своим кумирам:

символисты - к Соловьеву, футуристы - к Федорову. Аналогичные тенденции наблюдались в музыке, живописи, театре.

3. Литературу «золотого века» и литературу века Серебряного всегда сближало чувство трагической ответственности за общую судьбу. Идет сознательный анализ вечных проблем: духовность, смысл жизни, культура и стихия. В ХХ веке (в самом его начале) это происходит на фоне сложных общественно-политических (разрушительных) процессов. «Старым мастерам», по мнению Анненского, было присуще «чувство гармонии между элементарной человеческой душой и природой». А художники начала ХХ века искали потаенную силу противодействия «инертному состоянию».

Выделяются:

«Я», которое хочет стать целым миром. (И. Анненский)

«Я», замученное сознанием одиночества и неизбежности конца. (А. Блок)

«Я», угнетенное загадкой и бесцельностью земного существования.

(Б. Зайцев)

Творческое преображение действительности характерно для литературного процесса начала ХХ века, зримо проступает оно в поэзии.

Сторонники революционного движения создали новое направление в литературе. Появилась группа «пролетарских поэтов», которые связывали поэзию с конкретными задачами социальной борьбы. Среди них были интеллигенты Кржижановский, Радин, Богданов, рабочие и крестьяне Шкулев, Нечаев, Гмырев, Демьян Бедный. Это было стихийное творчество масс традициями народного фольклора. Воспевались жизнь и труд фабричных рабочих. Исторический оптимизм характерен для этой поэзии. Они старались пробудить гордость, самосознание, желание восстать против убожества окружающей жизни, изменить эту жизнь. Поэты прибегали к условно-романтическому стилю, употребляя его характерные элементы: эпитеты «праведная кровь», «роковой гнет», «святое рабочее дело», «светлый путь»; аллегорические образы восхода, зари, весны. Они использовали известные народные русские песни, переделывали европейские, придавая им новое звучание.

Ведущие жанры – песни, стихи, памфлеты, басни, фельетоны, эпиграммы, открытые социальные призывы. Организация «Пролеткульт» старалась создать новую литературу силами самих рабочих и для рабочих, отрицая всю предшествующую культуру и классическое наследие. (См. учебник стр. 11-12, хрестоматия Баранникова).

4. Своеобразие реализма литературы начала ХХ века.

Реализм (От лат. Realis – действительный, вещественный, подлинный) – художественный метод, который определял характер творчества русских писателей 19 века. Критический реализм представляет собой художественное исследование жизни, постижение и воссоздание лежащих в ее основе закономерностей (типичного в ней ).

Реализм начала ХХ века называют «одухотворенным реализмом». Каковы его черты?

Это реализм, ищущий истину, обретающий истину;

Это реализм, из которого исчез образ, адекватный идеалу писателя, образ, который воплощал его заветные мысли, образ-носитель представлений художника (сочувствие не этим людям, а неясной мечте);

В литературу пришел «герой средней руки» (чиновник, офицер, интеллигент, бедняк);

Реализм далек от обличения заблудшей личности, от иронии, его волнует загадка самой природы человеческой дисгармонии;

Обновление жанровых структур, рассказ-малютка может вместить проблемы огромного масштаба, и наоборот, большая повесть рассказывает о событиях двух дней;

В реализме начала ХХ века нет нравоучительных интонаций, он призывает к со-переживанию, к со-творчеству;

Анализ реальных процессов совмещался со смелой романтической мечтой, реализм ХХ века сродни романтизму, импрессионизму, экспрессионизму, символизму;

Неустанное влечение к классическому наследию.

Реалистическая «одухотворенная» проза начала ХХ века звала к дискуссии.

  1. Многообразие литературных направлений.

Направление, или метод (от греч. Methodos – исследование) – способ исследования, принцип, лежащий в основе изучения жизни. В худ. л-ре основные принципы, которыми руководствуется писатель, изображая в художественных образах жизненные явления.

Самостоятельная работа с учебником.

Учащиеся работают с материалом учебника под редакцией В.П. Журавлёва (ч.I) стр. 20-26. Главы: Особенности новейшей поэзии, Символизм, Акмеизм, Футуризм – читают и делают краткие записи.

Параллельное возникновение все новых и новых поэтических школ - одна из интереснейших тенденций эпохи. Происходило нарастание личностного начала, повышение статуса творческой индивидуальности в искусстве.

Поэты «непохожи друг на друга, из разной глины. Ведь это все русские поэты не на вчера, не на сегодня, а навсегда. Такими нас не обидел Бог» (О. Мандельштам). Литературная школа (течение) и творческая индивидуальность – две ключевые категории литературного процесса начала XX века. Эстетическое своемыслие – общая тенденция в лирике серебряного века.

Характерными фигурами, стоящими вне направлений («Одинокие звезды»), были М. Цветаева, М. Кузьмин, В. Ходасевич.

Стремление выразить более сложные, летучие или противоречивые состояния души потребовало нового отношения к слову-образу:

Я – внезапный излом,

Я – играющий гром,

Я – прозрачный ручей,

Я – для всех и ничей. К. Бальмонт

Звучало предчувствие «грядущих мятежей»:

Где вы, грядущие гунны,

Что тучей нависли над миром?

