«Барабаны в ночи» Бертольта Брехта – энная вариация мифа об Одиссее, спустя годы вернувшегося к своей Пенелопе, когда она совсем было собралась замуж. Только воевал Андреас Краглер (Тимофей Трибунцев) не за Трою, а не пойми за что где-то в Африке, отсутствовал всего четыре года, а осаждают его Анну (Александра Урсуляк) не сотня женихов, а лишь один-единственный, и зовут его Фридрих Мурх (Александр Матросов).

Юрий Бутусов превратил «Барабаны» в вариацию на тему средневековой Пляски смерти, в которую вовлечено все общество. Грохочущая вдали война подходит все ближе к их домам, в газетных кварталах уже разгорается революция, но пляшущим нет до этого никакого дела. Жизнерадостное пространство кабаре населено фриками, которые словно только что восстали из ада.

Глеб Ситковский, эксперт Фестиваля «Золотая Маска»

Короткую пьесу Бертольта Брехта играют в первом действии спектакля. Но Юрий Бутусов, умеющий раскатывать любые тексты по времени, как опытная хозяйка умеет довести тесто до толщины прозрачного листа, создает и второе действие – оно состоит из вариаций, фантазий, неоконченных этюдов, намеренных повторов, будто режиссерских черновиков, с которыми жаль расстаться. Это театр, который бесконечно вариативен, он может никогда не кончиться или оборваться в любом месте.

В спектакле несколько отличных актерских работ – прежде всего у Александры Урсуляк и Александра Матросова. Но сильнее всех здесь Тимофей Трибунцев в роли Краглера – подвижный, как неведомый зверек, опасный, как шаровая молния, изменчивый, как сама актерская натура. Пляшет ли он по сцене нагой, обмазанный черной краской, или ползает, словно существо непонятного происхождения, по роялю, или, ощерившись, ругает весь мир – в нем живет ужас человека, оказавшегося жертвой времени, бытия как такового.

Роман Должанский, газета «Коммерсант»

На спектакле Юрия Бутусова музыка царствует с ее победоносной, роковой силой. Эстетика рок-кабаре подчиняет себе механику восприятия, и кажется, что и актеры, и зрители - заложники этой всесокрушающей энергии - теряют критическую способность суждения, которая была так важна зрелому Брехту. Накачка, драйв, зависание, свинг – танцуем!

«Российская газета»

Взаимодействие зрителя со спектаклем происходит скорее через энергообмен, нежели через логику повествования. Влиятельный и востребованный, обожаемый зрителями Юрий Бутусов тем и силен, что пытается работать в стилистике театра новейшего, раскрыть окна в театр XXI века. Вместо логической застройки партитуры спектакля Бутусов предлагает бессистемность, организованный хаос, не подчиняя постановочную технику законам литературной композиции, предлагая зрителям не обслуживание литературного текста, его иллюстрацию, а собственные видения по его поводу.

	Фото Галины Фесенко / РГ
	Алена Карась. В Театре имени А.С. Пушкина сыграли пьесу Брехта (РГ, 16.11.2016 ). Марина Шимадина. . Юрий Бутусов выпустил в Театре Пушкина новый спектакль по Брехту, который обречен стать одним из главных хитов сезона (Театрал, 15.11.2016 ). Глеб Ситковский. . Юрий Бутусов поставил «Барабаны в ночи» – раннюю пьесу Бертольта Брехта (Ведомости, 24.11.2016 ). Анна Банасюкевич. . «Барабаны в ночи» Бутусова как личный опыт проживания исторических катастроф (Lenta.Ru, 23.11.2016 ). Елена Дьякова. . По ком гремят «Барабаны в ночи» Юрия Бутусова? (Новая газета, 28.11.2016 ). Елена Федоренко. . Малоизвестную пьесу Бертольта Брехта поставили в Театре имени А.С. Пушкина (Культура, 08.12.2016 ). Ольга Фукс. (Экран и сцена, 10.12.2016 ). Павел Руднев. . Премьера «Барабанов в ночи» Юрия Бутусова по Бертольту Брехту в Театре имени Пушкина (газета. ru, 23.12.2016 ). Роман Должанский. . "Барабаны в ночи" в Театре имени Пушкина (Коммерсант, 26.12.2016 ).

РГ , 16 ноября 2016 года

Алена Карась

Танцуем свинг!

В Театре имени А.С. Пушкина сыграли пьесу Брехта

На спектакле Юрия Бутусова музыка царствует с ее победоносной, роковой силой. Эстетика рок-кабаре подчиняет себе механику восприятия, и кажется, что и актеры, и зрители - заложники этой всесокрушающей энергии - теряют критическую способность суждения, которая была так важна зрелому Брехту. Накачка, драйв, зависание, свинг - танцуем! Танцуем, как танцевал сам Бутусов в финале своей сатириконовской "Чайки". Кажется, что уже ставя "Доброго человека из Сезуана" в Театре им. Пушкина, Бутусов был заложником своей любви к раннему Брехту с его летучей, газообразной экспрессивностью и почти наркотической, сновидческой логикой.

"Барабаны в ночи", написанные Брехтом в 1918 году в связи с восстанием "Спартака" стремительно и безоглядно, позже им самим были подвергнуты суровой критике. Но в 18-м году ему было наплевать, является ли его герой, солдат Краглер... мелким буржуа, сбежавшим от революции под юбку к вернувшейся невесте. Ему было важно, что это сам человек корежится в жерновах систем и политических манипуляций, его слезы и кровь льются "в джунглях городов" (так называлась еще одна прекрасная пьеса молодого Брехта), это его убивают в войнах, пока его невеста пытается выйти замуж за другого.

На огромной сцене Театра им. Пушкина, оголенной до высокой кирпичной стены, Краглер - летучий, газообразный герой Тимофея Трибунцева - появляется в платье невесты, фиглярствуя и ежеминутно теряя очертания, точно призрак, дибук, терроризирующий живых, не позволяющий освободиться от прошлого. "Никаких трупов в нашей постели!" - истерично взывает новый жених Мурк (Александр Матросов), сам похожий на утопленника с белым лицом.

Белые шары фонарей освещают зеркало сцены, создавая праздничный и страшный бал призраков, в котором мать с белой длинной косой (Иван Литвиненко) скорее похожа на смерть, а отец (Алексей Рахманов) с оголенным торсом танцует с дочерью танец безнадежной жизни.

Сцену заполняют обрывки ночных кошмаров, рассказы об истлевших в Африке костях солдат, газетчик Бабуш (Вера Воронкова), радостно рассказывающий о восстании, сам Краглер, то ли вернувшийся с полей Первой мировой, то ли истлевший там до черной мумии и пришедший в мир живых смущать их совесть. Не смахивает ли это светящееся шарами кабаре на "Бал повешенных" Артюра Рембо или на не менее знаменитый в истории театра "Умерший класс" Тадеуша Кантора с его куклами-мертвецами, оплакивающими живых?

Эстетика кабаре то и дело заваливается в цирковую клоунаду, в которой герой Александра Матросова Мурк разыгрывает страшную пантомиму похорон ребеночка, видимо, так и не родившегося у его невесты.

Порой кажется, что спектакль, действие которого происходит сегодня, сейчас, в этот ноябрьский вечер, становится механической пляской смерти. И тем страшней, что эта пляска не холодная, а наполненная невообразимой энергией, самоотдачей и страстью. Сидя в первом ряду, я уже не различала лиц и голосов, подчиняясь нескончаемому сомнамбулическому ритму, а звук барабанов становился все кошмарнее. Барабаны в ночи - память, лишенная смысла, клокот дибуков и призраков, навечно взявших наши тела в свое механическое пользование. Ведь если из прошлого не извлекаются уроки, оно настигает как зомби.

Когда ко второму акту смотреть на эту пляску становится почти невыносимо, Бутусов и его соавтор, художник Александр Шишкин, отправляют нас в странное путешествие к Берлинской стене, настоящему наваждению этого театрального года (вспомните спектакль Виктора Рыжакова "Саша, вынеси мусор" в ЦИМе).

Перед открытой во всю ширь кирпичной стеной пушкинской сцены падает нежный, белый, как саван, покров экрана, и на нем возникают документальные кадры. На них невинно, точно в комедии, какие-то рабочие, подмигивая друг другу, кладут кирпич на кирпич. Камень на камень, плиту на плиту. Не успевают горожане по обе стороны моргнуть глазом, снять шляпки, вскинуть зонтики, как между ними вырастает огромная стена. Их удивленные поначалу лица покрывают слезы и гримасы отчаяния. Потом окна огромного кирпичного дома закладывают кирпичами, и дом становится слепым. Потом под ним вырастают маленькие кресты и таблички с именами погибших жертв Стены...

Когда мы возвращаемся в ночное кабаре, Краглер с его вновь обретенной невестой Анной, страстно и горько сыгранной Александрой Урсуляк, превращается в простого обывателя, зависшего перед экраном телевизора, откуда его, возможно, вновь призовут на новую войну. А барабаны будут звучать все настойчивей и громче, пока в самом финале, уже на поклонах, не превратятся в настоящий дивертисмент, которому до изнеможения, как на рок-концертах, рукоплещет восхищенный зал.

Театрал , 15 ноября 2016 года

Марина Шимадина

По ком стучат барабаны

Юрий Бутусов выпустил в Театре Пушкина новый спектакль по Брехту, который обречен стать одним из главных хитов сезона

Билеты на «Барабаны в ночи» в Пушкинском театре были раскуплены задолго до премьеры, а на первых показах люди стояли на балконах – и это на малоизвестной пьесе Брехта с весьма небогатой сценической судьбой (лет десять назад в театре Et Cetera она прошла почти незамеченной). Но даже если бы Юрий Бутусов решил поставить телефонную книгу, зал был бы полон.

Этого режиссера у нас любят как никого другого – до обожания. Любят за его экспрессию, за открытую эмоцию, за экстатические танцы и энергетику рок-концертов, которую в театре больше нигде не встретишь. Все это к радости поклонников есть и в новой постановке. Даже можно сказать, что Бутусов поставил свой идеальный спектакль: не такой сдержанный и осторожный, как его первая работа в Пушкинском «Добрый человек из Сезуана», но и не такой безумно хаотичный, как, скажем, «Макбет. Кино» в Театре Ленсовета. Да и длятся «Барабаны» не шесть часов, как приснопамятная «Чайка» в «Сатириконе», а гуманные три с половиной.

В общем, это классическое бутусовское «кабаре Брехт»: полупустая, иногда оголенная до кирпичей сцена с ударной установкой посередине, опускающиеся с колосников неоновые таблички с ремарками, неопределенное время и место действия, похожие на фриков персонажи и много, очень много музыки (полный список композиций занял бы половину программки, поэтому там скромно написали – саундтрек Ю.Бутусова). В первом действии кажется, что этой дискотеки под Prodigy, где артисты бьются словно под электрическим током, даже чересчур много. Хотя двигаются все превосходно – тут нужно отдать должное хореографу Николаю Реутову. Но режиссеру, видимо, необходимо сначала разогреть публику до определенного градуса, подготовить её восприятие, чтобы потом оглушить невероятными визионерскими картинами.

«Барабаны в ночи» – небольшая ранняя пьеса Брехта о солдате, вернувшемся с войны к любимой девушке, которая не дождалась его и обручилась с другим. Но Бутусова в ней привлекает не социальный посыл о несправедливом устройстве общества – война и революция в газетных кварталах существуют где-то на периферии его спектакля. А на первом плане – отчаяние, страх, любовь, одиночество и неприкаянность человека в этом большом и равнодушном мире.

Сильные эмоции режиссер умудряется высекать простыми в общем-то средствами: вот в начале второго действия все герои медленно двигаются шеренгой из глубины сцены, и ветер все сильнее полощет их плащи и платья. А потом все вдруг застывают и лишь тихонько покачиваются туда-сюда, как повешенные в петле... Картина жуткая до мурашек.

А чего стоит трагическая пантомима неудачливого жениха, который закапывает своего воображаемого, еще не рожденного ребенка, потому что его невеста хочет избавиться от нежеланного приплода. А уж когда сверху, как манна небесная, опускаются и ложатся на сцену светящиеся шары (художник Александр Шишкин как всегда на высоте), зал, вопреки заветам Брехта, совершенно теряет способность что-то анализировать и превращается в сплошное восхищенное «ах». Просто это ужасно красиво и грустно.

Но главная удача спектакля – это все же актерский ансамбль, где даже второстепенные роли вроде официанта Манке в исполнении Анастасии Лебедевой – маленький шедевр. Что уж говорить о главных. Александра Урсуляк в роли Анны – это черный и белый лебедь одновременно, роскошная женщина-вамп и нелепая клоунесса в одном лице. Невероятно пластичная, с хриплым, будто сорванным голосом, растерянная и притягательная – она безусловно является камертоном спектакля. Александр Матросов играет её жениха Мурка внешне лощеным и хамоватым дельцом, но внутренне неуверенным бывшим работягой, который все еще чувствует, как неустойчива под ним почва и как переменчива фортуна. Кажется, он и на свои новые ботинки поминутно указывает, чтобы убедить самого себя – ты, парень, этого достоин... А Тимофей Трибунцев, приглашенный из «Сатирикона», где он превосходно исполнял Яго в «Отелло» Бутусова, оказался отличным кандидатом на роль Краглера – нервного, битого жизнью и покрытого невидимыми язвами солдата, вернувшегося из алжирского плена.

В нем есть что-то от Войцека Бюхнера – покорность судьбе, растоптанная гордость маленького человека и желание мести, которая толкает его на баррикады. Но революционные порывы забываются, как только любимая женщина возвращается к нему. Бывший вояка надевает пиджачок, круглые очки и становится удивительно похож на самого Бертольта Брехта. И когда он читает стихотворение Пастернака: «Мне хочется домой, в огромность квартиры, наводящей грусть», параллель лишь усиливается. Это писатель, мечтающий среди исторических потрясений о своем тихом рабочем столе, о скучной мирной жизни.

Сам Брехт участвовал в ноябрьской революции 1918 года, но быстро разочаровался в политике и занялся литературой, в частности – «Барабанами в ночи». Впоследствии он был недоволен этой пьесой, переделывал её и осуждал мелкобуржуазный поступок своего героя, который предпочел личное счастье классовым интересам. Но Бутусов этого мнения не разделяет. Он любуется яркими экспрессионистскими, еще не разложенными по полочкам, красками драматурга в новом переводе Егора Перегудова. А в финале просто-таки поет гимн обывателю. Пусть на кадрах кинохроники бушуют пожары и рушатся дома, герой со своей вновь обретенной семьей будет спокойно сидеть у телевизора... Воюйте сами... И если в этот момент в зале кто-то благородно возмутился – а как же борьба с силами тьмы, преступной властью и так далее? – режиссер быстро поставил его на место, пустив по заднику титры... Ведь и мы сами сидим перед экраном/сценой и приятно проводим время. И пусть где-то в ночи стучат барабаны, они стучат не по нам...

Ведомости , 24 ноября 2016 года

Глеб Ситковский

Кабаре мертвецов

Юрий Бутусов поставил «Барабаны в ночи» – раннюю пьесу Бертольта Брехта

Главным героем спектакля в московском Театре имени Пушкина стал мертвый солдат, который больше не хочет воевать.

У Юрия Бутусова – брехтовский период. По крайней мере самые яркие его удачи в последние несколько сезонов так или иначе связаны с именем Бертольта Брехта. В 2013-м он выпустил «Доброго человека из Сезуана» (московский Театр Пушкина), в 2014-м – «Кабаре «Брехт» (петербургский Театр Ленсовета), и нынешние «Барабаны в ночи», таким образом, можно расценивать как завершающую часть трилогии. Каждый из этих спектаклей решен в ретро-стилистике кабаре, и «Барабаны в ночи» не исключение: актеры отгородились от зала типичной кабаретной рамкой, состоящей из светильников.

По сравнению с остальными частями трилогии «Барабаны» выглядят куда жутче уже при первом взгляде на сцену (сценография и костюмы Александра Шишкина). Жизнерадостное пространство кабаре населено бесполыми фриками, которые словно только что восстали из ада. Отец семейства (Алексей Рахманов), утверждающий, что он порезался при бритье, по этой причине залит кровью с головы до ног, а его плаксивая жена в мужском исполнении (Иван Литвиненко) мертвенно бледна, носит косу за плечами и вообще больше похожа на Смерть. В такой же инфернально-клоунской манере решены и другие персонажи спектакля, причем остальные роли распределены между актерами с той же небрежностью по отношению к их гендерной идентичности. Мертвые не имут ни сраму, ни полу.

Сюжет пьесы (написана сразу после Первой мировой, когда Брехту было едва за 20) оригинальностью не блещет. В сущности, это энная вариация мифа об Одиссее, спустя годы вернувшегося к своей Пенелопе, когда она совсем было собралась замуж. Только воевал Андреас Краглер (Тимофей Трибунцев) не за Трою, а не пойми за что где-то в Африке, отсутствовал всего четыре года, а осаждают его Анну (Александра Урсуляк) не сотня женихов, а лишь один единственный, и зовут его Фридрих Мурх (Александр Матросов). Персонажи «Барабанов» то и дело называют Андреаса разложившимся трупом, живым мертвецом или привидением, но в этом спектакле они и сами от него далеко не ушли.