Слышу ваш топот чугунный

По еще не открытым Памирам. В. Брюсов

В стихотворения входят экзотические образы и мотивы как противодействие размеренно-мещанскому быту («Жираф», «Озеро Чад» Н. Гумилева).

Поэты-футуристы провозглашают решительное «нет» наследию классики, разрушая «эстетику старья» (стихи В. Маяковского, В. Хлебникова и др.)

Подведение итогов урока.

– Что вы получили на уроке для понимания характерных особенностей литературного процесса в России начала XX века?

Домашнее задание:

1. С опорой на материал лекции подготовьте рассказ на тему «Социально-экономическое и культурное развитие России в начале XX века».

2. Самостоятельная работа с учебником стр. 7-26

– Каков смысл определения «серебряный век»?

– Как Н. Оцуп различал «золотой» и «серебряный» века русской литературы?

– Какие традиции классики восприняла реалистическая проза нового времени?

– В чем состоят особенности литературного героя новой эпохи

– Что отличает модернизм от реализма?

– Что сближает разные течения модернизма?

– Каковы особенности прозы начала века?

– В чем причины возникновения различных литературных группировок?


Стремление к творческому преображению мира.

Истоки и характер литературных исканий.

ЛИТЕРАТУРА НАЧАЛА XX ВЕКА

Русская литература конца XIX - начала XX в. сложилась в неполные три десятилетия (1890-1910-е гг.), но пришла к удивительно ярким, самостоятельным по значению достижениям. Молодое поколение авторов было кровно связано с русской классической литературой, однако по ряду объективных причин проложило свой путь в искусстве.

В результате октябрьских событий 1917 г. жизнь и культура России претерпели трагический катаклизм. Интеллигенция в большинстве своем не приняла революцию и вольно или невольно уехала за границу. Изучение творчества эмигрантов надолго оказалось под строжайшим запретом.

Первую попытку принципиально осмыслить художественное новаторство рубежа веков предприняли деятели Русского зарубежья.

Н. А. Оцуп ввел в 1933 г. многие понятия и термины, широко признанные в наше время. Эпоху Пушкина, Достоевского, Толстого (т. е. XIX столетие) он уподобил завоеваниям Данте, Петрарки, Боккаччо и назвал отечественным ≪золотым веком≫. Последовавшие за ним ≪как бы стиснутые в три десятилетия явления именовал ≪серебряным веком≫.

Оцуп установил сходство и различие двух пластов поэтической культуры. Они были сближены ≪чувством особенной, трагической ответственности за общую судьбу≫. Но смелые провидения ≪золотого века≫ сменились в период ≪все и всех поглотившей революции≫ ≪сознательным анализом ≫, сделавшим творчество ≪более - в человеческий рост≫, ≪ближе к автору≫.

В столь образном сопоставлении немало прозорливого. Прежде всего - влияние революционных потрясений на литературу. Оно, разумеется, было совсем не прямым, а весьма своеобразным.

В кризисную эпоху значительно ослабела вера в возможную гармонию. Вот почему ≪сознательному анализу≫ (Н. Оцуп) заново подвергались вечные проблемы: смысла жизни и духовности людей, культуры и стихии, искусства и творчества... Классические традиции развивались в новых условиях разрушительных процессов.

Напряженным вниманием к обыденному течению дней и способностью уловить в его глубинах светлое начало обладали художники Серебряного века.

И. Анненский очень точно определил истоки такого поиска. ≪Старым мастерам≫, считал он, было присуще чувство ≪гармонии между элементарной человеческой душой и природой≫. А в своей современности выделил противоположное: ≪Здесь, напротив, мелькает „я", которое хотело бы стать целым миром, раствориться, разлиться в нем, „я" - замученное сознанием своего безысходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования...≫.


Так и было в литературе рубежа веков. Ее создатели мучительно переживали стихию измельчения, расточения жизни.

Самые мрачные картины просветлял, однако, ≪творящий дух≫. Путь к подлинному бытию лежал через самоуглубление художника. В сокровенных сферах индивидуального мировосприятия росла вера в нетленные ценности жизни.

Творческое преображение действительности еще более зримо проступало в поэзии начала века. И. Анненский пришел к верному наблюдению: ≪Границы между реальным и фантастическим для поэта не только утоньшились, но местами стали вовсе прозрачными. Истина и желания нередко сливают для него свои цвета≫. В раздумьях многих талантливых художников эпохи находим сходные мысли.

В начале XX в. возникло и совершенно иное направление литературы. Оно было связано с конкретными задачами социальной борьбы. Такую позицию отстаивала группа ≪пролетарских поэтов≫. Среди них были интеллигенты, рабочие и вчерашние крестьяне. Внимание авторов революционных песен, пропагандистских стихов было обращено к тяжелому положению трудящихся масс, их стихийному протесту и организованному движению.

Произведения такой идейной ориентации содержали немало реальных фактов, верных наблюдений, экспрессивно передавали некоторые общественные настроения. Однако сколько-нибудь значительных художественных достижений здесь не было. Главенствовало притяжение к политическим конфликтам, социальной сущности человека, а развитие личности подменялось идеологической подготовкой к участию в классовых боях.

Путь к искусству лежал через постижение многоплановых отношений людей, духовной атмосферы времени. И там, где конкретные явления как-то увязывались с этими проблемами, рождалось живое слово, яркий образ.

Для художников начала века преодоление всеобщего разобщения и дисгармонии восходило к духовному возрождению человека и человечества.

В.А. Беглов
(Стерлитамак)

Характер и характерология
в эпических исканиях русской литературы середины ХIХ века

Категория “характер” занимает в литературоведении особое место: сколь высока частотность употребления термина, столь и неопределенным остается его наполнение. Об этом говорилось в начале 60-х годов С.Г. Бочаровым в программном коллективном труде по актуальным вопросам теории литературы ; с аналогичного тезиса начинает свою работу другой исследователь четыре десятилетия спустя: “Литературоведами неоднократно отмечалось отсутствие строгой дифференциации понятий “характер”, “человек”, “личность”, “литературный герой”, “образ”. Близость этих понятий обусловила частое употребление их в одном синонимическом ряду” . Ситуация осложняется еще и тем, что разнообразные литературные явления последних столетий не могут быть описаны во всей полноте вне упоминания о характере. Усиление противоречий в обществе, вызванное эмансипацией личности, оказалось столь очевидным, что потребовало философского обоснования господствующего положения характера в новой литературе .

В решении проблемы характера преодолевались две крайности. В первой, восходящей к традициям русской критики ХIХ века, преобладало видение в характере отпечатка эпохи, действительности. Так, Г.Н. Поспелов полагал, что “реализм произведения заключается в основном в том, что писатель заставляет своих героев действовать в соответствии с особенностями их социальных характеров (курсив мой.– В.Б .), с их внутренними закономерностями, создаваемыми общественными отношениями их страны и эпохи, - типическими обстоятельствами” . Сам текст, законы его саморазвития отодвигаются на второй план и, по сути своей, выводятся за пределы собственно литературоведческого анализа.

Аналогичным образом подходили к рассмотрению характера и сторонники другой точки зрения, в качестве первоисточника обращавшиеся к психической сфере: “Характер – это совокупность психических свойств, из которых складывается личность человека и которые проявляются в его действии, поведении” . В этом определении А.М. Левидова, как и у Г.Н. Поспелова, литературный характер по своей природе вторичен – он выступает как производное других сфер бытия.

Характер – важнейшее звено организации текста. Он устанавливает “границы степени адекватности” внутри парадигматических отношений “действительность – произведение”, “произведение – текст”, “текст – автор”, “автор – образ”, “образ – персонаж” и проч. И действуют характеры внутри особого мира, не тождественного миру действительности . Примером продолжения и развития данного подхода являются работы В.Е. Хализева, закрепившие в научном обиходе выражение “художественный характер” . Большинство современных теоретиков литературы понимают характер как “образ человека, увиденный не изнутри, не с последней смысловой позиции самой личности, а извне, с точки зрения другого, и увиденный как,другой”, а не как,я”. Поэтому характер – в конечном счете объектный образ. Он предполагает наличие всезнающего автора, обладающего по отношению к герою авторитетной и бесспорной позицией вненаходимости, с которой он может завершить и объективизировать свое создание” . В нашем случае характер оказывается жанрообразующей компонентой текста, ибо очерчивание границ характера предполагает разговор о границах эпоса вообще.

Характер в литературе – продукт исторического развития словесного творчества, отсюда и эволюция характерологии есть следствие процессов как в жанровой системе в целом, так и в отдельно взятом жанре.

Расширяется и категориальный минимум, описывающий данное явление. Н.В. Драгомирецкая предлагает ввести в научный обиход “понимание категории отношения автора и героя как особого,раздвоения” содержательной сферы литературы, инварианта отношения формы и содержания” . Характер, таким образом, можно рассматривать в качестве показателя жанровой природы произведения; в системе внутритекстовых связей он выступает в качестве способа обнаружения субъекта сознания в субъекте (субъектах) речи.

По мнению А.В. Михайлова, эпопейный и романный способ видения мира реализуются в двух типах характера. Первый, “греческий charactēr”, “постепенно обнаруживает свою направленность,вовнутрь” и, коль скоро это слово приходит в сопряженность с,внутренним” человека, строит это внутреннее извне – внешнего и поверхностного. Напротив, новоевропейский характер строится изнутри наружу: ,характером” именуется заложенная в натуре человека основа или основание, ядро, как бы порождающая схема всех человеческих проявлений” . В этом смысле интерес к эпопее к середине ХIХ в. поддерживался надеждой на восстановление (восполнение) утраченного характера.

Традиционное деление персонажей на группы, составление различного рода классификаций, классическим примером чему служит статья М.В. Авдеева “Наше общество (1820 – 1870) в героях и героинях литературы” , теряет собственно литературную специфику. Критерии выделения характеров должны быть иными, нежели называние психологических или социальных черт и, тем более, составление своего рода “портретов” героев и антигероев времени по этическим признакам (добрые и злые, хитрые и простодушные, эгоисты и альтруисты и проч.). Категория характера указывает на формальную сторону изображения человека в эпосе.

До ХVIII века включительно литература стремилась в представлении человека к смысловой завершенности. В эпосе полнее всего этот принцип выдерживала, несомненно, эпопея. Угасание магической силы героического эпоса было для 40-х гг. ХIХ крайне болезненным. К.С. Аксаков восклицал: “Мы потеряли, мы забыли эпическое наслаждение; наш интерес сделался интересом интриги, завязки: чем кончится, чем объяснится такая-то запутанность, что из этого выйдет? Загадка, шарада стала наконец нашим интересом, содержанием эпической сферы, повестей и романов, унизивших и унижающих, за исключением светлых мест, древний эпический характер” .