Судя по всему, ключ к пьесе Бутусов увидел в «Легенде о мертвом солдате», которая сначала прозвучала в его предыдущем спектакле «Кабаре «Брехт», а теперь эхом повторилась вновь. Это зонг о мертвом солдате, который был извлечен Родиной из могилы и признан годным к тому, чтобы снова умереть за нее: «Два санитара шагали за ним. / Зорко следили они: / Как бы мертвец не рассыпался в прах – / Боже сохрани! / Они черно-бело-красный стяг / Несли, чтоб сквозь дым и пыль / Никто из людей не мог рассмотреть / За флагами эту гниль».

В спектакле Бутусова мертвец Андреас Краглер возвращается не домой, как ему казалось, а к таким же мертвецам, как он, – в макабрический мир, где ночь никогда не заканчивается, а барабанная дробь не способна приблизить рассвет. С периодичностью примерно в 10 минут перед нами разыгрывается одна и та же сцена: судорожно схватившись за барабанные палочки, персонажи пускаются в экстатический танец, который кажется просто-таки олицетворением их жизненной силы, но после пятого или шестого повторения этой энергетической вспышки осознаешь, что перед нами не более чем гальванизированные мертвецы.

Юрий Бутусов превратил пьесу Брехта в вариацию на тему средневековой Пляски смерти, в которую вовлечено все общество. Грохочущая вдали война подходит все ближе к их домам, а в газетных кварталах уже разгорается революция, но пляшущим нет до этого никакого дела. В какой-то момент на заднике высвечивается ремарка «ЖРУТ», и хотя на сцене в эту секунду ничего не происходит, кажется, что речь идет о мертвецах, питающихся мертвечиной. Где-то на заднем плане слоняется бессловесный персонаж в терновом венце, а на программку Бутусов решил и вовсе вынести средневековую «Пьету», где на руках у Богоматери покоится мертвый Христос, но персонажам «Барабанов в ночи», кажется, отказано в шансе на воскресение из мертвых.

«Легенда о солдате» заканчивается словами: «Но звезды не вечно над головой. / Окрашено небо зарей – / И снова солдат, как учили его, / Умер как герой». И тем не менее в финале спектакля мертвый Андреас Краглер отказывается умирать вновь по приказу Отчизны. «Каждый мужчина хорош, если не лезет в герои», – произнесет он и усядется перед телевизором, который не транслирует ничего, кроме «снега». Блажен тот, кто не воюет.

Lenta .Ru, 23 ноября 2016 года

Анна Банасюкевич

Трое в лодке разбились о быт

«Барабаны в ночи» Бутусова как личный опыт проживания исторических катастроф

В Московском драматическом театре имени Пушкина 11 ноября состоялась премьера спектакля «Барабаны в ночи» режиссера Юрия Бутусова по одноименной пьесе немецкого драматурга Бертольта Брехта. Цирк и кабаре - возможно, главные истоки последних спектаклей Бутусова, смешивающих фееричное обрамление и прямое, порой публицистическое высказывание. В последние годы Бутусов, несмотря на свой постановочный размах и богатый набор сценических эффектов, одним из любимых своих авторов избрал Брехта - с его пьесами, писавшимися для театра прямого воздействия, театра резкого, выразительного, но при этом аскетического и чуравшегося роскоши. В Петербурге идет его спектакль «Кабаре. Брехт», а в Театре имени Пушкина уже почти три года показывают «Доброго человека из Сезуана».

На этот раз Бутусов взял ранний текст Брехта, комедию (по определению самого драматурга) «Барабаны в ночи», написанную в 1919 году (вторая редакция была сделана в 1954-м). Спектакль, длящийся три с половиной часа, и в самом деле тяготеет к жанру комедии - порой горькие мысли Брехта, вложенные в уста главного героя, никому не нужного солдата, вернувшегося с войны, из плена, тонут в массе изобретательных театральных трюков, растворяются в чрезвычайно насыщенной, плотной музыкально-хореографической ткани спектакля. И только когда спектакль сбавляет темп, когда общий, маняще живописный, план сменяется на крупный и незащищенный актер оказывается один на один с залом, текст о неважном устройстве этой «маленькой звезды» звучит отчетливо и честно, как личный опыт проживания исторических катастроф.

Сюжет небольшой пьесы Брехта несложен: Андреас Краглер ушел на войну и не вернулся; спустя четыре года его невеста Анна собирается замуж за фабриканта Мурка, партнера ее отца. В момент помолвки возвращается Краглер, но Анна уже беременна. Солдат отправляется в кабаки, к проституткам, в кварталы, где бушуют революционно настроенные пролетарии. Но Анна пускается следом, и вернувшееся личное счастье гасит политический пафос обиженного Андреаса, заявляющего новым соратникам и публике, что героической смерти за идею он предпочитает постель и размножение.

Спектакль Бутусова решен в стилистике кабаре: сцена оформлена рядом крупных, то светящихся ровным белым светом, то мигающих, лампочек. Есть персонаж, девушка в мужском костюме, с прилизанными белыми волосами, с комичной картавостью - в пьесе это официант, но у Бутусова она конферансье (Анастасия Лебедева), комментирующая происходящее, объявляющая перед закрывающимся иногда занавесом антракт и короткие перерывы прямо по ходу действия, с музыкой или без. Есть обилие пластических номеров - иногда смысловых (танец-месть Анны-Александры Урсуляк, увлекающей в агрессивное кружение своего безвольного бывшего жениха, тихонько сидящего на стуле), иногда просто ради нарастания энергии. В первом акте драматическое действие то и дело прерывается каким-то то ли техно, то ли хип-хопом, под который в рваном рисунке двигаются актеры. Все неторопливое начало второго акта заполнено бессловесными, красивыми и убаюкивающими номерами, призванными, видимо, создавать особую атмосферу.

Как часто бывает в спектаклях Бутусова, актеры примеривают на своих персонажей различные маски, отмеченные каким-нибудь броским внешним знаком: белый грим, всклокоченные рыжие волосы маркируют и социальное положение, и душевное состояние. Здесь множество превращений, перетеканий, вопреки четкой системе персонажей у Брехта: пошло разряженная проститутка в парике с белыми локонами оборачивается Анной, в какой-то момент Александра Урсуляк и Тимофей Трибунцев меняются одеждой, как будто бы запутываясь в собственных, в том числе и гендерных ролях. Мурк Александра Матросова в первом акте - нелепый, в костюме камердинера, настоящий лимитчик, пролезший в «солидные люди» на тыловом фарте. Во втором - белый клоун, одиноко хоронящий своего ребенка. Правда, этот вставной этюд, слишком сентиментальный, буквально принуждающий зрителя сочувствовать, кажется каким-то уж чересчур безапелляционным, не тонким приемом.

Шанс побыть собой у героев спектакля только в разоблачении, так как тело правдивее слов. Худой, неказистый, почти жалкий герой Тимофея Трибунцева, раздевшийся до трусов перед роскошествующими фриками в париках, бантах, смокингах и платьях со шлейфами, уже этой своей смелой незащищенностью как будто обречен на победу.

Как бывает в спектаклях Бутусова (начинать с одной и той же фразы каждый абзац, в общем, неловко, но «Барабаны в ночи» во многом - дайджест излюбленных приемов режиссера), реальность мысленная и чувственная не менее осязаемы, чем реальность фактическая. По сюжету Андреас еще не вернулся из Африки, но герой Трибунцева в свадебном, с розовыми подтеками, платье находится на сцене с самого начала, и все, что делает или говорит Анна, она делает с учетом его присутствия в доме. Впрочем, и сам «призрак» не удерживается от комментариев, придавая драматическому содержанию комический отсвет. В этом, помимо театральной краски, есть и ключ к пониманию состояния Андреаса, чье существование все время подвергается сомнению, чья жизнь протекает где-то на границе с забвением, несущим смерть.

Несмотря на плотную ткань спектакля, бравирующего изобретательностью и красочностью номеров, несмотря на агрессивную музыкально-пластическую форму, несколько придавливающую и слово, и философию, и социально-политические подтексты пьесы, «Барабаны в ночи» словно выталкивают на сцену героев спектакля: тройку страдающих людей, которым, в отличие от окружения - родителей, посетителей фешенебельного бара «Пиккадилли» и демократической пивнухи с бачками и барабанами вместо столов - позволена сложность, позволен объем. Позволена ситуация снятой маски. Особенно непросто приходится Александре Урсуляк: воля, влечение ее героини сыграны прежде всего в пластике, паузах, жестах. Тимофей Трибунцев, актер Бутусова еще в эпоху «Сатирикона», - одновременно и главный оппонент, и центр спектакля. Сама его фигура, которой не идут выгодные позы, его глуховатый, немузыкальный голос, будничная интонация, не признающая рисовки и выверенности - все это, кажется, находится в оппозиции к этому яркому, сложносочиненному миру, и именно эта оппозиция создает напряжение. Преждевременно оплаканный жених, досадная помеха как-то устроившейся жизни, солдат с забинтованной головой и кровавыми пятнами вместо глаз, вымазанный ваксой голый африканский туземец с барабаном - герой Трибунцева быстро меняет маски, чтобы недолго побыть собой и снова скрыться под новой личиной.

В спектакле Бутусова нет той жесткой социальной оппозиции, которая намечена в тексте Брехта: соперничество солдата с фабрикантом, нажившимся на войне, здесь все сосредоточено в сфере интимной и решено лирически. Александр Матросов, запомнившийся по предыдущему спектаклю Бутусова в роли водоноса, показывает своего Мурка персонажем не менее значительным, чем его оппонент. Его тоска и ярость прорываются сквозь маску карикатурного Лопахина. Кажется, что все против него: и нелепые белые перчатки, и бабочка, и лаковые туфли, и суетливая бравада, заставляющая отправиться в Пиккадилли в неспокойную ночь, и то возбуждение от собственного успеха, которое он не в силах скрыть, и деньги, которыми он осыпает несчастного солдата, вернувшегося с того света. Но есть и другое - отчаяние, с которым Мурк доказывает, в первую очередь, себе, что имеет право на счастье, тот страх, что сковывает его движения и та не вяжущуюся с имиджем хозяина жизни доверчивость, с которой льнет он к невесте и признается ей в собственной слабости. Мурк растерян, и эта дезориентация становится его индульгенцией.

В «Барабанах в ночи» есть еще и спектакль в спектакле, и кинохроника с кадрами разгромленного Берлина и возведения Берлинской стены, от которой волосы встают дыбом, - правда, этот документ настолько самодостаточен, что рискует опрокинуть мир, созданный на сцене. Спектакль, пусть и причудливо, с помощью целой палитры неочевидных ассоциаций, но все же пересказывающий пьесу, вступает с текстом в полемику в самом финале. Брехтовский герой, потерявший голову от благополучного исхода, бросал революцию и стремился домой - эта короткая, ироничная, но сочувственная виньетка в спектакле Бутусова превращается в полноценную, подробную сцену. Как-то резко постаревший Андреас, в клетчатом пиджаке на размер больше, в очках с тяжелой оправой возится с чайником, поливает цветок в горшке, усаживается перед телевизором. Рядом, на подлокотнике, устраивается ухоженная, одетая по-современному Анна, с другого бока - еще одна женщина, маленькая блондинка. Все трое с этим их самоуверенным провинциальным бытом довольно неприятны. И вдруг спектакль, казавшийся все три часа зрелищем дорогим, высококлассным и, вне сомнения, буржуазным, сделанным в буржуазном театре для буржуазной публики, оборачивается антибуржуазным, антиобывательским высказыванием. Верить ли финалу или всему остальному - уже вопрос восприятия.

Новая газета, 28 ноября 2016 года

Елена Дьякова

Братская могила как лента Мёбиуса

По ком гремят «Барабаны в ночи» Юрия Бутусова?

Юрий Бутусов выпустил в театре Пушкина один из лучших своих спектаклей. По мне - ​«Барабаны в ночи» и яростней, и элегантней, чем бутусовский «Добрый человек из Сезуана», прогремевший на этой сцене в 2013-м.

Чернокожее, красногубое чудовище в отрепьях кривляется среди чистой публики в смокингах, дамских фраках и шелках. Среди белых лампионов, алых коктейлей, суебесия световой рекламы, хриплых свингов 1919 года. Юркое, тощее, развинченное чудовище читает с оттяжкой «Балладу о мертвом солдате» Брехта, харкает гостям в лицо строками о «второй мобилизации» героев-покойников для спасения отечества (там кадят ладаном, чтоб заглушить трупный дух от новобранцев, там гремят речи господ во фраках).

Это Краглер, герой Первой мировой, пришел за своей невестой на ее помолвку с другим. А что тёмен, как гнилой банан, рубаха истлела? Так он три года лежал в могиле…

«Барабаны в ночи» - ​ранняя, полузабытая пьеса Брехта. 1919 год. Проигранная Германией война, распад империи, потеря территорий, обвальная инфляция и позор. Однако и новые веяния, новые свободы: быстро разбогател (а на чем - не скажет) Мурк (Александр Матросов), вчера полуголодный парень из предместья. Смокинг трещит на плечах, сытость подернула черты: Мурк - хозяин «веймарской» Германии. До поры.

Все танцуют - ​пока рядом, на модной улице Фридрих-штрассе, стреляют. Все готовы сменить пол: так веселей. Истинно немецкая мать семейства фрау Балике (Иван Литвиненко) теперь щеголяет в двусмысленном, но модном наряде «под мальчика» - ​и фрачная пара трещит на ее добродетельных бедрах, оплоте рухнувшей империи. Журналист Бабуш (Вера Воронкова) и юный официант Манке (Анастасия Лебедева), солидные бармены и проститутки в парче с разрезом, оркестрик кафе «Отечество» прожигают ужас настоящего под крики о «революции в газетных кварталах». Раскаленно-белые шары лампионов опускаются в ресторанный зал: сценограф Александр Шишкин создал отличную метафору «огня с неба», элегантно сходящего на Содом.

Но как жаль этот Содом, Берлин‑1919, торопливо глотающий свои алые коктейли!

Все тут - ​шуты бродячей труппы. И все - ​легкомысленные, легкие на слезу и куплет, сочувствующие ближнему, ветром подбитые, джазом зачарованные… живые люди.

Какая четверть века, какая мертвая петля времени, какая новая война и какой огонь с неба у этой свингующей публики впереди - ​Брехт в 1919-м догадывался. А мы знаем.

Спектакль Бутусова прослоен кадрами хроники: Фридрих-штрассе сияет огнями витрин (и в них угрюмо глядят безработные 1920-х), Фридрих-штрассе лежит в руинах 1945-го, вдоль модной улицы возводят Берлинскую стену… А вот ее сносят, возрожденная улица сияет огнями 2010-х - ​вновь в полном гламуре и шоколаде. Что будет дальше?

Главный драйв «Барабанам в ночи» Бутусова придает треугольник героев: Мурк, хозяин послевоенной жизни, и отвергнутый жених - ​солдат Краглер (Тимофей Трибунцев), вставший из безымянной могилы, чтоб плюнуть в лицо выжившим и увести свою женщину, и сама Анна (Александра Урсуляк) - ​воен­ная вдова в ажурных чулках, Коломбина в броском макияже немого кино.

Это трио - ​Арлекин с крепким затылком, Коломбина «веселых двадцатых» и воскресший Пьеро в саване вместо балахона - ​играет замечательно. Александра Урсуляк получила «Золотую маску»-2014 за роль Шен Те в «Добром человеке из Сезуана», Александр Матро­сов хорошо играл Водоноса в «Добром человеке…», Тимофей Трибунцев был умным Треплевым в «Чайке» Бутусова и отличным Яго в его «Отелло» (оба спектакля - ​театр «Сатирикон»). Но именно в «Барабанах в ночи» они… разыгрались, не скажешь по-другому. Содрали лохмотья сдержанности, вошли в права «первых сюжетов», в гибельное шутовство комедии дель арте меж двумя войнами.

Три актера наконец обрели полную свободу. И она им к лицу!

«Мертвый солдат пришел за невестой» - ​сквозной сюжет германской культуры. От средневековых баллад до картины гениального австрийца Эгона Шиле «Смерть и Дева» (1915), где отравленный газом солдат обнимает костлявую патриотку на бруствере окопа. Шиле - ​любимый ученик Климта (живопись их различается резко и страшно, как золоченые 1900-е и Первая мировая). Шиле умер в 28 лет в Вене‑1918. От «испанки», косившей полуголодную Европу. Умер вскоре после беременной жены, за которой ухаживал, когда она слегла (хоть и декадент, мля… разрушитель нравственности).

Кажется: тень его живописи лежит на «Барабанах в ночи». А Краглер - ​Трибунцев и Анна - ​Урсуляк с их точной, нервной, гибельной пластикой похожи на его персонажей.

Брехт и Бутусов милостивей к своим героям, чем 1918 год - ​к Шиле и его жене. Истлевший Краглер воскресает. Обнимает беременную Анну. Надевает новый пиджак. Вот он стоит на авансцене, бесконечно, по цирковой технологии, переливая воду из помятого, закопченного навеки советского чайника в элегантный кофейник ар деко…

И тут пьеса Брехта вдруг сдвигается в другое время и в другую страну. Потому что… не этим ли мы тут занимаемся двадцать лет? Твердо веря, что в начищенном антикварном кофейничке вода будет иной. И его владельцы - ​иными.

Благостный Краглер в новой белой рубашке пьет кофе. Поливает фикус. Целует жену. Включает телевизор с плос­ким экраном… оттуда лезет, грозно вспухая полноформатным видео на заднике сцены, новая военная хроника…

И любое время после войны оказывается для бедняги временем перед войной.

И можно смотреть «Барабаны в ночи» как стильную лав стори «века джаза».

А можно - ​как притчу о том ознобе, с которым перечитываешь сегодня Брехта.

Культура , 9 декабря 2016 года

Елена Федоренко

Разрешенные барабанщики

Малоизвестную пьесу Бертольта Брехта поставили в Театре имени А.С. Пушкина.

Брехт написал «Барабаны в ночи», когда ему исполнилось 20 лет. В зрелые годы от нее отрекся и даже не хотел включать в сборник ранних сочинений. Первоначальное название «Спартак» - парафраз к именованию марксистской группы, руководимой Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом, - не было случайным: Брехта-юношу волновало общественное движение, он участвовал в германской Ноябрьской революции 1918-го, но быстро утерял интерес к политике. Так что в определенном смысле «Барабаны в ночи» основаны на автобиографическом мотиве.

История проста. Андреас Краглер вернулся с войны к своей девушке в момент, когда та объявила о согласии выйти за другого. Обиженный не мстит, но в отчаянии отправляется на охваченные беспорядками улицы. Анна, так зовут героиню, находит Андреаса, и его тут же перестает волновать все, что не имеет отношения к семейному очагу. Идеям борьбы он противопоставляет «постель и размножение». За такое мелкобуржуазное отступничество Брехт и стыдился своего раннего опуса.

Петербуржец Юрий Бутусов, мастер театрального куража, уже в третий раз обращается к Брехту. Режиссер из вымирающей сегодня породы фантазеров, он возбуждается, когда фабула и интрига дают возможность проявиться безудержным сценическим причудам.

Начало спектакля. Глава семьи Карл Балике (Алексей Рахманов) с голым торсом, испачканным кровью (порезался при бритье), и его жена Амалия (Иван Литвиненко) с мертвенно-белым лицом и косой, перекинутой на грудь, мечтают выдать дочь Анну за предприимчивого Мурка. Молодые герои: она, похожая на марионетку, и он, одетый как метрдотель, рядом. Пропавшего четыре года назад жениха вспоминают часто и именуют разложившимся трупом, мертвецом. Но «труп» - среди них, сидит по центру, в помятой балетной тунике, напоминающей несвежее подвенечное платье. Вставляет реплики, пускается в общий пляс. Еще не вернулся, но уже присутствует в доме тенью или видением. Режиссерская метафора при всей ее алогичности проста: память, что не дает расстаться с прошлым. Все ли видят «призрака» или только Анна, поколачивающая его, перевязывающая ему голову и обводящая кровью черты незабытого лица по забинтованной маске? Разгадывать ассоциативный ряд режиссера и художника (Александр Шишкин тоже выдумщик и кудесник, умеющий атаковать зрителей яркими визуальными образами) - удовольствие отдельное. Так, в сцене «Полет Валькирии» персонажи двигаются в рапиде, подставляя одежды потокам ветра-вентилятора, и вдруг замирают, сраженные невесть откуда накрывшим их вечным покоем. В зрительном зале - оторопь. Когда же на сцену спускается добрая пара сотен светящихся шариков, становится печально и горько: столь мимолетным и несвоевременным кажется сам образ волшебной красоты, что сошла на людей, обожженных эпохой.

В «Барабанах в ночи» режиссеру важен мир, пустившийся вразнос и потерявший веру в будущее, страшный деструкцией человеческого поведения и психики. На подмостках - те, кого сжирает молох истории: обезличенные люди с отнятыми любовью и счастьем. Женщины играют мужчин, мужчины - женщин, в чем нет никаких перверсий и скользких намеков. Просто мир перевернулся. Контуженный народ, переживающий глобальное общенациональное унижение (собственно, так и было в Германии после поражения в Первой мировой), превращается в собрание фриков, бездушных механизмов, лишенных пола.

Война, революция, смерти, эпидемии - все где-то там, вдали. Действие, скрепленное жестким режиссерским каркасом, разворачивается в форме кабаре с нескончаемым музыкальным потоком. Герои меняют маски, корчатся как балаганные шуты и цирковые клоуны. Выбеленные лица, приклеенные усы, нахлобученные парики, красные шарики носов. Пляска смерти, пир во время чумы, видения, родственные мистическим ужасам Босха и Гойи.

Зеркало сцены по периметру очерчено горящими шарообразными плафонами, образующими пространство для вольных лицедеев. Темная коробка распахнута, иногда сверху опускается табличка с надписью -обозначением места или действия, несколько раз на экран дают хронику: голодные глаза людей конца 1910-х, разгромленный Берлин середины 40-х, начало 60-х, где бодрые работяги с улыбками укладывают ровными рядами кирпичи, и то, что они возводят Берлинскую стену, понятно не сразу.

«Барабаны в ночи» - спектакль огромных актерских затрат, танцуют почти все и почти всегда, стремительно меняют лики, у каждого - по нескольку характеров. Фридрих Мурк (Александр Матросов) - хозяин жизни, разбогатевший в тылу на военных спекуляциях, становится несчастным комедиантом и разыгрывает печальный номер прощания со своим нерожденным ребенком. Необыкновенно хороша Вера Воронкова - и в острых буффонных соло, и в роли возбужденного газетчика Бабуша. Глаз не оторвать от Сергея Кудряшова (пикантной проститутки-андрогина в алом платье и с взлохмаченными волосами) и Анастасии Лебедевой - маленького конферансье, который, звонко грассируя, поясняет происходящее, меняя настроения с ловкостью фокусника.

На роль Андреаса Краглера приглашен из «Сатирикона» Тимофей Трибунцев, в чьей артистической природе причудливо соединены нервная органика скоморошества и смирение маленького человека. Его герой, уже оплаканный и забытый, появляется во втором действии обнаженным, полностью покрытым пеплом: никому не нужный голый человек на голой земле. Чеканит дикие слова из брехтовской «Баллады о мертвом солдате» - про повторную мобилизацию воинов-покойников. К нему, восставшему из ада войны и плена, возвращается Анна. Александра Урсуляк предстает то развязной и пошлой соблазнительницей, то нервной и страдающей женщиной, транспонируя линию острой и изломанной клоунессы в горестный пунктир вдовьей судьбы.

Соединившиеся Андреас и Анна предпочитают социальной ярости тихие будни обывателей. У ног бывшего солдата, заговорившего словами Пастернака («Мне хочется домой, в огромность квартиры, наводящей грусть»), как собака, усаживается возлюбленная. Экран телеприемника рябит «снежком», картинки нет. Скукой веет от домашнего уюта, Трибунцев улыбается в зал: «А на какой финал вы рассчитывали?» Где же оно, счастье?.. Неполный десяток из большой труппы, что удивительно, создает плотный и энергичный спектакль, производящий впечатление многолюдного. Закрывается изобретательное «кабаре Бутусова» вольной барабанной дробью. Все девять актеров ловко чеканят по мембранам своих разнокалиберных инструментов. Получается то ли апофеоз рок-фестиваля, то ли дикий вой по безнадежным судьбам брехтовских героев.

Экран и сцена, 10 декабря 2016 года

Ольга Фукс

Безнадежности маленький оркестрик

Дух Брехта ощущается повсюду. В Театре.doc начался цикл “Брехтовские чтения”, где проводятся лекции с заковыристыми названиями (вроде “Тотальная неправота по Брехту”) и поют зонги. По Ленинградскому вокзалу бродит компания странных людей в наушниках: переступает через ноги сидящих, устраивается в зале ожидания, вдруг снимается с места и начинает нарезать круги по вокзалу, исторгает из себя подвыпившего пассажира, вдруг захотевшего с этой компанией слиться. Отъезжающие и ожидающие недоуменно смотрят на удивительную стаю и почти не обращают внимания на двух молодых актеров, ведущих в этой толпе жгуче актуальные “Разговоры беженцев” – практически не знакомый российскому зрителю брехтовский текст. Так же, как и “Барабаны в ночи” – пьеса-бастард в наследии драматурга: и сам он ее не любил, и в СССР ее не включили в академический пятитомник.

“Здесь борьба против достойной забвения литературной традиции едва ли не привела к забвению настоящей борьбы – социальной”, – корил себя Брехт в статье “Перечитывая мои первые пьесы”. Перефразируя пушкинскую фразу про Татьяну, которая “вот чего учудила – взяла, да и вышла замуж”, зрелый Брехт не мог понять, как это его герой Краглер, чудом спасшийся из четырехлетнего африканского плена, солдат Веймарской республики, не примкнул к революции: “этот солдат либо получил бы назад свою девушку, либо окончательно утратил бы ее, но в обоих случаях он остался бы в революции”. Решение Краглера “повернуться к революции спиной” и зажить частной жизнью со своей “испорченной” девушкой Брехт называет “самым жалким из всех возможных”. Брехт признавался, что хотел даже выбросить эту пьесу, но решил не заниматься фальсификацией истории, оставив своему “герою” (кавычки Брехта) право на существование и уповая на сознательность зрителя, который сам догадается перейти от сочувствия к антипатии.

Впрочем, не все разделили с Бертольтом Брехтом его самокритику. Так, берлинский критик Герберт Йеринг, посмотрев “Барабаны в ночи” (первая из пьес Брехта, поставленная на сцене), выписал ему путевку в жизнь, заявив, что Брехт подарил Германии новое звучание.

Надо ли говорить, что зритель образца 2016 года испытывает к солдату Краглеру гораздо более сложные чувства.

Юрий Бутусов на протяжении ряда последних лет буквально пропитан Брехтом: “Человек=Человек” по пьесе “Что тот солдат, что этот” в Александринском театре, “Добрый человек из Сезуана” на сцене Театра имени А.С.Пушкина, “Кабаре Брехт” в Театре имени Ленсовета (москвичи увидели его все на той же сцене Театра Пушкина, чья оголенная кирпичная стена так подходит к стилистике бутусовского Брехта) и, наконец, “Барабаны в ночи” – там же. Лаура Пицхелаури и Александра Урсуляк, Тимофей Трибунцев и Сергей Волков и другие актеры-адепты Юрия Бутусова живут и работают в разных городах, но в его спектаклях они словно сработались в одной сплоченной труппе, где все понимают друг друга с полуслова.

Возвращаются солдаты – с войны подлой, далекой, бессмысленной. Но прибыльной для тех, кто остался дома. Дельцы ловят волну – пора перестраивать цех по изготовлению ящиков для артиллерийских снарядов на цех по производству детских колясок: пора закапывать своих мертвецов, бетонировать место, где могут прорасти ростки памяти, пора воспользоваться нажитым и найти овдовевшим невестам новых женихов. Вот только прошлое заупрямилось: повылезало из всех щелей и заявило свои права. Возвращаются солдаты, которых никто не ждал, – неудобные со своими претензиями, надеждами и проклятыми вопросами. Возвращаются как рецидив смертельной болезни – по этому миру вот-вот пропоют отходную молитву.

Вернулся и Андреас Краглер – “сатириконовец” Тимофей Трибунцев одет более чем странно: подвенечное платье, стоптанные башмаки, в другой сцене он вымазан сажей, точно обугленный, – воплотившийся кошмар не изжитого прошлого, торопливо заметенного, как мусор под ковер. Прошлое требует возмездия, и по-другому быть не может. Юрий Бутусов стирает границу между жизнью и смертью: в его спектакле на живых легла печать мертвечины. Движения раскоординированы, точно у скелетов. С регулярной периодичностью действие взрывается энергичными плясками смерти – под барабаны и безнадежности маленький оркестрик. Точно какой-то умелый манипулятор накачивает энергетиком мертвеющую душу общества. И, черт возьми, эти пляски так зажигательны, что и зрительный зал накрывает мощной волной. А в одной из сцен вся компания замирает в позе висельников, тихо “покачиваясь” под скрип перекладин.

Залит кровью, как мясник на работе, отец переходящей, словно приз, невесты (Алексей Рахманов) – он брился, экономя на свете, потому что за порезы, в отличие от электричества, не нужно платить. Матери (Иван Литвиненко) досталась коса и жуткая гримаса транс-вестита, человека, напрочь утратившего свою идентичность, волю, мнение.

“Белый верх, черный низ” в облике нового жениха, коммерсанта Фридриха Мурка (Александр Матросов), прочерчивает трагический разлом в сознании этого мелкого клерка. Он столько трудился – лаковые туфли свидетельствует о том, что он вырвался из предписанного ему рождением круга, преодолел одну ступеньку социальной лестницы. Но на его набеленном лице застыла тоска: невеста его не любит, ребенку его не жить, он смешон в своей попытке быть сильным и нахрапистым, и этот чертов соперник в грязи и рванье, свалившийся ему на голову, несет в себе какую-то страшную правду, которая не вмещается в сознание. И вместе со страхом приходит обида – я не посылал тебя на войну, я работал, крутился, выживал. Я не хочу отвечать перед тобой за то, что с тобой случилось.

Невеста Анна Александры Урсуляк поначалу нафабрена и разодета так, точно это ее, как в стихотворении “Легенда о мертвом солдате”, приготовили к параду после смерти. Постепенно с нее сходит дикий грим, и проступают глаза – нежные, злые, виноватые, больные. Так злится на мамку ребенок за то, что умерла, бросила его. К финалу на ней остается только одно черное трико – прозодежда лицедея, на лице – улыбка покоя: ей удалось выжить среди мертвечины.

И еще одна роль неожиданно выходит на передний план – официанта Манке в ювелирном исполнении Анастасии Лебедевой. Пасынок своего времени, Гаврош с зализанными волосами и грассирующими звуками, он/она вносит веселый холодок абсурдистского звучания и того самого очуждения, об отсутствии которого в пьесе сокрушался Брехт в вышеупомянутой статье.

И, наконец, главный герой – солдат Краглер Тимофея Трибунцева, вернувшийся в страну, изменившуюся до неузнаваемости, к невесте, которая собралась замуж за другого, к угару нового времени, когда красные огни бара “Пикадилли” подмигивают красным огонькам выстрелов: здесь “жрут” (ремарка), там дохнут. Колючий, резкий, веселый в своем отчаянии, равно готовый и на бунт, и на покорность, привыкший терпеть до бесчувствия, и предельно точный в реакциях, как будто привык экономить силы. В финале он появится в клетчатом пиджачке и грубых очках, точно приоделся в ГДР каких-нибудь семидесятых годов.

Это уже не первая ассоциация с ГДР, которая, казалось бы, совсем не связана со временем действия “Барабанов в ночи” (но когда Бутусов руководствовался линейной логикой?). Берлин невозможно представить себе без Брехта, но его невозможно представить себе и без берлинской стены, чьи следы и шрамы раскиданы по всему городу – там целый кусок с колючим проводом, здесь остаток кладки, а тут выставка фотографий, у которых неизменно толпится народ. Ближе к финалу макабрическая клоунада вдруг резко прерывается документальной интермедией: видео строительства берлинской стены, одно из тех, что бесконечно крутят в Музее берлинской стены. Жизнерадостные рабочие бодро укладывают кирпич за кирпичом, серьезный электрик деловито накручивает колючую проволоку. Растерянные люди мнутся по обе стороны стены. Пожилая пара машет из окна детям и маленьким внукам, – на следующем кадре дом “ослепнет”, на месте окон останется кирпичная кладка.

Краглер обнимет жену, включит торшер, подсядет к телевизору из тех же времен, по нему бегут волны испорченного сигнала. Безгеройный мещанский конец истории про маленького человека, который выкарабкался весьма потрепанным из жерновов Истории, выдохнул и поклялся никогда больше не участвовать в ее кровавых играх, выглядит довольно двусмысленно. Вроде бы можно порадоваться за презираемого Брехтом бедолагу, но остается тревога – какие сны разума приснятся этому обывателю, когда старый телевизор опять заработает?

газета .ru, 23 дека бря 2016 года

Павел Руднев

Между Первой и Второй

Премьера «Барабанов в ночи» Юрия Бутусова по Бертольту Брехту в Театре имени Пушкина

Юрий Бутусов поставил в Театре имени Пушкина антивоенные «Барабаны в ночи» Бертольта Брехта с участием Александры Урсуляк, Тимофея Трибунцева и других артистов - и, как всегда, насытил свою постановку метафорами и отсылками к современности.