В 40-годы ХIХ века сосуществовали два подхода к характеру, принципиально отличавшихся друг от друга, причем не только и не столько в плане идеологическом, как это обычно представляется, сколько в области характерологии.

Современники, включая К.С. Аксакова, обращали внимание на то, что в большинстве журнальных публикаций этого периода сюжет представляет собой развертывание уже сложившихся представлений о персонажах, пребывающих в состоянии неведения. Их сущность точнее всего выразила героиня повести Г.Ф. Основьяненко “Фенюшка”: она “не понимала ничего, что происходило с ней. Ей показалось все сном. Она ничего не могла сообразить” . В этой группе текстов сюжет не выходит за пределы фабульного ряда, что объясняет обилие произведений с прогнозируемыми продолжениями, в чем особенно преуспел Н.В. Кукольник (“Эвелина де-Вальероль”, “Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова”, “Дурочка Луиза” и др.), дальнейшая публикация которых могла быть как приостановлена, так и возобновлена в любой момент. Характеры столь статичны, что говорить о разветвленной системе субъектных отношений в тексте не приходится вообще. Смена художественных ориентиров была столь разительной, что литературная общественность не могла не пребывать в ожидании перемен.

Не их ли удовлетворением объясняется успех как у критики, так и у читателей “Петербургского сборника”, романа Достоевского “Бедные люди”. “Библиотека для чтения” восторженно отмечала: “Это не классические неподвижные изваяния (курсив мой. – В.Б .) <…>; это образы действующие, обреченные закону развития, движущиеся и движущиеся при всей их свободе и случайности обстоятельств, всегда по указанному направлению к одной цели” . В дальнейшем неоднократно случалось соединение названных тенденций. В.М. Маркович усматривает их в романе Герцена “Кто виноват?”, сравнивая первую (где действие “лишь реализует то содержание характеров, которое уже в основном раскрыто и объяснено биографиями” ) и вторую (в которой происходит взаимообогащение автора и характера в сюжетном действии) части. Неожиданным образом оказывается, что литературная эпоха жила не идеологическими расхождениями, а поисками адекватных форм художественного эпического выражения. И в этом смысле вопросы характерологии играли не последнюю роль.

В статье “Портрет Н.В. Гоголя”, появившейся в 1842 году в журнале “Современник”, названы способы создания характеров. Первый традиционен, он называет в характере главное, основное, тяготеет к максимальной определенности. Заметим попутно, что этот принцип декларировался в физиологическом очерке, стремившимся дать о человеке исчерпывающую информацию. Другой путь оставлял персонажу широкий спектр эволюции. Иначе говоря, ставится вопрос о том, что – в терминологии ХХ века – характер должен быть амбивалентным. В наиболее сложном положении оказался читатель, воспитанный на нормативных традициях классицизма, сентиментализма, отчасти романтизма. В эпосе 40-х годов оппозицию непритязательным вкусам составили, в первую очередь, произведения Гоголя и Лермонтова. Диапазон возможностей развития характера в их произведениях оказывался широчайшим: от персонажа, переступившего черту “родовых” интересов, до героической фигуры (Андрий в “Тарасе Бульбе”), от махинатора, поправшего нравственные нормы, до “почти поэта”, сердцем ощущавшего биение национальной жизни (Чичиков), от “прорехи на человечестве” до глубоко драматической фигуры (Плюшкин), от заведомого мизантропа до человека, готового даже врага заключить в объятия (Печорин). Подобный ряд примеров можно продолжить. В них – признание сложности и внутренней противоречивости человека, что позволяло авторам использовать все многообразие внутритекстовых связей. Амбивалентный характер выходит за пределы, очерченные субъекту речи; в своей цельности он становится субъектом сознания по отношению к предполагаемым векторам собственного развития.

Примечательно, что в отстаивании этого пути сближались позиции авторов, принципиально расходившихся во взглядах на многие вопросы общественного и литературного строительства. И напротив, порой отдалялись те, сторонники которых занимали в их решении близкие, если даже не тождественные позиции. Думается, что скорый распад натуральной школы объясняется все теми же причинами. Рассказы Тургенева из “Записок охотника” (в первую очередь “Бурмистр” и “Бирюк”), повести Достоевского, появившиеся после “Бедных людей” и крайне настороженно встреченные Белинским, - важнейшие звенья в ряду перемен в художественном сознании эпохи.

Наконец, третья сторона рассматриваемой проблемы. Она касается взаимоотношений автора и героя. По справедливому замечанию Н.В. Драгомирецкой, “в сдвигах, трансформациях отношения автора и героя могут быть раскрыты дело и душа всей человеческой истории” . Если характер динамичен и если его основу составляют принципы амбивалентности, то автор не называет, а обозначает свое присутствие в тексте именно в характерах. Этим даром великолепно владел Пушкин. Анализируя его произведения, Р. Якобсон ввел специальный термин “колеблющаяся характеристика” , а П. Лаббок использовал выражение “скользящая характеристика” , актуализировавшие активную роль субъектов речи в литературе ХIХ – ХХ вв.