Автор, герой и современность

На творческих встречах и мастер-классах режиссер Юрий Бутусов рассказывал аудитории, что изумляется одной ремарке Бертольта Брехта. Она звучала лаконично: «Жрут». «Как сыграть такую ремарку?» - спрашивал философски Бутусов. В спектакле «Барабаны в ночи» Бутусов снова подвесил этот вопрос, попросту спустив это слово с колосников на канатах, не в состоянии реализовать столь емкую метафору. «Жрут» здесь - это состояние мира.

Мало сказать о том, что Бутусов поставил пьесу Брехта как антивоенный спектакль. Тут иначе и быть не могло: Бертольту Брехту досталось наблюдать, как Германия после унижений и потерь Первой мировой войны впечатывалась во Вторую, и писатель, точно так же как герой «Барабанов в ночи» Андреас Краглер, выбирает сознательный путь пацифизма. «Я лучше буду дезертиром, чем настоящим мужчиной» - как позднее сформулирует Брехт, решивший уехать из страны и бороться с нацизмом из-за рубежа.

Но пьеса написана в 1919 году, таким образом, для Брехта еще до всякого появления германского нацизма путь дезертира был очевиден. Познавший тяжкий труд в госпитале для раненых, Брехт имел право насмехаться над политическими патерналистскими лозунгами общества, которое гонит солдат - вместо себя - на бессмысленную бойню, а потом бросает обезображенных, контуженых и ментально искалеченных ветеранов на произвол судьбы. Запах окопов, видимо, прекрасен и формирует «настоящего мужчину», но гнойный, трупный запах больничных палат легко отрезвляет милитаристскую романтику.

«Барабаны в ночи» - это противопожарный спектакль. Весь он, все его три с половиной часа, и в особенности громкий финал с остервенелыми героями, лупящими в барабаны, построен на интонации ожидания, тревоги. Мы видим видеокадры разрушенного Берлина, где по излучине реки Шпрее не осталось ни одного функционирующего здания. Затем мы видим не менее жуткие кадры возведения Берлинской стены, и вот уже сама стена от арьерсцены двигается на зрительный зал. И на кирпичах проявляется надпись: «Конец».

Метафора более чем спрямленная: Россия 2016 года - страна военизированная, с максимальной поляризацией общества. Готовая вновь возвести железный занавес вокруг себя, обрекая себя на еще один виток изоляции, забыв о том, какими потерями это чревато. В самом деле ведь неслучайно, что уже в двух спектаклях нынешнего московского сезона появляется Берлинская стена как навязчивая метафора: в «Демократии» по Майклу Фрейну в РАМТе режиссер Алексей Бородин предлагает нам снова оценить ее крушение как важнейшее событие XX века, к которому мир так упорно, долго, многотрудно шел. Парадокс в том, что эти спектакли появляются именно сегодня, в то время, когда так много людей вокруг убеждают нас, что важнейшим событием XX века было возведение Стены.

Но спектакль Бутусова все же в большей степени не о герое - солдате Андреасе Краглере. Он - о состоянии общества. С открывшимся занавесом мы видим перверсивный искаженный мир. Бутусов говорит о том, что перед началом работы над «Барабанами» изучал творчество художника Эгона Шиле, и поэтому тут мы видим мир в экспрессионистских красках. Герои, потерявшие половую природу, трансгендеры, с размалеванными лицами, потекшей тушью, лица, периодически заливаемые кровью. Семья Балике говорит о том, что боится возвращения жениха дочери с фронта в Марокко. Но мертвый Андреас Краглер (Тимофей Трибунцев) уже здесь. Он незримо сидит в кресле и слушает, что о нем говорят знакомые. Труп солдата всегда с нами и, согласно песенке того же Брехта «Легенда о мертвом солдате», вновь может быть использован для боя.

У мира больше нет чувства нормы, нормальности: если где-то идет война, общество, не остановившее эту войну, не может быть нормальным. Общество в любом случае виновно, даже если эта война «где-то в Африке». Непорочности не существует в природе, она отмерла как класс.

В анализе общества Брехт исходит из социалистических позиций. В нем клокочет, прежде всего, глубокое разочарование в последствиях для Германии проигрыша в Первой мировой войне и вместе с тем - глубоко марксистское понимание, что истину «устанавливают» господствующие классы. Видя растерзанную родину в послевоенной депрессии с фланирующими по улицам инвалидами, контужеными, отчаявшимися калеками, осиротевшими детьми,

Бертольт Брехт одновременно видит и то, что война для многих оставшихся в тылу - это просто успешный бизнес. Лозунги - для восторженных и некритичных. Для практичных и целеустремленных - обогащение, коммерция. Общество заинтересовано в войне, она - инструмент для решения множества вопросов. И пока Краглер догнивает в своем африканском болоте, Карл Балике (Алексей Рахманов) и Фридрих Мурк (Александр Матросов) договариваются не только о женитьбе и объединении капиталов, но и о новой сделке, о том, как перестроить свою фабрику с военных заказов по производству зарядных ящиков на мирные - изготовление детских колясок.

По сути Брехт в «Барабанах в ночи», Бутусов в театре и драматург Наталья Ворожбит, написавшая в 2014 году пьесу «Саша, вынеси мусор» о мертвом украинском солдате, - все они говорят об одном и том же: общество нуждается только в мертвых героях.

«Чего хотите, Краглер?» - спрашивают у солдата, вернувшегося с войны. «Вы попали под каток истории, у вас больше нет лица... Я должен оплачивать его подвиги?.. Вы герой, а я работяга», - говорит Краглеру коммерсант Мурк, наживающийся на войне и готовый пользовать его невесту Анну (Александра Урсуляк).

Драматургия Брехта и режиссура Бутусова

Зритель привык к определенному авторскому формату режиссуры Юрия Бутусова. Это бешеный драйв самой разнообразной музыки, неистовые танцы, самоповторы, тавтологические мизансцены, разъятый литературный текст, наплывы интермедий в виде стихотворений (в «Барабанах» тоже читают и самого Брехта, и Пастернака). Взаимодействие зрителя со спектаклем происходит скорее через энергообмен, нежели через логику повествования. Влиятельный и востребованный, обожаемый зрителями Юрий Бутусов тем и силен, что пытается работать в стилистике театра новейшего, раскрыть окна в театр XXI века. Вместо логической застройки партитуры спектакля Бутусов предлагает бессистемность, организованный хаос, не подчиняя постановочную технику законам литературной композиции, предлагая зрителям не обслуживание литературного текста, его иллюстрацию, а собственные видения по его поводу.

Проблема спектакля «Барабаны в ночи» начинается во втором акте, где изнеможение зрительского внимания - привычное для аудитории бутусовских спектаклей - достигает максимума. Перед нами короткая, достаточно прямолинейная пьеса и огромный, почти четырехчасовой спектакль. И содержания по всему его пространству - не хватает. Во втором акте то тут, то там появляется много сцен, которые можно назвать «сценическим мусором». Остатками предыдущих трактовок, обрывками незавершенных мыслей, строительными лесами к основной режиссерской мысли, которые забыли снять.

Актер Александр Дмитриев почти бессловесно присутствует на сцене в виде то ли святого Себастьяна, сошедшего с полотна, то ли Христа, снятого с распятия. Приложим ли этот образ к системе высказывания Бутусова? Грассирующий бесполый официант в изящном исполнении Анастасии Лебедевой, имитация голоса режиссера по трансляции, забывание Тимофеем Трибунцевым текста, просьба ему его подсказать и многое другое - эти приемы действительно кажутся избыточными, наводящими туман на изначально ясное авторское высказывание. Теряется нить сценического повествования, спектакль буксует на холостом ходу.

Постдраматический театр (к Бутусову этот спорный термин можно применить) работает, кажется, только как комментарий к уже существующим смыслам. Но когда это комментирование бессодержательности, это утомляет - комментарий не может стать самостоятельной величиной. Во втором акте нам действительно не хватает именно содержательности сценического времени - и по сути второй акт добавляет к уже прозвучавшим идеям только видео Берлина и Берлинской стены, а это скорее орнамент и инкрустация, нежели сценическое действо как таковое.

Бертольт Брехт стремился к безусловной ясности, очевидности, прямолинейности театрального высказывания. Он как публицист и ритор часто даже начинает «объяснять слова»: если вы не осознали мой художественный образ, то в зонгах или авторском выступлении артисты нам расшифруют, распакуют любую метафору.

Зритель должен все ясно понять, осознать, включиться в проблематику. Неслучаен и разговор Брехта о возрождении в XX веке «поучительных пьес» - жанра эпохи Просвещения. Ясность, прозрачность просто необходимы, когда искусство Брехта становится публицистическим оружием в антивоенном искусстве. Искусство Брехта - это диспут, где важны точные формулировки и контраргументы, прозрачная артикуляция, слова как гвозди, как тавро. Юрий Бутусов в этом спектакле (и так не было ни в «Кабаре Брехт», ни в «Добром человеке из Сезуана») затемняет, затуманивает свое собственное высказывание. Это было бы весьма неплохо в каком-то другом сюжете, в конечном итоге в этом и цель художника - очаровать, обмануть наше сознание. Но именно здесь, в «Барабанах», теряется градус гражданского высказывания из-за туманности смысла, словно бы изначальное желание ясности в процессе постановки подернулось сомнением.

Коммерсант , 26 декабря 2016 года

Брехт с вариациями

"Барабаны в ночи" в Театре имени Пушкина

В Московском театре имени Пушкина режиссер Юрий Бутусов поставил раннюю пьесу Бертольта Брехта "Барабаны в ночи". Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Юрий Бутусов вновь поставил на сцене Театра имени Пушкина Брехта - "Барабаны в ночи" образуют брехтовскую дилогию вместе с появившимся не так давно "Добрым человеком из Сезуана". Для театра, совершающего нерезкий, но чувствительный поворот от абсолютно демократического репертуара к серьезному, событие важное, подчеркивающее неслучайность того, первого Брехта. На сей раз Юрий Бутусов взял пьесу менее известную, раннюю, так что в диалог с историей ее интерпретаций ему входить не пришлось. Впору, впрочем, уже говорить о диалогах внутри брехтианы самого режиссера: он поставил великого немецкого драматурга не только в Москве, но и в петербургском Театре имени Ленсовета.

Если прибегнуть к тематической классификации, то "Барабаны в ночи" - спектакль антивоенный, а значит, актуальный, сегодняшний. В интервью режиссер говорил, что в работе вдохновлялся эстетикой экспрессионизма. В материалах о Брехте можно прочитать, что автор в "Барабанах..." с экспрессионизмом спорил. И все-таки противоречия с автором, придерживавшимся рациональных классовых позиций, в "Добром человеке из Сезуана" бывшие очевидными, в новом спектакле не так существенны - автора в молодости швыряло от одних идей к другим, а мысль об ужасе войны в пьесе, написанной в 1919 году, вычитывается из самого сюжета. Солдата Краглера, приходящего с фронта, все уже несколько лет считают мертвецом, но он приходит с войны именно тогда, когда его бывшая невеста собирается выйти за другого.

Зрители, однако, спектакли Юрия Бутусова любят не за сюжеты, а за то, что принято называть театральностью, не за тонкую проработку диалогов или отдельных сцен, а за резкость и непредсказуемость "монтажных листов" спектакля; и еще - за увлекательность и небанальность плейлистов: то и дело видишь, как молодежь на спектакле тянет к сцене руку со смартфоном, на котором включено приложение Shazam,- распознать ту или иную композицию, чтобы потом насладиться ею. Персонажи "Барабанов в ночи" - точно странствующие комедианты, застигнутые врасплох внезапной катастрофой. Художник Александр Шишкин украсил портал сцены разноцветными огнями, но чем ярче они горят, тем более жутким кажется то, что они обрамляют. Персонажей можно считать призраками, мертвецами, и "оживший" солдат Краглер, можно сказать, попадает не в здешний мир, а на тот свет. Одна из самых сильных сцен спектакля - когда все герои мерно покачиваются, не то как марионетки, не то как тела повешенных, на сильном ветру.

Короткую пьесу Брехта играют в первом действии спектакля. Но Юрий Бутусов, умеющий раскатывать любые тексты по времени, как опытная хозяйка умеет довести тесто до толщины прозрачного листа, создает и второе действие - оно состоит из вариаций, фантазий, неоконченных этюдов, намеренных повторов, будто режиссерских черновиков, с которыми жаль расстаться... Это театр, который бесконечно вариативен, он может никогда не кончиться или оборваться в любом месте. Хаотичность почерка режиссера в данном случае оправдывают актеры. В спектакле несколько отличных актерских работ - прежде всего у Александры Урсуляк и Александра Матросова, нашедших общий язык с режиссером еще в "Добром человеке...". Но здесь сильнее всех Тимофей Трибунцев в роли Краглера - подвижный, как неведомый зверек, опасный, как шаровая молния, изменчивый, как сама актерская натура. Пляшет ли он по сцене нагой, обмазанный черной краской, или ползает, словно существо непонятного происхождения, по роялю, или, ощерившись, ругает весь мир - в нем живет ужас человека, оказавшегося жертвой времени, бытия как такового.

Юрий Бутусов, впрочем, не избегает исторических аллюзий. Распад мира в "Барабанах в ночи" не только, так сказать, эстетический феномен, но и ужасная данность социума. Два раза возникают на видеоэкране документальные кадры: первый фрагмент - разрушенный после окончания Второй мировой войны Берлин с пустыми коробками зданий на набережных Шпрее, второй - строительство Берлинской стены в начале 1960-х годов. Люди стоят на улицах и с растерянными улыбками наблюдают, как посреди проезжей части возводится уродливая стена из огромных блоков, а у жилых домов, оказавшихся на границе, закладывают окна. И пока рабочие плюхают раствор и кое-как прилаживают кирпичи, жители машут друг другу перед внезапным расставанием. Прием, что и говорить, сильный, но опасный - такое документальное кино почти всегда оказывается сильнее любого театра.

С ВЕСЕЛЫМ ДРУГОМ БАРАБАНОМ, С ОГНЕМ АВАНГАРДА В ГРУДИ
просмотр в театре им. Пушкина (Москва) от 01.03.2018

КАК ЭТО ВЫГЛЯДИТ.
Акт 1.Бум. Сидящая на стуле мать, с накладной соломенной косой (кросс-кастинг). Отец, точащий бритву и пытающийся снять с себя скальп. С колосников спускается LIGHTBOX – «Жрут». Пианино.Задравший на него ноги молодой человек в бриджах, с усами, бородкой и вьющимися волосами – христос (наверное). Пропавший на войне жених в белом пышном платье на каблуках. Невеста в черном платье без каблуков.
Бум. СпускающийсяLIGHTBOX– «Africa». Бум-бум-бум-бум. Немецкий шансон. Другой жених – почти как фюрер, но потолще. БббббббУуууууууууМ. LIGHTBOX– «BarПикадили».Французский шансон. Он возвращается. Он не нужен. Он любим. Тридцатисекундный перерыв, без музыки. LIGHTBOX – «Перец».Игра на гитаре гениталий. БуууМ.ББууууММ.БББууууууууМММ.
Акт 2. Веселуха. Бум, бум. Танцы. Бум, бум, бум. Миманс. Тридцатисекундный перерыв, с музыкой. «Негр», с голой задницей, яйцами и барабаном. Бум. «Ми-ми-ми» – шарики с неба. Киношка. Собачка. Просмотр телека. Титры. КОНЕЦ. Джем-сейшн. Бум-бум, бум-бум, бум-бум!

ЧТО ЭТО БЫЛО.
Комедия. «Барабаны в ночи», по одной из наименее реализуемых театральными режиссерами ранних пьес Бертольта Брехта, претендующей на звание очередного события экзистенциального масштаба. Премьера состоялась 11.11.2016, на сценеклассически старомодного, украшенного позолоченным гербом Советского Союза, московского театра им. Пушкина.Прикольно. Бу---м.

КТО ЭТО ПРИДУМАЛ.
Режиссер:Юрий Бутусов,– продолжая свою работу над наследием Брехта– ставшим для него, по его мнению, этапным автором. Креативно. Бум.
Сценограф и художник по костюмам: Александр Шишкин. Гламурно. Недешево. Бум-бум.
Сценограф по свету. Блестяще!Бум,бум,бум,бум.
Хореограф:Николай Реутов. Скромно. Б-м.
Саундтрекер: Юрий Бутусов. Шикарно. Бу-бу-бу-бу-бу-бум.

КТО ЭТИ ЛЮДИ.
Хааариииииизматичный, большого таланта актер, не стесняющийся и своего небольшого, но эффектного «дарования»– Тимофей Трибунцев (Андреас Краглер)! Бум.
Ууумница и краааасавица – Александра Урсуляк (Анна Балике)! Бум. Ей, правда повезло меньше всего, чтобы тебя шпиливилили на голых подмостках и белом рояле, ни красоты, ни особого ума не надо!Профессиональнее бы было, если она появлялась бына сцене под конец спектакля, запуская на три часа вместо себя боди-дублершу или боди-дублера. Бум.
Тооооооочно справившийся с ролью проститутки Мари – Сергей Кудряшов. Бум.