Но более всего проблема характера в литературе середины ХIХ века обнаружила себя в связи с понятиями типа и типизации. Диапазон толкований термина “тип” варьируется ныне от воплощенной в персонаже черты, какого-либо повторяющегося свойства до любого воплощения общего в индивидуальном. В характере преобладает внутреннее движение, в типе – устойчивые, сформировавшиеся признаки. Стремительность жизни, быстрота перемен вынуждали искать стабильные признаки даже ценой застывших форм. Результат стоил того: отсекалось случайное, сущность вытесняла явление, причина – следствие. Критик “Современника”, описав несколько типов в романах Бальзака (влюбленного, скряги, священника, ростовщика и др.), с восторгом восклицает: “… все эти различные типы, по большей части неизвестные романистам прежних веков, составляют самое прочное основание литературного здания г. Бальзака” . Логика литературного развития здесь, очевидно, такова: человек – характер – тип. Но всякая модель не является самоцелью, а создается для того, чтобы в конечном итоге быть дешифрованной. Выскажем предположение, что в 40-е годы сосуществовало не менее трех исходов в парадигматике “характер – тип”.

Первый нашел полновесное выражение в классических произведениях натуральной школы и, в первую очередь, в физиологическом очерке. Герой в них – “социальный тип в чистом виде” , индивидуальный план сведен к минимуму, изображаемый человек – один из многих. Показательный пример – еще одно произведение Основьяненко: “Жизнь и похождения Петра Степанкова сына Столбикова”. Чиновники, съехавшиеся в дом губернатора, пребывают в ожидании скорых перемен. До появления хозяина дома еще есть время, и автор пытается составить коллективный портрет гостей. Удивительно, но все они будто бы на одно лицо. Объявленная отставка губернатора вызывает немедленную реакцию присутствующих: “Иной поражен истинною горестью, у иного радость просияла на лице, у другого злобная, коварная улыбка. <…> Один из председателей задрожал, и холодный пот выступил у него на лице. <…> Всех и не перепишешь (курсив мой. – В.Б .)” . Да в этом и нет никакой необходимости. Завершенность характера в типе определила пафос произведений откровенной социальной окрашенности.

Второй из возможных исходов дилеммы “характер – тип”, как, впрочем, и следующий, основан на осознании того, что тип – не конечный пункт, а определенное звено в цепи, связывающей характер и автора. Характер вырастает в тип словно бы для того, чтобы быть отраженным другим “я”. Мало кто из классиков ХIХ века прошел мимо этого способа, восходящего, скорее всего, к Лермонтову, но концептуальную завершенность получившего в романах Гончарова (сошлемся на оппозиции Петр – Александр Адуевы, Штольц – Обломов). На каких-то стадиях сюжетного действия кажется, что Александр – абсолютный романтик, а его дядя не выходит за рамки прагматизма. Но Гончаров постоянно опасается превращения подвижных характеров в закостенелые типы, поэтому далее контуров типов дело обычно не заходит. Закрепившаяся практика взаимного отражения постепенно перерастает (в первую очередь у Достоевского) в двойничество. Продуктивность приема объясняется тем, что расшатывается завершенность типа, того, к чему он изначально тяготеет.

И, наконец, последнее. Назовем это явление прозрачностью или проницаемостью типа. Актуализируется оно тогда, когда абстракция или обобщение возводят тип в сверхтип. Но и это – не самоцель, а средство, позволяющее характеру обрести себя в новом качестве. Полнее всего это явление выразил Тургенев. Персонажи его произведений – от мальчиков из “Бежина луга” и посетителей придорожного трактира из “Певцов” до романных героев-идеологов – оказываются на пересечениях, связывающих Гамлета и Дон Кихота. Сверхтипы рождает и национальная традиция; именно об этом писал А.А. Григорьев применительно к “стремительным” и “осаживающим” персонажам русской литературы. В сверхтипе происходит мгновенное слияние субъектов сознания и субъектов речи, авторская позиция обнажается до предела. Сверхтип словно бы достигает критической массы, и в высшей точке его развития возникает новая потребность трансформации в динамический характер. Именно так разворачивается триада “характер – тип – сверхтип” в “Рудине” или “Отцах и детях”. Таким образом, для романа характер столь же естественен, сколько для эпопеи – сверхтип.

Создается впечатление, что проблемы характера в эпической литературе и эпопее как жанре эпоса в 40-е годы ХIХ века развивались исключительно параллельно, вне зависимости друг от друга. Однако существовала одна очень важная точка пересечения – поиск героя , найденного и запечатленного в эпопее в далеком прошлом и утраченного в прежнем виде в дальнейшем. Поэтика эпопеи, таким образом, в опосредованном виде влияла на становление – особенно в связи с характерологией – романа и других жанров малого эпоса.

Примечательно и то, что эпос середины ХIХ века стал своеобразной экспериментальной почвой для жанровых исканий последующих литературных эпох.