ЧЕГО ОНИ ХОТЕЛИ.
Юрий Бутусов, Бум, утверждает, что хотел поговорить со зрителем о любви. Конечно, ушлыйпоклонник творчества мастера понимает, что говорить он хотел, не только о любви, а о многом. Ведьпоставил Брехта, а не Радзинского, и главный герой возвращается с войны, которая продолжает идти у него в голове.Не знаю, удалось ли об этом “многом”, но, что режиссеру несомненно удалось – так именно об этой самой любви поговорить. Это, удивительным образом, получилось!Бум-бум. Не о той любви, об этой – нашей. В которой любят и не могут забыть. Любят и спокойно предают. Любят и любя изменяют с первым встречным. Любят, но готовы променять тебя на того, кто побогаче и поуспешнее. Про ту любовь, в которой хочется собачей преданности. И вот так, на мягком диване, прижавшись к любимому и долго, долго, тупо, тупо смотреть, уставившись в телек, все равно что.
Но, говоря, о любви, бум, он одновременно заигрывал с актуальными политическими трендами, раз за разом закрывая пространство сцены белым полотном с проекцией – то голодающих немцев, бум, то разрушенного Берлина, бум, то строительства берлинской стены, бум, которые социализировали и актуализировали постдраматическую постановку, делая ее плакатной и памфлетичной. Хотя,сам по себе,приемчик так себе, -еще Рязанский театр кукол, в 1984 году, демонстрировал в Брехтовской«Карьера Артуро Уи» (и надо сказать – замечательный был спектакль!),с помощью кинопроектора фашистские шествия под залихватские марши. С тех пор, редкая постановка Брехта обходится без этой находки. Разве, что масштабы проекции растут и растут. Бум,бум,бум.

НА ЧТО ЭТО ПОХОЖЕ.
На кабаре, варьете, мюзик-холл. Сам по себе Брехт – это кабаре. Использование эстетики кабаре, появившейся в 20 – 30-х гг. прошлого столетия, позволяло разрушить рампу, разделяющую сцену и публику, но в «Барабанах в ночи», разделительная линиясцены и зала намеренно подчеркнута многочисленными шарами. Ведь кабаре Юрия Бутусова – это не просто кабаре – это комедийное зомби-кабаре, населенное ожившими эстетическими трупами, общение с которыми опасно. Следует предохраняться))). Бум.

КОМУ ЭТО НУЖНО.
Это вопрос. Бум. Конечно поверхностный ответ – «Барабаны в ночи», будоража воображение, пробуждают у зажравшейся, пресыщенной московской публики ростки социальной рефлексии о хрупкости мира, призывают защитить его, не допустить культурной и цивилизационной изоляции общества. Бум-бум. Но постановка,реализованная на основной столичной сцене, позволяет предположить, что это скорее постмодерновая колыбельная, убаюкивающая нас смыслами о том,что не стоит обращать внимание на всяческие пустяки вроде локальных войнушек на границах: пропавшие вернутся; от неудобных проблемобложимся кирпичами, отгородимся бетонными стенами и будем любить и танцевать, бея в барабаны в стиле: «эх, мамбо, мамба Италия». БУ – Бум, БУ – Бум, БУ – Бум.

КАК ЭТО СМОТРЕТЬ.
Скорее не как, а с чем. Первый акт – с небольшой фляжечной, желательно семилетней выдержки коньячка, попивая его маленькими глоточками, но регулярно. В антракте полирнуть лимончиком и крепким кофе. Второй акт – с большой картонной кастрюлей соленого попкорна. Все это приносить и проносить с собой))). Бум-бум.

СКОЛЬКО ЗА ЭТО ЗАПЛАТИТЬ.
Так как за один вечер мы получаем фактически сразу два спектакля: первый в первом акте, второй во втором, то, мазохистам,изнемогающим от воздействия наих организм высоко- и низкочастотных волн,повышенного уровня децибел, а также любителям раскрашенных черной краской мужских гениталий, за партер – 1500-1000 р. Хипстерам за бельэтаж – 1000-500 р. Для остальных – 300-200 р.–адекватная цена за это зрелище (балкон – бесплатно, все равно пустует).Бум. Бум. Бум.
Клим Галёров

2 апреля 2017 года побывала на спектакле Юрия Бутусова «Барабаны в ночи» в театре им. Пушкина. Впечатления очень неоднозначные.

До этого я уже видела «Чайку» Бутусова и понимала, что это будет нечто экстравагантное. И не то, чтобы я совсем приверженец классики, но некоторых вещей в этой экстравагантности я не понимаю. Сейчас поясню. В «Барабанах» все герои на сцене похожи на фриков: мужчины одеты в женщин, измазаны гримом и т.п. Я не против переодетых мужчин в женщин, но для чего? Я люблю, чтобы каждое действие, каждый жест, каждое слово имело смысл. Здесь смысла я не увидела. То же касается и голого артиста во втором акте. Я уже большая девочка и видела голых мужчин. Но какой смысл был герою раздеваться до гола и трясти своим хозяйством.. Раздеться, только для того, чтобы раздеться? Чтобы спектакль назвали скандальным и написали о нем побольше в прессе? Вот не люблю я этого. Это уже не то искусство, которое называется театром. Это уже шоу, я считаю.

Впрочем, это только мое мнение. И то, что Бутусов является одним из самых модных театральных режиссеров нашего времени, говорит о том, что большинство зрителей считает по-другому. Некоторые, конечно, покидают зал во время антракта, но таких, надо сказать немного. И когда я стояла после спектакля в очереди в гардероб, слышала как кто то сказал, что это лучшее, что они когда либо видели. Были и те, кто говорил, что большего бреда они не смотрели. В общем, впечатления у всех разные, но, могу сказать точно, что равнодушных нет.

От себя еще, не могу сказать, что мне не понравился спектакль. Нет, я просто написала, что именно мне не понравилось, что меня возмутило. Несмотря на это, хочу отметить, что он очень яркий, динамичный, с хорошей игрой актеров и эмоциями навзрыд. Еще в спектаклях Бутусова всегда очень хорошая музыка (мой плейлист изрядно пополнился), сумасшедшие танцы и, хоть временами и жуткая, но красивая картинка.

Вообще, это спектакль, о котором еще думаешь, который вспоминаешь еще некоторое время. К некоторым сценам, после переосмысления, начинаешь по-другому относиться.

Например, в конце, герой обращается в зал: «а вы, что, ждали романтичного финала? вот вам (неприличный жест)» и усаживается смотреть телевизор, держа на коленях официантку и к ним подползает по-собачьи покорная его возлюбленная. Еще он герой говорит, что больше не будет воевать, что он хочет размножаться. В тот вечер, когда я смотрела этот спектакль, мне это все не понравилось. Опять это «креативное прочтение пьесы» и искажение сюжета. Через несколько дней, этот перенос с романтики в реальность, мне даже понравился. Может, и к голому мужчине, и к выражениям «Здравствуй, жопа, Новый год», сказанным непонятно зачем, я тоже позже буду по-другому относиться..

В общем, спектакль на любителя. На любителя фантасмагории, истерии и экстравагантности. Я больше люблю душевные вещи, поэтому мне этот спектакль не зашел. Впрочем, я все равно не пожалела, что его увидела.

20 Положительные

10 Отрицательные

• По дате
• По рейтингу пользователя
• По рейтингу рецензии

Сходила на спектакль второй раз. Зал аплодировал стоя и не отпускал актеров после поклона.Юрий Бутусов верен себе: все его приемы + новые демонстрируются в постановке, танцы, кинохроника, стриптиз..... Музыка отдельный Герой "Барабанов"! Лично меня зажигает музыка, которую Юрий "ставит" Зрителю. Класс! Prodigy на всю катушку в огромном помещении - об этом можно только мечтать! Барабанная дробь ритмична и задает такт и движениям Героев, и музыкальному сопровождению в целом! Люблю барабанную дробь! Постановка с "положительным" концом: Главный Герой и Главная Героиня создали семью и проводят вечера в семье за просмотром телевизора. Счастье в одной "ячейке общества". Настроение повысили, и это "приподнятое" настроение сохранилось у меня и в течении следующего дня.

Бутусов - это режиссер не для всех: его либо боготворят и ходят на его постановки по 3-5 раз, либо встают c мест, не дождавшись антракта. В Петербург на фестиваль "Золотая маска" привезли спектакль по пьесе Бертольда Брехта "Барабаны в ночи", поставленный маэстро в 2016 году (всего за два месяца) для театра им. Пушкина.

Брехт в "Барабанах", конечно, помимо потерявшейся в быстротечных событиях любви Анны и Андреаса, не обошел стороной и излюбленную тему войны, на которой "добропорядочные граждане" как отец Анны - Карл Балике (перекличка с "Мамашей Кураж") зарабатывают деньги, пока другие отдают собственные жизни во имя Родины.

Сюжет прост: Андреас Краглер возвращается, как ему казалось, в родной дом к любимой женщине из африканского заточения после 4-х лет отсутствия, и за один вечер его будущая жизнь, которая еще не так давно виделась ему в самых радужных красках, оборачивается на 180 градусов. Анна помолвлена с Фридрихом Мурком. И дело даже не столько в помолвке, сколько... Анна носит под сердцем ребенка Мурка. Фоном для всего этого предательства чувств служит Ноябрьская революция 1918 года в Германской империи.

Интересно, что Брехт назвал свое творение комедией... Смешного в этой пьесе, впрочем как и во многих других произведениях драматурга, мало, то есть совсем почти что нет. И режиссер Бутусов не просто не следует заявленному жанру, он его гипертрофирует. На сцене не просто комедия, тут целая клоунада, кучка мимигрантов вперемешку с Буратино и Мальвиной, настоящий цирк уродов. И все эту бутафорию он закручивает в драму, посыпая сверху осколками черного (натурально перекрасив главного героя в черный цвет) юмора. На сцене постоянно повышается градус (Бутусов неизменно предан себе): громкая, разрывающая голову, музыка; место действия меняется посредством ярких надписей, слетающих с потолка; стук барабанов; бьющие в глаза лампочки. Герои беснуются в зажигательных танцах, они бесполы (мальчики играют девочек, девочки мальчиков), их лица и тела измазаны кровью. Все действие по ощущениям происходит где-то на границе ада и рая. Надо отдать должное режиссеру: он выдержал сюжет от корки до корки... Прочитал он, конечно, его, по-своему, но тем не менее. По крайней мере, не было вставок из других произведений (как в "Комнате Шекспира"), не переписан ход событий (как в "Макбете"). На стене возникают кадры документальных фильмов того времени, которые переносят зрителя в ужасы войны.

Масштабно, запоминающееся, помпезно, шокирующе.

Ожидаемо адова смесь - Брехт и Бутусов. Держит на нервах все 3,5 часа. Как с начала и думалось - без трупа здесь не обойдется... и действительно - трупы были на протяжении всего спектакля. Жесткая музыка, жесткие движения, жесткое словцо. Актеры потом восстанавливаются наверное с неделю. Был эпатаж публики фразами и голым телом, не в моем вкусе, но можно сказать - в кассу. Хотя я счтаю, что можно было и обойтись, и было бы лучше. Но в целом Бутусов, и теперь хочется Ремарка в его исполнении...

Каюсь, я ждал второго "Доброго человека из Сезуана", а получил, естественно, не его.

Чтобы понять, что же я только что посмотрел, после спектакля я прочитал с десяток рецензий на "барабаны" в изданиях от "Коммерсанта" до "Мира женской политики" (да-да, ради вас я готов вытворять и не такое), все они сообщают примерно одно и то же, а именно: а) Бутусов хотел показать, как война калечит судьбы людей; б) Бутусова больше интересуют поиски новых выразительных форм, чем пересказ сюжета пьесы.

В этом и беда. Спектакль не становится цельным политическим высказыванием, потому что зрителя без перерыва бомбят "выразительностью": тут тебе и театр абсурда, и кабаре с цирком, и Prodigy с исступленными плясками, и даже документальные съёмки из послевоенной Германии. Но и к "выразительности" у меня есть вопросы.

1) Включать на оглушительной громкости Prodigy, чтобы показать напряженность момента? Кажется, это утратило актуальность лет 20 назад. Некоторые рецензенты отмечают саундтрек, который "взорвал театральные соцсети" и что молодёжь прямо во время спектакля ищет играющие песни в Shazam. Я даже не знаю, что больше компрометирует публику Театра Пушкина - что им не хватает мозгов выключить телефон во время спектакля или что они не могут узнать Prodigy и RHCP без шазама (большинство зрителей, действительно, молодёжь, но это скорее говорит о хайповости спектакля, а не его качестве).

2) Изображать нелепость и бесчеловечность войны с помощью театра абсурда - приём старый, но действенный, но растягивать небольшую пьесу на три с лишним часа - это уж совсем какие-то нолановские методы.

3) Сцена, когда клоун хоронит нерожденного ребёнка под грустную музычку, сделала бы честь многим провинциальным режиссёрам, но от "радикала-новатора-визионера" Бутусова такого малодушия точно не ждёшь.

4) Сцена после титров с барабанами, кажется, нужна только чтобы добить и без того экзальтированного зрителя с посиневшими от долгих аплодисментов ладонями, а не чтобы добавить спектаклю смысла или поставить точку.

Но вот к кому точно нет претензий - это актёры. Актёры молодцы.

А ещё больший молодец - худрук театра. В Сатириконе на бутусовской же "Чайке" зрители сбегают во время каждого антракта, под конец зал заполнен примерно на четверть, а сам Сатирикон на грани банкротства. А "Барабаны" почти все досмотрели до конца, да и с финансами, кажется, у театра всё в порядке

Сносящее голову и выбивающее все стандарты шоу-гротеск. Не перестаю удивляться мастерству Бутусова

Мой муж, когда мы сели, спросил "Ну что, опять будет мракобесие? - "Ага" - довольно ответила я. “Это же Бутусов”. Сложно назвать то, что происходит на сцене, спектаклем. Скорее, это шоу-гротеск, кабаре. На поверхности содержание кажется забавным и прикольным, или даже не важным. Воспринимаешь всё как просто прекрасную, сумасшедшую сценическую зарисовку. Все внимание забирает форма. Кажется, что ОНА увлекла режиссера, она его муза, и он выдает всё, что накопилось, и будоражит его, и требует воплощения. Пока не догоняешь суть и за фарсом не видишь и боль от ужасов войны, и социальную несправедливость жизни в целом. Война сметает, уничтожает, растаптывает, коверкает, сводит с ума, вынимает кишки, обезображивает тела и души на своем пути. А человек, хороший человек должен как-то это все выносить и постараться остаться человеком.
Все передается на каких-то зашкаливающих, внутреутробных вибрациях. На сцене творится безумие - герои жрут на сцене (по-другому не скажешь), умываются кровью. Барабаны тоже брызжут то водой, то кровью. Между действами - безумная дискотека. Спектакль напичкан разными музыкальными жанрами и необычными режиссерскими приемами. Очень сильная сцена с похоронами ребенка (я, конечно, как мать, на это особенно среагировала). Понравился прием с официантом-конферансье, который комментирует происходящее, а также регулярно объявляет антракты при смене декораций и костюмов.
Учитывая все вышеописанное, я бы не посоветовала вам покупать билеты на этот спектакль своим родителям, не все спокойно перенесут бегающего по сцене голым главного героя (если они не супер продвинутые в современном театре). Да, и друзья не все оценят. Бутусов, как всегда, на любителя. Я его люблю. Мне он интересен. Каждый его спектакль и удовольствие, и вызов. В них всегда много уровней, добраться до которых иногда не получается.
P.S.Ближайший спектакль 14 февраля, билеты пока есть (не берите только последние ряды партера - лучше ложи бенуар или первый ряд бельэтажа)

С ВЕСЕЛЫМ ДРУГОМ БАРАБАНОМ, С ОГНЕМ АВАНГАРДА В ГРУДИ
просмотр в театре им. Пушкина (Москва) от 01.03.2018

КАК ЭТО ВЫГЛЯДИТ.
Акт 1.Бум. Сидящая на стуле мать, с накладной соломенной косой (кросс-кастинг). Отец, точащий бритву и пытающийся снять с себя скальп. С колосников спускается LIGHTBOX – «Жрут». Пианино.Задравший на него ноги молодой человек в бриджах, с усами, бородкой и вьющимися волосами – христос (наверное). Пропавший на войне жених в белом пышном платье на каблуках. Невеста в черном платье без каблуков.
Бум. СпускающийсяLIGHTBOX– «Africa». Бум-бум-бум-бум. Немецкий шансон. Другой жених – почти как фюрер, но потолще. БббббббУуууууууууМ. LIGHTBOX– «BarПикадили».Французский шансон. Он возвращается. Он не нужен. Он любим. Тридцатисекундный перерыв, без музыки. LIGHTBOX – «Перец».Игра на гитаре гениталий. БуууМ.ББууууММ.БББууууууууМММ.
Акт 2. Веселуха. Бум, бум. Танцы. Бум, бум, бум. Миманс. Тридцатисекундный перерыв, с музыкой. «Негр», с голой задницей, яйцами и барабаном. Бум. «Ми-ми-ми» – шарики с неба. Киношка. Собачка. Просмотр телека. Титры. КОНЕЦ. Джем-сейшн. Бум-бум, бум-бум, бум-бум!

ЧТО ЭТО БЫЛО.
Комедия. «Барабаны в ночи», по одной из наименее реализуемых театральными режиссерами ранних пьес Бертольта Брехта, претендующей на звание очередного события экзистенциального масштаба. Премьера состоялась 11.11.2016, на сценеклассически старомодного, украшенного позолоченным гербом Советского Союза, московского театра им. Пушкина.Прикольно. Бу---м.

КТО ЭТО ПРИДУМАЛ.
Режиссер:Юрий Бутусов,– продолжая свою работу над наследием Брехта– ставшим для него, по его мнению, этапным автором. Креативно. Бум.
Сценограф и художник по костюмам: Александр Шишкин. Гламурно. Недешево. Бум-бум.
Сценограф по свету. Блестяще!Бум,бум,бум,бум.
Хореограф:Николай Реутов. Скромно. Б-м.
Саундтрекер: Юрий Бутусов. Шикарно. Бу-бу-бу-бу-бу-бум.

КТО ЭТИ ЛЮДИ.
Хааариииииизматичный, большого таланта актер, не стесняющийся и своего небольшого, но эффектного «дарования»– Тимофей Трибунцев (Андреас Краглер)! Бум.
Ууумница и краааасавица – Александра Урсуляк (Анна Балике)! Бум. Ей, правда повезло меньше всего, чтобы тебя шпиливилили на голых подмостках и белом рояле, ни красоты, ни особого ума не надо!Профессиональнее бы было, если она появлялась бына сцене под конец спектакля, запуская на три часа вместо себя боди-дублершу или боди-дублера. Бум.
Тооооооочно справившийся с ролью проститутки Мари – Сергей Кудряшов. Бум.

ЧЕГО ОНИ ХОТЕЛИ.
Юрий Бутусов, Бум, утверждает, что хотел поговорить со зрителем о любви. Конечно, ушлыйпоклонник творчества мастера понимает, что говорить он хотел, не только о любви, а о многом. Ведьпоставил Брехта, а не Радзинского, и главный герой возвращается с войны, которая продолжает идти у него в голове.Не знаю, удалось ли об этом “многом”, но, что режиссеру несомненно удалось – так именно об этой самой любви поговорить. Это, удивительным образом, получилось!Бум-бум. Не о той любви, об этой – нашей. В которой любят и не могут забыть. Любят и спокойно предают. Любят и любя изменяют с первым встречным. Любят, но готовы променять тебя на того, кто побогаче и поуспешнее. Про ту любовь, в которой хочется собачей преданности. И вот так, на мягком диване, прижавшись к любимому и долго, долго, тупо, тупо смотреть, уставившись в телек, все равно что.
Но, говоря, о любви, бум, он одновременно заигрывал с актуальными политическими трендами, раз за разом закрывая пространство сцены белым полотном с проекцией – то голодающих немцев, бум, то разрушенного Берлина, бум, то строительства берлинской стены, бум, которые социализировали и актуализировали постдраматическую постановку, делая ее плакатной и памфлетичной. Хотя,сам по себе,приемчик так себе, -еще Рязанский театр кукол, в 1984 году, демонстрировал в Брехтовской«Карьера Артуро Уи» (и надо сказать – замечательный был спектакль!),с помощью кинопроектора фашистские шествия под залихватские марши. С тех пор, редкая постановка Брехта обходится без этой находки. Разве, что масштабы проекции растут и растут. Бум,бум,бум.

НА ЧТО ЭТО ПОХОЖЕ.
На кабаре, варьете, мюзик-холл. Сам по себе Брехт – это кабаре. Использование эстетики кабаре, появившейся в 20 – 30-х гг. прошлого столетия, позволяло разрушить рампу, разделяющую сцену и публику, но в «Барабанах в ночи», разделительная линиясцены и зала намеренно подчеркнута многочисленными шарами. Ведь кабаре Юрия Бутусова – это не просто кабаре – это комедийное зомби-кабаре, населенное ожившими эстетическими трупами, общение с которыми опасно. Следует предохраняться))). Бум.

КОМУ ЭТО НУЖНО.
Это вопрос. Бум. Конечно поверхностный ответ – «Барабаны в ночи», будоража воображение, пробуждают у зажравшейся, пресыщенной московской публики ростки социальной рефлексии о хрупкости мира, призывают защитить его, не допустить культурной и цивилизационной изоляции общества. Бум-бум. Но постановка,реализованная на основной столичной сцене, позволяет предположить, что это скорее постмодерновая колыбельная, убаюкивающая нас смыслами о том,что не стоит обращать внимание на всяческие пустяки вроде локальных войнушек на границах: пропавшие вернутся; от неудобных проблемобложимся кирпичами, отгородимся бетонными стенами и будем любить и танцевать, бея в барабаны в стиле: «эх, мамбо, мамба Италия». БУ – Бум, БУ – Бум, БУ – Бум.

КАК ЭТО СМОТРЕТЬ.
Скорее не как, а с чем. Первый акт – с небольшой фляжечной, желательно семилетней выдержки коньячка, попивая его маленькими глоточками, но регулярно. В антракте полирнуть лимончиком и крепким кофе. Второй акт – с большой картонной кастрюлей соленого попкорна. Все это приносить и проносить с собой))). Бум-бум.

СКОЛЬКО ЗА ЭТО ЗАПЛАТИТЬ.
Так как за один вечер мы получаем фактически сразу два спектакля: первый в первом акте, второй во втором, то, мазохистам,изнемогающим от воздействия наих организм высоко- и низкочастотных волн,повышенного уровня децибел, а также любителям раскрашенных черной краской мужских гениталий, за партер – 1500-1000 р. Хипстерам за бельэтаж – 1000-500 р. Для остальных – 300-200 р.–адекватная цена за это зрелище (балкон – бесплатно, все равно пустует).Бум. Бум. Бум.
Клим Галёров

Когда я смотрю спектакли Бутусова, то мне везёт через раз. То потрясение, то разочарование, то попадание, то мимо. На это раз – «Барабаны в ночи» в Пушкинском – повезло, попало! В финале кричал «браво».

По бутусовской традиции первый акт разворачивается шумно и трудно, не всегда склеивается, но постепенное начинает дышать, образы и смыслы соединяются. А второй акт – роскошное разнообразие настроений, образов и накрывающих смыслов, без предыдущего напряжения и давления.
Любимые актёры Бутусова Трибунцев, Урсуляк, а также Матросов и Воронкова – на высоте, разнообразны и непредсказуемы. Музыка, пластика и сценические эффекты – это сильная сторона постановок режиссёра, и здесь они сильны, создают дополнительную глубину и смыслы, особенно, финал с живыми барабанами.

Спектакль, начинающийся как пародия на шоу «Фридрихштадтпаласа», вдруг превращается в бытовую комедийную драму, потом пригвождает к стулу документальными кадрами послевоенного Берлина и строительства берлинской стены, то поднимается на высоту страстности и любовной романтики, то падает в издёвку африканской темы и джаза, трансформируется в ГДРовский соцреализм и неожиданно - мороз по коже на словах «прошло четыре года» (про нас!), когда герой отказывается от всякой революции, занимается бытом и садится в кругу семьи перед телевизором… Эта мастерская эклектика театра Бутусова – столь сложная в совпадении эффектов и порождающая новые значения - держала в напряжении, порождала радостное удивление и выстрелила, не смотря на схематичность текста, устарелость брехтовской пьесы и, казалось бы, неактуальность темы.

Ещё раз убедился, что спектакли Бутусова лучше смотреть в Москве. Все три его питерские спектакли, что я видел, не склеивались, актёры там явно слабее, оставалось разочарование. В Москве же он создаёт разные по уровню постановки, но среди них есть явные шедевры - «Бег» в Вахтанговском и «Чайка» в «Сатириконе», а также такие интересные работы по Брехту в Пушкинском – «Добрый человек» и сейчас «Барабаны в ночи».

Растянуть скудную на сюжетные повороты тридцатистраничную пьесу на восхитительный спектакль длиной в три с половиной часа может только Юрий Бутусов. Искомый материал – «Барабаны в ночи» Бертольта Брехта – на сцене театра имени Пушкина зазвучал одновременно и по-новому, и очень в духе той эстетики, которую создаёт гастролирующий худрук театра Ленсовета.

Воздействие на аудиторию происходит визуально, аудиально и эмоционально.

В постановке нет полутонов, намёков и каких-то недосказанностей. Напротив, герои говорят навзрыд, смеются через край и буквально бьются в пластических конвульсиях под бой барабанов, узнаваемую мелодию Prodigy и собственные музыкальные изыски режиссёра. Только к середине спектакля понимаешь, что всё это – первобытный шаманизм. Танцы с барабанами в клубах дыма и слова-заклинания завораживают и погружают в гипнотический экстаз сначала самих артистов, а потом и зрителей в зале.

Размыванию эмоциональных устоев способствует и двойственная природа героев: мужчин играют женщины, женщин – мужчины, герой Тимофея Трибунцева Андреас Краглер половину первого акта бегает по сцене в полупрозрачной тюлевой юбке. Потом он всё-таки надевает брюки, но лишь для того, чтобы в одном из эпизодов снять с себя всё. Полное физическое обнажение отнюдь не шокирует, а лишь дополняет эмоциональный стриптиз Краглера, раздавленного несчастной любовью и принявшего решение возглавить революционные беспорядки. Именно сняв с себя всё, можно бить в барабаны и идти на баррикады. Противопоставление личного счастья и общественной активности – основная мысль в пьесе Брехта. Однако у Бутусова она скорее вторична на фоне личностного противостояния героев.

Помимо Тимофея Трибунцева, еще две основные роли сыграли Александра Урсуляк и Александр Матросов. Неравносторонний любовный треугольник – Анна Балике, не дождавшаяся с войны жениха Андреаса Краглера и обвенчавшаяся под давлением родителей с Фридрихом Мурком. Развитие каждого героя в постановке Бутусова ассоциативное. Анна – сначала Коломбина, потом невеста, меняющая белое платье на траурное чёрное, потом шлюха, даже собака… Переодевание, происходящее на сцене, за сценой и как бы между делом, каждый раз заставляет по-новому почувствовать персонажа, которым становится сам артист.

Роль грустного мима, которую Бутусов также очень любит использовать в своих постановках, досталась Александру Матросову. Он же – Мурк, жестами говорящий со зрителем и с богом, когда остаётся наедине с ребёнком на руках.

Ещё одна традиционная для режиссёра «фишка», позволившая Бутусову снова замахнуться на заявленный хронометраж спектакля, - это визуальная эстетика. Некоторые сцены можно рассматривать, как полотна импрессионистов, часами. Клубы дыма, рассаженные в запланированном беспорядке герои, спускающиеся сверху неоновые надписи и целые мириады шаров-звёзд, падающих на всё пространство сцены. Простые, казалось бы, приёмы, возбуждающие у зрителей эмоциональный перехлёст отнюдь не оставляют ощущения дешевизны.

Приземлённо смотрятся заигрывания артистов напрямую со зрителем и разговоры с неким голосом из-за сцены, что, видимо, также должно добавить эмоциональной подвижности происходящему. Однако создаётся скорее обратное впечатление некоторой не сыгранности и недоработанности. И всё-таки «Барабаны в ночи» пробивают стену между сценой и зрительным залом, заставляя, словно на американских горках, то переводить дыхание, то снова дрожать от возбуждения.

Жалею, что не ушла в антракте, как это сделали многие еще до антракта в момент сцены секса у рояля.
НЕСТЕРПИМО ГРОМКАЯ МУЗЫКА в качестве связок сцен! ЗАЧЕМ? Чтобы люди оглохли и ушли с головной болью? Какой смысл в ней?

После спектакля было ощущение, что меня эмоционально опустошили и подавили. Ощущала себя утомленной, начала болеть голова, возникло чувство отвращения и непонимания - зачем я это съела? Утром голова болела еще больше и ощущалась подавленность по-прежнему. Спектакль - это единственная причина такого состояния.

Сам спектакль про личную трагедию во время 2й мировой войны. Конечно, тема не веселая. Но я смотрела много спектаклей, которые вызывали слезы, в которых была трагедия, но после них я не ощущала себя так, как будто меня опустошили эмоционально и забрали у меня энергию.

Дело именно в режиссерской подаче материала. Рождается ощущение негармоничного абсурдного нагромождения, которое передает боль героев, но в такой форме, что тебя это истощает, от зала забирается энергия. Считаю, что все это говорит о психологической проблемности самого режиссера, который таким образом себя выражает. Бутусов, на мой взгляд, лишь модный нашумевший режиссер. Черный пиар - это тоже пиар. Хочется отметить, что в Санкт-Петербурге некоторые мастера посчитали его ненормальным и не хотели с ним сотрудничать. Это тоже не просто так.

Считаю, что подобные спектакли нельзя допускать до зрителя.
Очень жаль, что кто-то позволяет.

Торжество невозможной жизни для обычного зрителя / «Барабаны в ночи» Б.Брехта в постановке Ю.Бутусова в МДТ имени А.С.Пушкина

Зритель должен не сопереживать, а спорить.
Бертольд Брехт

Что мог знать о жизни в 1919 г. 24-х летний автор «Барабанов в ночи»? Куда меньше, чем в 1954 г., когда редактировал пьесу и гораздо меньше, чем знало его искусство. Всегда избегающее и противящееся однозначности толкования и выворачивающее наизнанку любые идеи (какими бы верными на тот момент они не казались), которые автор может попробовать туда привнести.
Чем чётче и точнее (при встрече с произведением искусства) мы формулируем наши вопросы, тем яснее становится мысль, что в наших вопросах уже имеются ответы. Вернее, мы имеем дело с ответами, к которым и пытаемся подбирать вопросы.
Но много ли их у нас? Как часто слышится: ну это понятно – это вот то-то – это оттуда – это я и так знаю – пойдём отсюда, нам здесь ничего нового не покажут – и т.д. Но что мы, собственно, знаем? «Люди придумывают такие мелкие словечки и пускают их на воздух, как пузыри, чтобы можно было потом спокойно лечь спать, потому что так и так всё пере-мелет-ся». Потому что так проще и легче, и не нужно будет ничего менять.
И всё вот это как будто бы всем нам очевидные вещи. И история в пьесе, в общем-то, тривиальная. И незачем и голову ломать. Что стало с любовью Анны? Для чего «воскрес» Андреас? Понять, кем он, стал или быть тем, кем он стал? Его выбор остаться с Анной, ждущей ребёнка от нелюбимого другого мужчины, - а не участвовать в революционном погроме – трусость и предательство? Или же самопожертвование во имя своей любви? Ведь когда есть любовь – война или революция уже не нужны, да и вообще всё происходящее вокруг может перестать иметь какое либо значение. Ведь именно эта любовь и спасла его и возможно спасает и сейчас. Но ведь как же это похоже на желание маленького мещанского счастья! А с другой стороны – может быть – это всего лишь отрезвление, разочарование и т.н. мудрость битого? И в постановке одно перетекает в другое – так незаметно и стремительно, что как бы ты для себя не решил, - никакое решение не окажется единственно правильным и окончательным. «Ведь звёзды сходят со своего пути, если хоть один человек безразличен… к подлости». И прощание с романтизмом, идеализмом неизбежно перетекает в возведение вокруг себя стены – от всего удушающего ужаса, несправедливости, горя этого мира и этой жизни. Жизни, которая почти всегда не то, что ты о ней думаешь.
Но нужна ли она такой? Будет ли она тогда настоящей?
Вот такими пируэтами и лабиринтами постижения жизни и учит нас искусство. И искусство Ю.Бутусова особенно.
Разрушая границы нашей привычной оптики до бесконечности.
спасибо ему и всем, кто делал этот спектакль
волшебным

Прошло достаточно времени после премьеры спектакля «Барабаны в ночи» в театре им. Пушкина, но собрать мысли в единое целое не удается. В такое состояние погружает тебя Юрий Николаевич Бутусов, поставив пьесу с простым сюжетом, понятную на протяжении 3,5 часов, но понятную только внешне, в глубине скрыто столько загадок, что решить их можно через n-ое количество спектаклей, если вообще возможно. Главная изюминка постановок Бутусова не в анализе поступков героев, не в составлении психологического портрета, а в копании в себе, в разжевывании каждой сцены. Бутусов никогда вам не разложит все по полочкам, не посадит в зал и не покажет пьесу слово в слово, он заставит вас разобраться самим, и порой это затягивается на месяцы.
Все также с «Барабанами», оболочка спектакля ясна и понятна, а что скрыто внутри… И это прекрасное состояние, когда есть возможность думать, рассуждать и сравнивать впечатления. Спасибо, Юрий Николаевич, за то, что учите анализировать происходящее, а не просто видеть декорации, актеров и аплодировать красивой картинке.
Два действия – это два цельных спектакля, можно и смотреть их по отдельности, первый акт как в вихре закручивает тебя, погружает в действие, а музыка переключает внимание и помогает дополнить происходящее. Музыка потрясающая, способность Юрия Николаевича подбирать идеальную композицию для того или иного действия – это талант, ни прибавить, ни убавить. Второй акт меня запутал и не особо поразил, сцена с младенцем не тронула, голый актер не напрягал: раз вы вводите такого персонажа, то делайте все завуалированно, как сделали в театре Пушкина, это не пОшло и не противно.
Кроме музыки режиссер правильно подбирает актеров, все работают слаженно и никто не стремится вознести себя выше другого. Александра Урсуляк, Тимофей Трибунцев, Алексей Рахманов, Иван Литвиненко, Александр Матросов, Вера Воронкова, Анастасия Лебедева, Александр Дмитриев, Сергей Кудряшов, спасибо вам за командную работу, вы на сцене как одна большая семья.
Повторюсь еще раз, что сказать о том, что за «Барабаны» поставил Юрий Николаевич Бутусов после одного просмотра – невозможно, даже сейчас анализируя, читая отзывы, понимаешь, что столько ребусов в постановке, а ты увидел только часть. Если честно, спектакль еще сырой, нужно разыграться, прирасти к сцене и друг другу, но уже ясно, что жить он будет долго, а мы – зрители будет ходить ни один раз.