Библиографический список

  1. Авдеев А.В. Наше общество (1820-1870) в героях и героинях литературы. - Спб., 1874.
  2. Аксаков К.С. Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова, или Мертвые души// Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М., 1982.
  3. Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства// Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ. Метод. Характер. - М., 1962.
  4. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. - М., 2004.
  5. Гегель Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. - М., 1971.
  6. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. - Л., 1979.
  7. Драгомирецкая Н.В. Автор и герой в русской литературе ХIХ-ХХ веков. Диалектика взаимодействия. Автореферат дис. …. докт. филол. наук. - М., 1989.
  8. Есаулов Е.А. Спектр адекватности в истолковании литературного произведения. “Миргород” Н.В. Гоголя. - М., 1995.
  9. Кирилюк З.В. Проблема характера в русской литературе первой трети ХIХ века. Дис. … докт. филол. наук. - Киев, 1988.
  10. Кьеркегор С. Или-или// История эстетики: В 5 т. Т. III. - М., 1967.
  11. Левидов А.М. Автор – образ – читатель. - Л., 1983.
  12. Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман ХIХ века (30-50-е годы). - Л., 1982.
  13. Михайлов А.В. Языки культуры. - М., 1987.
  14. Никитенко А.В. Петербургский сборник, изданный Н. Некрасовым. Статья первая// Библиотека для чтения. - Спб., 1946. Т. 75. № 3.
  15. Основьяненко Г.Ф.Фенюшка// Современник. 1841. Т. ХХII.
  16. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. - М., 1972.
  17. Современник. Спб., 1841. Т. ХХI.
  18. Современник. Спб., 1841. Т.ХХIV.
  19. Хализев В.Е. Основы теории литературы. Ч. I. - М., 1994.
  20. Якобсон Р. Работы по поэтике. - М., 1987.
  21. Lubbok. The Graft of Fiktion. L., 1921.

ЛИТЕРАТУРА НАЧАЛА XX века

Истоки и характер литературных исканий

Русская литература конца XIX - начала XX в. сложилась в неполные три десятилетия (1890-1910-е гг.), но пришла к удивительно ярким, самостоятельным по значению достижениям. Они определились очень быстро, несмотря на одновременность с творчеством ряда великих художников-классиков. В этот период Л. Н. Толстой завершил роман «Воскресение», создал драму «Живой труп» и повесть «Хаджи-Мурат». На рубеже веков вышли в свет едва ли не самые замечательные произведения А. П. Чехова: прозаические «Дом с мезонином», «Ионыч», «Человек в футляре», «Дама с собачкой», «Невеста», «Архиерей» и др. и пьесы «Чайка», «Дяди Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад». В. Г. Короленко написал повесть «Без языка» и работал над автобиографической «Историей моего современника». В момент зарождения новейшей поэзии были живы многие ее предтечи: А. А. Фет, Вл. С. Соловьев, Я. П. Полонский, К. К. Случевский, К. М. Фофанов. Молодое поколение авторов было кровно связано с русской классической литературой, однако по ряду объективных причин проло» жило свой путь в искусстве.

В результате октябрьских событий 1917 г. жизнь и культура России претерпели трагический катаклизм. Интеллигенция в большинстве своем не приняла революцию и вольно или невольно уехала за границу. Изучение творчества эмигрантов надолго оказалось под строжайшим запретом. Первую попытку принципиально осмыслить художественное новаторство рубежа веков предприняли деятели Русского зарубежья.

Н. А. Оцуп, некогда соратник Н. С. Гумилева, ввел в 1933 г. (парижский журнал «Числа») многие понятия и термины, широко признанные в наше время. Эпоху Пушкина, Достоевского, Толстого (т. е. XIX столетие) он уподобил завоеваниям Данте, Петрарки. Боккаччо и назвал отечественным «золотым веком». Последовавшие за ним, «как бы стиснутые в три десятилетия явления, занявшие, например, во Франции весь девятнадцатый и начало двадцатого века», именовал «серебряным веком» (ныне пишется без кавычек, с большой буквы).

Оцуп установил сходство и различие двух пластов поэтической культуры. Они были сближены «чувством особенной, трагической ответственности за общую судьбу». Но смелые провидения «золотого века» сменились в период «все и всех поглотившей революции» «сознательным анализом», сделавшим творчество «более - в человеческий рост», «ближе к автору».

В столь образном сопоставлении немало прозорливого. Прежде всего - влияние революционных потрясений на литературу. Оно, разумеется, было совсем не прямым, а весьма своеобразным.

Россия начала нашего века пережила, как известно, три революции (1905-1907 гг.. Февральскую и Октябрьскую 1917 г.) и предшествующие им войны - русско-японскую (1904-1905), первую мировую (1914-1918). В бурное и грозное время противоборствовали три политические позиции: сторонников монархизма, защитников буржуазных реформ, идеологов пролетарской революции. Возникли неоднородные программы кардинальной перестройки страны. Одна - «сверху», средствами «самых исключительных законов», приводящих «к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей <...>, какого еще не видела история» (П. А. Столыпин). Другая - «снизу», путем «ожесточенной, кипучей воины классов, которая называется революцией» (В. И. Ленин). Русскому искусству всегда были чужды идеи любого насилия, как и буржуазного практицизма. Не принимались они и теперь. Л. Толстой в 1905 г. предчувствовал, что мир «стоит на пороге огромного преобразования». Изменению «форм общественной жизни» он предпослал, однако, духовное самоусовершенствование личности.

Стремление к творческому преображению мира

Ощущение всеобщей катастрофичности и мечта о возрождении человека предельно обострились у младших современников Л. Толстого. Спасение усматривалось не «сверху» и тем паче не «снизу», а «изнутри» - в нравственном преображении. Но в кризисную эпоху значительно ослабела вера в возможную гармонию. Вот почему «сознательному анализу» (Н. Оцуп) заново подвергались вечные проблемы: смысла жизни и духовности людей, культуры и стихии, искусства и творчества... Классические традиции развивались в новых условиях разрушительных процессов.