Очень понравился спектакль, эмоциональный, яркий, зрелищный. Ну и конечно-смыл! Три часа -думаешь что о любви и войне, а к финалу понимаешь, что это предупреждение всем нам, сегодняшним. Финал очень сильный! Актерам, всем и каждому в отдельности-браво. Тимофей Трибунцев, не думала что может быть таким! Хотя видела его в Чайке, но здесь.. такое ощущение, что оголен каждый нерв. Спасибо.

Записки дилетанта.

№ 44. Театр имени Пушкина. Барабаны в ночи (Бертольд Брехт). Режиссёр Юрий Бутусов.

Поскреби Бутусова, найдёшь Брехта.

«Барабаны в ночи» - ранняя пьеса Бертольда Брехта, которую автор считал «сырой», не желая включать в собрание сочинений и четвёртая по счёту постановка немецкого драматурга для Юрия Бутусова. Также это четвёртая поставленная пьеса для плодовитого питерского режиссёра в 2016 году – на подготовку к премьере ушло всего два месяца. В ней, помимо вечной темы взаимоотношений мужчины и женщины поднимаются вопросы соперничества, предательства, социальной несправедливости, революции, ужасов войны, выбора жизненного пути и абсурдности человеческого существования.

Сюжет прост, действие происходит «здесь и сейчас»: четыре года назад Андреас должен был женится на Анне, но попал на фронт. Сегодня Анна беременна от богатого Фридриха, который делает ей предложение. Анна не может забыть Андреаса, но родители, находясь на стороне обеспеченного Фридриха уговаривают её согласится. Помолвку отмечают в баре «Пикадилли», куда является грязный, оборванный, но живой Андреас. Получая коллективный отпор от семьи Балике бывший солдат напивается и примыкает к восставшим (действие происходит на фоне Ноябрьской революции). Чуть позже встретив передумавшую и нашедшую его Анну Андреас сразу же остывает и делает выбор в пользу «лежать в кровати и размножаться».

Те зрители, кто не читал текст вряд ли догадаются о всех сюжетных перипетиях, но потеряют от этого мало, ведь у Бутусова «как» важнее «что». Провокатор, взрослый бунтарь, поставив раннюю хулиганскую комедию Брехта перевернул всё с ног на голову, превратив «комедию» (у Брехта так и написано) в инфернальную клоунаду, мрачную истерику, воспалённый конфликт всего и вся. Изначально жёсткие, безжалостные, нордические интонации в тексте («теперь он сгнил и земле», «у него больше нет носа», «теперь его черви едят», «у меня рот полон дерьма» и т.д.) многократно усилены ошеломляющей, залихватской интерпретацией, похожей на плод больного воображения.

Бутусов в очередной раз шокирует уважаемую публику, вышибая из неё всю дурь, взрывая текст со смыслами и используя свой безотказный парадоксальный арсенал. Из текста взято всё «самое-самое» и только по делу и усилено множеством гипертрофированных контрастов: происходящее то очень быстро, то медленно, то оглушающе громко, то тихо, то завораживающе красиво, то безобразно, то вкрадчиво-проникновенно, то вульгарно, то бешено и исступлённо, то отрешённо. Исповедальный драматизм сменяется загадочностью, заставляющей ломать голову. На сцене царит то белый хаос, то чёрный вакуум.

В обязательном порядке в адской режиссёрской смеси присутствуют элементы брехтовского «эпического театра» - «дистанцирование», «очуждение», включение в спектакль самого автора: вот, Тимофей Трибунцев препирается с невидимым голосом, вот по лицу порезавшегося бритвой Карла Балике хлещет кровь, вот, конфликтующие персонажи таскают друг друга за волосы. Их реплики обессмыслены криком, а эмоциональный стриптиз завершается стриптизом настоящим. Зрителя постоянно сбивают с толку: со сцены звучат стихи Пастернака, мужчины переодеты в женщин и наоборот, после тишины слышны фирменные нарастающие до грохота звуки, усиливающие общую тревожность и явственное ощущение трагедии, нарастающую драматичность которой чувствуешь буквально кожей. Визуальный ряд полон резких акцентов из цвета и света - яркая красно-жёлтая юбка Анны, кровь, размазанная по лицу Андреаса, большой красный барабан на авансцене или неожиданные завораживающие инсталляции из медленно спускающихся светящихся шаров, словно парящих в воздухе. Всё это приёмы, инструменты и от автоматизма и стереотипности восприятия не остаётся и следа. Буквальный «Полёт Валькирий», больше похожий на пляску Святого Витта происходит под рёв Prodigy, актёры то застывают, то конвульсируют в синхронных судорогах под громкое техно, а ветер рвёт колышущиеся полы одежды. Если речь в названии спектакля идёт о «барабанах», то барабанов будет много, целые горы разнообразных барабанов: больших и маленьких. Барабаны будут звучать из динамиков и в них обязательно будут колошматить все актёры без исключения.

Мир Бутусова, это колючий, жестокий, уродливый, негармоничный мир, дикий зверинец, где люди похожи на неловких марионеток, несчастных и безумных клоунов, которых безжалостно треплют обстоятельства. Жизнь проверяет людей на прочность. Юрий Бутусов не церемонится, показывает персонажей с худшей стороны, вскрывает, словно патологоанатом человеческие души. Внутри оказывается лишь гниль: главный герой – псих, жених – циник, невеста – истеричка, отец невесты - чудовище, мать – чучело. Каждый – жертва. Персонажи искалечены, всклокочены, перепачканы, надорваны, находятся по ту сторону грани нервного срыва. Это уже не неврастеники, а конченые психопаты. Здесь нет места доброте или состраданию. Всё, что остаётся героям – надрываясь орать друг на друга в отчаянии. Персонажи не живут, а терпят свою участь, играют роли, из последних сил соблюдая приличия.

Звездой, центром шизофренического паноптикума, его «королевой» выступил актёр «Сатирикона» Тимофей Трибунцев, органично сыгравший главного персонажа - Андреаса Краглера, никому, даже собственной невесте не нужного солдата, вернувшегося с войны. Этот фрик, похожий на неловкое чучело, появляется то в белом бальном платье и женских сапогах, то бегает по сцене нагишом, то исступлённо колотит в барабан, то сидит неподвижно, то ходит в семейных трусах («зять – нефиг взять») или вымазан гуталином словно негр («я – негритянская рухлядь»). Но в финале от его пассионарности не остаётся и следа - в обнимку с любимой он превращается в унылого «телезрителя».

По спектаклю, рассеяны загадки и символы, самый запоминающийся из которых - «Иисус» с терновым венком на голове и в белых трусах, маячащий на заднем фоне (он же изображён на программке). Особенно много их по второй его части, заметно сбавившей темп. Плотность повествования заметно снижена, действие состоит больше из режиссёрских заготовок, заигрываний с публикой нежели событий из сюжета. Смешным вышел случайный экспромт у Тимофея Трибунцева с дважды выпавшей из рук и развалившейся от удара об пол трубой. На заднике показывают чёрно-белую кинохронику разрушенных войной домов – это дань антивоенному пафосу автора пьесы. Но и сами персонажи уже давно превращены в развалины, опустошённые своей персональной внутренней войной.

В интервью режиссёр признаётся, что: «это одна из любимых пьес, очень хорошая, красивая, романтичная, социальная». Но не стоит обманываться! Великий и ужасный Юрий Бутусов максимально выворачивает наизнанку и текст, и персонажей, и актёров, а следом и зрителей, делая это, как всегда, азартно. С помощью эмоций режиссёр подсоединяется к нервной системе зрителей и выкручивает виртуальную ручку воздействия на максимум. Шансов остаться равнодушным не остаётся – по коже снова идут мурашки. Именно за них Бутусова и любят.

Цыганский рейв с музыкой из 90-х на сцене Театра Пушкина.
Нет войне, да здравствует любовь!
Новое восприятие текста Брехта в переводе от Егора Перегудова, феноменальная работа актёров, а легкость повествования обеспечивает клиповый монтаж сцен. Погружение в фантазийный мир режиссёра происходит моментально, и в этом мире застреваешь глубоко и надолго, при этом 4 часа действа пролетают совершенно незаметно.
Отдельно отмечу что Тимофей Трибунцев блестящий исполнитель.

Хожу на все спектакли Бутусова, т.к. это особенное явление в театре. Сильные эмоции и обычно скрываемые внутри головы героев мысли визуализируются им во вне, вываливаются на сцену во всей их красе и неприглядности, где равноценно смешиваются с реальностью и сюжетом. Эти спектакли не для логиков и не для тех, кто хочет чтобы всё было понятно в моменте - "смотрю и понимаю прямо сейчас: этот в будёновке за красных, а этот в офицерской форме, значит за белых". У Бутусова шифр на порядки сложнее и понять его можно лишь потом, увидев постановку в целом и неделю-другую подумав, разгадывая образы и ходы. Здесь неясные образы-персонажи могут постоянно тенью присутствовать 3,5 часа на сцене только лишь ради одного момента - вдруг выйти в терновом венце из массовки и надеть красный нос одному из главных героев, этим объяснив всё его человеческое и ранимое, неловкое, но данное Богом.
В общем, как всегда у Бутусова - логикам и людям с рациональным мышлением противопоказано, а аналитикам и театральным Шерлок Холмсам смотреть обязательно. Редкая пища для ума и роскошный пир из эмоций и многослойных режиссерских посылов.

С недавних пор, я являюсь поклонником творчества Юрия Николаевича. И, скорее всего, уже навсегда! Это было, на мой взгляд, просто гениально. Несмотря на то, что спектакль длится 3 часа 30 мин., хотелось, чтоб чумовые танцы, и все происходящее действо на сцене не заканчивались. До сих пор звучит в голове “Smack My Bitch Up” (The Prodigy) и “Skip To The Bip” (Club Des Belugas). Это был фейерверк звука, света, пластики, таланта всего актерского состава, ну и, конечно же, хорошая работа Ю.Н.Бутусова!
От кинохроник разгромленного Берлина и возведение Берлинской стены - мурашки бежали по телу; от подобранных музыкальных композиций – вибрации внутри меня; от игры Т.Трибунцева (Краглер) , А.Урсуляк (Анна) и всех задействованных актеров – полный восторг!

Бутусов в творческом кризисе

Скучно невыносимо, поскольку предсказуемо почти всё происходящее на сцене. Те же забелённые лица, то же общее ч/б, те же истеричные крики артистов, те же энергичные танцы под современную музыку, что и во всех последних спектаклях Бутусова. Я смотрел почти все его ранние спектакли в театре Ленсовета - В ожидании Годо, Войцек, Калигула. Это были выдающиеся новаторские спектакли. А ныне период бесконечных самоповторов. К сожалению.

“Пошло, плохо сыграно и долго" - это все о первом действии, которое было ужасно полностью и во всем - в первые же 10 минут ты видишь актеров, которые не вытягивают свои главные роли (в дальнейшем не будучи таковыми, все было вполне пристойно, кроме увы, главной героини, которая выглядит пристойно лишь в двух сценах, где она изображает мужчину и героиню во вторую мировую).Дальше больше - непрактичные и нечеткие рисунки танцев, которых много и это как раз единственное, что неплохо, затянутые сцены с повторяющимися перефразированием одной и той же мысли, продолжающийся безумно сомнительный уровень игры актеров (практически всех, что видимо связан с тем, что роли делались и калибровались не под них, а им досталось их реализация), драмматизм вообще не ощущается, сюжет размазан и перемежается трюками (а так же к большому огорчению банальными и пошлыми сценками и юмором). Сцены с танцами хоть как-то худо бедно помогают осилить эту часть, потому что очень хотелось спать. Вторая часть спектакля - сильно лучше, я даже порадовалась, что сдержалась и не сбежала, потому что становится понятно, что актеры умеют играть и смысл есть. Но и тут не то, чтобы шикарно - сюжет по-прежнему затянут, действие местами сильно похож на клип, а не спектакль, хотя и вразы структурированнее (видимо, этот материал знаком и понятен режиссеру лучше и больше), разбавлен кинохрониками, роли более адеватней распределены и игра актеров сыгранее, лучше (сам главный герой хорош). Как итог,в моей практике за три последних года это худший спектакль, где я просто жалела, что пришла, с первых 15 минут, и дело вовсе не в "авангардности спектакля или режиссёра ". И увы, в театр Пушкина меня это уже тоже не заманит на долгое время (

Сказка о "Барабанах в ночи".