«Высшие вопросы», по мысли Ив. Бунина, «о сущности бытия, о назначении человека на Земле» приобрели редкий драматизм. Писатель осознавал свою «роль в людской безграничной толпе». Позже он пояснил эту точку зрения: «Мы знаем дворян Тургенева и Толстого. Но нам нельзя судить о русском дворянстве в массе, так как и Тургенев, и Толстой изображают верхний слой, редкие оазисы культуры». Утрата «оазисов» (с ними - крупной личности героя) означала необходимость «погружения» в однообразное существование той или иной общности «серединных» (Л. Андреев) людей.

Потому созрело желание найти некую потаенную силу противодействии их инертному состоянию. Напряженным вниманием к обыденному течению дней и способностью уловить в его глубинах светлое начало обладали художники Серебряного века.

И. Анненский очень точно определил истоки такого поиска. Старым мастерам, считал он, было присуще чувство «гармонии между элементарной челонеческой душой и природой». А в своей современности выделил противоположное: «Здесь, напротив мелькает «я», которое хотело бы стать целым миром, раствориться, разлиться в нем, «я» - замученное сознанием своего безисходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования...» В столь разреженной, холодной атмосфере Анненский тем не менее усмотрел тягу к «творящему духу», добывающему «красоты мыслью и страданием».

Так и было в литературе рубежа веков. Ее создатели мучительно переживали стихию измельчения, расточения жизни. Б. Зайцева угнетала загадка земного существования: оно «в своем безмерном ходе не знает ни границ, ни времени, ни любви, ни даже, как казалось иногда, и вообще какого-нибудь смысла» (рассказ «Аграфена»). Близость всеобщей гибели («Господин из Сан-Франциско»), ужас и от скудного «мира бывания», и от вселенной, которую мы не постигаем», донес И. Бунин. Л. Андреев изобразил устрашающую, роковую фигуру: неумолимый «Некто в сером» ненадолго зажигает свечу «Жизни человека» (название пьесы) и гасит ее, равнодушный к страданиям и прозрениям.

Самые мрачные картины просветлял, однако, «творящий дух». Тот же Андреев писал: «...для меня воображение всегда было выше сущего, и самую сильную любовь я испытал во сне...», поскольку реальная красота - «моменты, далеко разбросанные в пространстве и времени». Путь к подлинному бытию лежал через самоуглубление художника. Произведения Бунина пронизаны, по его признанию, «тайным безумием» - «неразрешающимся чувством несказанной загадочности прелести» земного царства. А болезненно ощущавший «Погибшую силу» (название рассказа) А. Куприн открыл душевную энергию, которая возносила «в бесконечную высь человеческую личность». В сокровенных сферах индивидуального мировосприятия росла вера в нетленные ценности жизни.

Творческое преображение действительности еще более зримо проступало в поэзии начала века. И. Анненский пришел к верному наблюдению: «Границы между реальным и фантастическим для поэта не только утоньшились, но местами стали вовсе прозрачными. Истина и желания нередко сливают для него свои цвета». В раздумьях многих талантливых художников эпохи находим сходные мысли.

А. Блок услышал в «безвременье» начала века «дикий вопль души одинокой, на миг повисшей над безплодьями русских болот». Заметил, однако, и жажду «огня для своей чуть тлеющей души». Поэт воспел «Я, в котором, преломляясь, преображается» реальность.

Такой дар Блок почувствовал в стихах Ф. Сологуба, К. Бальмонта и др. А. Ф. Сологуб писал: «Искусство наших дней» «стремится преобразить мир усилием творческой воли...» Новейшая поэзия поистине была рождена этим побуждением.

Литературные искания сторонников революционного движения

В начале XX в. возникло и совершенно иное направление литературы. Оно было связано с конкретными задачами социальной борьбы. Такую позицию отстаивала группа «пролетарских поэтов». Среди них были интеллигенты (Г. Кржижановский, Л. Радин, А. Богданов), рабочие и вчерашние крестьяне (Е. Нечаев, Ф. Шкулев, Евг. Тарасов, А. Гмырев). Внимание авторов революционных песен, пропагандистских стихов было обращено к тяжелому положению трудящихся масс, их стихийному протесту и организованному движению. Были воспеты: победа «молодой рати» (Л. Радин), «пламя борьбы» (А. Богданов), разрушение «рабского здания» и вольное будущее (А. Гмырев), подвиг «бестрепетных воинов» (Евг. Тарасов). Разоблачению «хозяев жизни», защите большевистской идеологии активно содействовали остросатнрические басни и «манифесты» Д. Бедного.

Произведения такой идейной ориентации содержали немало реальных фактов, верных наблюдений, экспрессивно передавали некоторые общественные настроения. Однако сколько-нибудь значительных художественных достижений здесь не было. Главенствовало притяжение к политическим конфликтам, социальной сущности человека, а развитие личности подменялось идеологической подготовкой к участию в классовых боях. Трудно не согласиться с самокритичным признанием Евг. Тарасова: «Мы не поэты - мы предтечи...»

Путь к искусству лежал через постижение многоплановых отношений людей, духовной атмосферы времени. И там, где конкретные явления как-то увязывались с этими проблемами, рождалось живое слово, яркий образ. Это начало было свойственно целому ряду произведений, созданных революционно настроенными писателями: рассказам «Пески» (получил высшую оценку Л. Толстого), «Чибис», роману «Город в степи» А. Серафимовича. повестям А. Чапыгина. К. Тренева, В. Шишкова и др. Показательно. однако, что интересные страницы произведений были посвящены острым нравственным ситуациям, далеким от пролетарской борьбы. А сама борьба отражалась весьма схематично.

Дух времени неизмеримо глубже проявлялся при воплощении субъективно-авторских мироощущений. Об этом очень хорошо сказал М. Волошин: «История человечества... предстанет нам в совершенно ином и несравненно более точном виде, когда мы подойдем к ней изнутри, разберем письмена той или иной книги, которую мы называем своей душой, сознаем жизнь миллиардов людей, смутно рокотавшую в нас...»

Для художников начала века преодоление всеобщего разобщения и дисгармонии восходило к духовному возрождению человека и человечества.

Направление философской мысли начала века

Русская порубежная философия тяготела к сходным идеалам. Л. Толстой незадолго до смерти сделал такую запись: «...нужно связать эту жизнь со всею бесконечною жизнью, следовать закону, обнимающему не одну эту жизнь, но всю. Это дает веру в будущую жизнь». В своем страстном влечении к «вечно далекому совершенству» писатель опирался на мудрость христианства и многих восточных вероучений. Так устанавливалось сближающее все народы стремление к очистительной любви и способность прозреть высшую истину, «свет Бога» в душе.

Болезненная реакция на социальную борьбу, на призывы к насилию породила неорелигиозные искания эпохи. Проповедям классовой ненависти были противопоставлены христианские заветы Добра, Любви, Красоты. Так проявилось стремление ряда мыслителей найти в учении Христа путь к спасению современного им человечества, трагически разобщенного и отчужденного от вечных духовных ценностей. По этой линии был воспринят предшествующий опыт отечественных философов - Н. Ф. Федорова (1829-1903), особенно Вл. С. Соловьева (1853-1900).

«Благая весть» Христа привела Федорова к убеждению: «сыны человеческие» смогут стать «воссоздателями» разрушенной связи поколений и самой жизни, превратив «слепую силу» природы в сознательное творчество гармоничного духа. Соловьев защищал идею воссоединения «омертвелого человечества» с «вечным божественным началом». Достичь такого идеала, считал он, возможно силой разных прозрений - в религиозной вере, высоком искусстве, совершенной земной любви. Концепции Федорова и Соловьева сложились в XIX в., но основные их труды появились на рубеже двух столетий.

«Религиозный ренессанс» определил деятельность целого ряда философов нового времени: Н. А. Бердяева (1879-1948), С. Н. Булгакова (1871 - 1944), Д. С. Мережковского (1866-1941), В. В. Розанова (1856-1919), Е. Н. Трубецкого (1863-1920), П. А. Флоренского (1882-1937) и многих других. Всех их согревала греза о приобщении слабого, заблудшего человека к божественной истине. Но каждый высказал свое представление о таком подъеме.
Мережковский верил в спасительность «откровения христианства в русской, может быть, и во всемирной культуре». Он мечтал о создании на земле небесно-земного царства, основанного на принципах божественной гармонии. Поэтому звал интеллигенцию к религиозному подвижничеству во имя грядущего.

«Новое сознание» Бердяев понимал как внутреннее «слияние с Христом» отдельной личности и народа в целом. Тайна любви к Богу раскрывалась в достижении «вечной совершенной индивидуальности», иначе, полного преображения человеческой души.

Розанов ратовал за обновление церкви. В учении Бога-Сына он увидел тесную связь с реальными запросами земной жизни. Поэтому считал необходимым изжить христианский аскетизм, сохранив духовность заветов Христа. Скоро, однако, Розанов отказался от своей идеи, назвав «безумием» собственные усилия «разрушить» исторически сложившуюся церковь.

Разочарование в социальной деятельности (С. Булгаков. Н. Бердяев начинали с марксистских, Д. Мережковский с народнических упований) привело к мечте о «религиозной общественности» (Д. Мережковский). Она, думалось мыслителям, способна разбудить сонную душу современников, нравственно преобразить страну.

Целые поэтические объединения тяготели к своим кумирам: символисты - к Соловьеву, многие футуристы - к Федорову, А. Ремизов, Б. Зайцев, И. Шмелев и др. совершенно самостоятельно проникали в глубины заповедей Христа. Большинство же писателей вне специальных изысканий в области религии пришли к созвучным с неохристианскими идеалам. В тайниках одинокой противоречивой души открывалось подспудное стремление к совершенной любви, красоте, к гармоническому слиянию с божественно прекрасным миром. В субъективном опыте художника обреталась вера в нетленность этих духовных ценностей.

Равнение на творческую способность, разгадывающую за внешней реальностью скрытый высший смысл бытия, стало общим для литературы рубежа веков. Такой поиск сблизил ее разные направления 1 , посвоему постигавшие связь между существованием отдельной личности и «бесконечной жизнью» (Л. Толстой).

На этом пути искусство слова не было исключением. В музыке, живописи, театре созрели аналогичные тенденции.