Часть Первая. Камерная история
Это декабрь.. Ты знаешь этот месяц, когда на бульваре Тверском осыпаются ветки белым, при взлёте ревнивой к небу сороки. Когда фонари газовые, раскаляя воздух вокруг себя, наполняют его дрожью и зыбью видимого мира. Бредуют в эту ночь кверху, Страстного монастыря в сторону, двое - Он и Она. Бутыль вина, разумеется, за обшлагом - иначе к чему бы все эти предрождественские гуляния.. Прибились к стволу, время губами сжали и улыбаются из подведённых пробкою жжёной оба.
- Алиса Георгиевна, я смотрю в ваши глаза и понимаю, что мне нужен Театр.. Именно теперь.
- Тогда давайте, Александр Яковлевич, стучаться во все двери подряд - не может статься, чтобы без отклика подобное случилось..
Они переходят трамвайные пути, там в окнах чужих свет еле теплится. По стеклу до седьмого раза - отворяет ставенку в халате индийской росписи, с красной тилакой на лбу старичок. И между ними происходит следующий разговор..
Александр: Здравствуйте, добрый человек. Есть ли в этом доме Театр?
Старик: (Через паузу, как с берега того почти уже шёпотом) Прислушайтесь к ней.. Слышите как тишина в желаниях настаёт отныне и до века? Движения остановились, дух прекратил колебания - вот тебе и маятника нету, а значит - нету и драмы.
Александр: Дедушка, да вы никак старовер? Я Вам простой вопрос задаю.. Вы себя как чувствуете, дедушка?
А дедушка достаёт из халата напёрсточек с толчёным феназепамом, сыплет едва на палец и задумывается..
Старик: В Одессе бывали?
Александр: А как же, старче.. Всё своим ходом. Вы мне ответьте - здесь Театр найдётся? Только яснее как-нибудь..Час то поздний уже, вот и неровен..
Старик: Видите ли, юноша.. Я отказываюсь от подобных сражений - Я останавливаю свои колесницы посреди полей Курукшетры, завожу коней картонных в закулисье стойла, Я протягиваю свой меч реквизитору. Ну, и так далее..
Александр: Вольнодумствуете, значит.. Да за такое могут и высечь у генерал-губернатора. Это я вам как человек с юридическим образованием заявляю.
Старик: Секли уже на той неделе семеро - до сих пор днём с огнём их не сыщут..
Александр ухмыляется стойкости философии собеседника, Александр умывается снегом ни для чего. Старик сдувает порошок с пальца, и тот сливается с чёрно-белой Москвой. Пауза.. Слышится свист запалённой в небе шутихи..
Старик: Разрешите мне, юноша, подарить госпоже Коонен вот этот перстень. Я нашёл его нынче утром в брюхе пойманной рыбы - он принесёт вам удачу..
В руке протянутой - серебро с малахитом.
Алиса надевает перстень на безымянный, целует старику руку - снег охлопьями небесными валится на ресницы. Старик затворяет окно - И дальше идут эти двое, мимо извозчика, дремлющего на облучке, мимо вывески «Колониальные товары», атлантов мимо, несогбенных под ношею.. За ними пройдя - господин на крыльце стОится, должно быть в отставке советник статский: шуба бобровая в нём навыверт, часы на цыпочках вертит, поглядывает куда-то в несвояси.
Александр: Скажите, за стенами этими найдётся Театр?
Советник: А вы, батенька, в своём уме? К чему окружать людей камнями, когда их можно статики лишить?
Александр: Это всегда успеется.. Сперва - сцена, гвозди, воскресение. Так здесь Театр найдётся, я вас снова вопрошать изволю?
Советник: Здание театра - есть собрание запертых, а вам - дышать надо глубже по молодости лет ваших.. Вон у вас и губы бледные, ладони трясутся. Поезжайте-ка вы лучше в Париж с вашей спутницей волоокой обручку - вмиг охота отпадёт к затворничеству.
Александр: Уж побываем, папаша.. И судя по вашему тону, я заключаю что вы - либо символист, либо заблудшая в полемике личность.
Советник: Ах, молодость.. Вечно то ей нужно в диалог заступить, всё то ей крылышко опробовать неймётся. Жу-жу-жу, мой яхонтовый..
Часы его на этих словах срываются с кольчуги и падают в снег - всяческого Вам, господа, равновесия желаю - к обочине подъезжает «гирокар Шиловского» и увозит советника в сторону Никитских ворот.
Субъективное восприятие рождает мораль. В этих текстах она отсутствует.. Или стремится к этому.
Из горлышка - последние два глотка, Москва за шиворот метелится.
Алиса: Если бы я не хранила молчание, Александр Яковлевич, я сказала бы о том, как хочу поцеловать Вас теперь..
Александр: Если бы мне не нужен был театр, Алиса Георгиевна, прямо сейчас - я сам не говорил бы Вам ни слова..
Идейная выдержка. Кремень мужик.
Вы видите тот особняк на стороне другой бульвара? Там нет огня, заколочены кое-где уже стёклышки, пустошью будто объятый - и дверь красоты изумительной, в резьбе чёрного дерева.
Двое переходят сквозь кроны на ту сторону.. Стук кольцом кованным.. Стук ещё раз.. ни ответа, ни отзыва. Двадцать пятый кадр: Иногда ему слышится что театр - неуловим. Он - лань Киренейская, несётся где-то в горах, и если ты - не сын божий, то горе тебе, бегущий. Собъётся дыхание твоё и выпадет из тела, и подвигам Двѣнадцати уже не останется для героя Эллады места. Пиздеть - не мешки ворочать. Поэтому надеваются серьги в ухо, грим посреди жизни отчаленной и - пошёл в Terra Incognita. Брѣдущие - это принцип Ненаказуемой Анархии, в сознательном отказе от неё. Только сын божий догонит Театр - чтобы после отказаться от него навсегда.. Выход из кадра.
Двое прикуривают на ветру от одной, и во всполохах её замечают как издалека приближается к ним незнакомец, на колесе огромном сидя велосипеда типа "Penny-Farthing". Вот такие художественные подробности быта.. На голове его цилиндр, в глазах, как водится - мятеж и вызов. Самовызов. Самовывоз. Варианты… Он останавливается рядом, снимает перчатки и стучит кольцом кованным по двери.. Стучит ещё раз. Рушится с неба хлопок белёсый, слышится тишина.
Александр: В этом доме найдётся Театр?
Двѣнадцать: В этом доме найдётесь Вы.. Ваша фамилия - Корнблит?
Александр: До известной степени..
Двѣнадцать: Прошу вас, ступайте за мной..
Они заходят в церковный дворик Иоанна Богослова - конь бледный стоит у колодца, пахнет прелым сеном и ржавчиной. Маленький духовой оркестр - семь трубачей в стихарях, дышат в синкопу теплом на пальцы, играют тихонечко жизнь свою. Неприметная дверка где-то с торца, увитая зимней хедерой..
Двѣнадцать: ..мои же братья, по всей видимости, не дома нынче, но был у меня, помнится, ключик от чёрного входа, - поворот замочной через лязг, опилки на рукавах, - Аккуратнее, Алиса Георгиевна, не ударьтесь головой, она у вас такая красивая - спички очерк, огонь запалённой керосинки..
Через полумрак ступают они друг за другом вослед, по коридору.. На стенах его - циферки углем, карты военных действий при битве на Марне, и прочая ветошь незапятнанных памятью лет. Они останавливаются у вырубленного из ели шкапа. Лампа коптит на крючке.. Двѣнадцать, достаёт из кармана нож и стоит, глядя на пламя..
Александр: Если Вы - мистический Анархист, то предупреждаю, что в кармане у меня - браунинг, и всякие вольности с Вашей стороны будут преследоваться по заповедям вашего же учения..
Двѣнадцать: Никакого мистицизма, только сосредоточенность и ясная воля..
Он срезает ножом прядку своих волос, вьющих из под цилиндра - бросает в огонь керосинки и медленно выдыхает.. Дверца шкапа распахнута - Прошу вас, господа.
Перед ними - огромный, ввысь уходящий зал в изобилии красного, неизвестно образом коим уместивший себя в том крохотном особнЫчке, в который они заходили. Над сценой - золотом, неясно для чего пока - молот с серпом в колосьях укутаны. Люстра в тясячу солнц разливает свой свет в амперах над зрителями всех мастей. Звучит третья труба, с колосников падает звезда Полынь - начинается великая жажда чуда.
А вместе с ней начинаются обрывы зрительской мысли..
Часть Вторая. Обрывы
Двѣнадцать: Распахивается пьеса Бертольда Брехта, красной занавесью, как поле распахивается под зерно..
Если бросишь зубы драконьи - то воины вырастут,
И если уцелеет в битве один хотя бы -
Домой вернётся - в родную землю.
Так возвращается солдатик в свою Германию. Сидит себе на стуле в пачке балетной, не шелОхнется - губы сжаты, а сам - всё ближе к родимушке. В плену побывал у Африки - аукнется ещё чёрным по телу голому, а теперь - спрашивает он - Где невеста моя? Fräulein Анна звали её года четыре назад.. А она, чтобы вы понимали, барышня - не простая. У такой сердце - как омут, на шее - ниточка. Она сегодня в родительском доме жизнь свою решила повернуть, от жениха своего ушедшего в сторону. Вся пьеса - одна лишь ночь, местами сугубо полярная. У Анны уже другой появился.. Её тошнит постоянно, глядишь - ещё кто появится..
Александр: Я слышу метрическое деление актов спектакля, их расставление в партитуре событий. Каждому даётся своё назначение:
Африка.
Перец.
Полёт валькирий.
Окрашено небо зарёй.
Постель..
Эти слова - маятник метронома, точные взмахи деления самого драматурга. Как его имя? Брехт.. Буду в Германии - непременно его найду. Я слышу как режиссёр - как его имя? - Бутусов - верно чувствует принцип метрического деления - нарушая его равновесие он создаёт субъективный ритм, расходящийся с этой первой реальностью самой драмы. Он впадает в разрывы чистоты - начинается сияние иного текста, уже сценического. В нём актёры проходят сквозь коллективный опыт бессознательного - находится "вторая действительность", так называемая «пульсация пересечения».. Как результат - непрестанное самообновление духа. Один из основных принципов анархически-революционного театра.. Кому я всё это говорю..
Алиса: Пол, устеленный мутным зеркалом, от него - софиты, как дрожанье моря - Я вижу как стены озаряются отблесками времени. Дом мой будущий, жених мой званный..
Двѣнадцать: В Тридцатом году Таиров - впервые в Советской России ставит Брехта - "Оперу нищих", забрав у него перед этим пьесу самолично в Берлине. Ставит он её - именно здесь, в Камерном театре. На сегодняшний день Бутусов - последний, кто выпустил Брехта в России, и не где-нибудь, а здесь же, на Тверском бульваре, в ныне Пушкинском. До той поры пока следующий режиссёр не поставит Бертольда - в течении ещё нескольких месяцев, я полагаю, будет существовать некий золотой круг, который в случае Апокалипсиса будет замкнут в этом доме. Альфа и Омега. Достаточно бессмысленное, а потому близкое сердцу размышление..
Алиса: Невеста Анна, как образ вне всякой логики. Она раскрыта и тому, и другому мужчине в объятия, при этом вне всякого блядства, не допуская последней определённости - принцип всякой игровой структуры. Она остаётся честной по отношению к ним даже в отрицании. Она - и есть война! Та прекрасная, от которой уже никуда не денешься.. Не приведи господь эта умничка влюбит в себя Александра - придётся её отравить.. Увы. Увы.. Но ни одна нормальная женщина не мыслима вне ревности.. Или нет.. Или да?
Двѣнадцать: Малоизученный факт.
Существуют два объективно содержательных Юрия Николаевича в русском театре на нынешний день - это Бутусов и Погребничко. Оба воспитали своё отношение к театру в Петербургских проходных дворах, неподалёку от Моховой, с её замком готическим посреди. Оба они носят крутые свитера с похмелья, да и не только с него - и даже их Театры, в каком-то смысле отражают друг друга, являясь, при этом, по средствам выражения, полной противоположностью. У одного это - пиратское кораблекрушение под Новый год, у другого - гладь озера с сидящим у воды ребёнком. А оба - об одном. И потому - третьему Юрию Николаевичу на Руси не скоро бывать.
Алиса: Я женщина, я не могу молчать о себе. Иногда я чувствую как театр смеётся надо мной, и я кажусь себе в эти секунды своей жизни - невероятно скучной. Театр, как искусство стремящееся перестать им быть. У меня есть постоянное стремление уходить из Художественного театра в Свободный. Такая случилась биография.. В том, что я вижу сейчас на сцене, я вижу кинетику - готовность ко встрече со своими страхами, уход от желания всем понравиться..
Александр: Алиса, прекратите так громко шептать - вы когда думать начинаете, то вслух всё проборматываете.. С такой женщиной будет трудно жить вашему мужу.
Алиса: Вы мне что, предложение делаете? Режиссёрское.. Относительно моего шёпота..
Таиров: Я Вам предсказание совершаю..
Nota Bene: Андреас Краглер сидит на сцене после репетиции, он весь в пятнах, кровоподтеках, измазан сажею вдоль всего Тимофея, как говорится, и вообще вид его напоминает человека, с трудом отходящего после языческого праздника. Гаснут софиты, реквизит разбредается по своим углам на ночлежу.. Андреас оправляет на себе задравшуюся юбку и говорит: Вы понимаете что именно в таких репетициях, именно с этим человеком и есть весь смысл профессии? Даже спектакль выпускать не обязательно - и так уже всё случается. Есть зритель, нету.. Не в этом дело. Главное тут всколыхнуть себя, ребятушки, не щадя парусов, по щиколотки самые, по макушку бедовую.. Главное дотянуться до себя сокрытого, а потому: да здравствует Friedrichstraße !! Бей в набаты похлёстче - потому как хуй вам без смертушки Воскресение настанет!
Александр: "Рождение трагедии из духа музыки", - как писал один Фридрих усатый, но не тот, что на сцене теперь. 1908 год, Таиров репетирует "Дядю Ваню" в Передвижном театре. Он одержим идеей общего звучания - он находит музыкантов, и во всё время репетиций они где-то рядом, играют Чайковского и Шопена.. Когда они устают, и ноты падать начинают из их рук, режиссёр достаёт из под стула граммофон, без которого теперь он не выходит из дома, вертит ручку против часовой - двадцать семь, двадцать восемь.. Пластинку поставил - пускай себе вертится, как луна вокруг девочки нашей.. Актёры ищут кинетику своих действий, они надевают смешные костюмы и слушают размышления режиссёра. Электричества нет, зал - нетоплен уже неделю, а музыка не останавливается.. Музыка выравнивает единое направление в людях мыслящих, и если не Berliner, то точно Ensemble остаётся позади этих встреч. Метод, имеющий своих отчаянных, в радости звука, последователей..
Двѣнадцать: Телеграмма-молния! В начале тысячелетия Бутусов направляется в Москву, по приглашению Константина Райкина - Великое почтение, прочтение новых форм, лёгкая истерия, мысли о родном городе и три пьесы в кармане..
Райкин сидит в клетчатых штанах и с бабочкой на плече. В кабинете "Сатирикона":
Райкин: Юрий Николаевич, что хотите поставить?
Бутусов: "Сорок первый" Лавренёва..
Райкин: Сколько людей?
Бутусов: Сорок три.
Райкин: Отчего не сорок два?
Бутусов: Тогда "Барабаны в ночи" Брехта..
Райкин: На это у Вас лет пятнадцать уйдёт, я так чувствую.
Бутусов: «Макбетт».
Райкин: Что?
Бутусов: «Макбетт».
Райкин: А почему Вы букву - Т - так странно произносите, как будто их две в конце?
Бутусов: Потому что их две в конце.
Райкин: Тогда на том и порешили.. (Молча жмут друг другу руки. Звучит 4"33"")
Бутусов: (стоя уже в дверях уже стоя уже) Один только вопрос, Константин Аркадьевич.. Какой здесь троллейбус от театра до метро идёт?
Райкин: (через паузу) А вы сюда на каком приехали?
Бутусов: А я сюда пешком пришёл.
Райкин: Из Петербурга..?
В этом месте на историю наползает занавес. Бабочка вылетает в форточку. Народ безмолвствует.
Тишину прорезает очередной выкрик со сцены в зал: Friedrichstraße !! Пляски на праздник собранного войной урожая. Вот поимённый список их участников:
Мари - Природная способность к "травести" - платье на нёй сидит с кренолином влитое - из бельэтажа так и спутать можно - суровый дар, чтобы вовремя обрести иронию над собой - Мари отплясывает на каблучках как на картинах Лотрека, она чувствует женщину как женщина - Недорисованный портрет, уходящий за обрывья холста.
Лаар - мой послеполуденный отдых фавна. Придаёт бару "Piccadilly" особый шик своим терновым венцом - глядя на эту невозмутимую поступь оголенца, с ленточками одесную, да и в левой тоже - понимаешь что всякую Вечере, при желании можно продолжить - Был бы лишь первитин и немного любви за околицей. Этот парень ещё даст своё прикурить..
Манке - самый добрый чертёнок в этой преисподней, отказывается даже р-р-рычать на ближних своих. Однако же когда наступает время подвигаться в ритмы - включается беспощадный Firestarter, суровая доминанта танцпола, и тут уже под выхлопную я не хотел бы ему попасться.. Восстановить дыхание театра в себе через прямое обращение к зрителю - антракт в тридцать секунд, занавес за её спиной закрывается, а она стоит - лебедёночек малый на передней палубе. Слышится стук топоров, паруса на охлёсте, она - галеонная фигура этого отплывающего корабля - принимает первые волны чудесного безделия.
Бабуш - в нём одиночество становится формой человеческого бытия. БездоНный герой с цветочком в петлице и тросточкой в рукаве - ему хочется быть со всеми, но день сегодня выдался пасмурный. На улицах слышится пальба - это новая юность уставшей женщины. Он вскакивает и бежит опрометью к людям, со стягом шумящим в ладонях - чтобы сказать им что-то важное. А что? Она ищет ответа у режиссёра, а он - молчит. Ей так нужны его слова, а он - молчит.. От берега отплывают ясли с младенцем - преодолей себя, Сын человече - В этом его ветхозаветная жестокость и любовь к этой актрисе.
Фридрих Мурк - опаснейшая личность, надо сказать.. Бретёр и деляга. Может на пальчиках двух в зал спуститься, при партийной необходимости. Не исключаю что носит дятла запазухой.. Со сцены уходя, в ложу как глянет - как в душу будто-бы: высоко сижу, далеко лыжню заматываю. А Двѣнадцать ему - поклон в цилиндре отвешивает. Подобные люди удивительно чувствуют диалог, находясь на грани святотатства, но никогда не допуская его при этом. Господин Мурк - Крайне близок по духу к принципам Ненаказуемой Анархии, перед которыми ставят себя Брѣдущие. Щедр на душевные изломы, где нужно - в меру сентиментален. На радостях - всех приглашает прогуляться до кабака по ночному Берлину, по случаю помолвки своей, а кому ножки снарядом оторвало - тех на колясочке детской доставит. Способность к окончательному сценическому цинизму от лица персонажа, никогда не переходящему в личное свойство души актёра. Таких людей за отвагу сердца любят дети, и даже разные звери лесные приносят им грибы и ягодки всякие на рогах.
Амалия Балике - русая коса, едрись она в коленце. Корсарчик в девичьем обличии - плеснул бы он из стаканчика в лицо, да вот пустой был весь - не сложится. Нет винца, но есть сожаления об уходящих годах пожилой в себе Фрау - открытия в этом персонаже, при верном потоке, ещё заставят поразмыслить немало эту доблестную мать. Она сама не воевала, но сердце рвётся на куски! Теперь же в её руках - случайная музыка. Начинает звучать гитарный блюз на кухонке, все рассаживаются в глубокие кресла, на блюдечке - девять колёсиков со знаком Pacific по обеим. Протянули ручки к фаянсу, дыхнули поглубже и - вот уже мазать в поворотах начинает.. Всё становится ослепительно ясным и, как будто уже знал это всегда - с неба опускаются лампочки, лодочки, дежавю - когда смерть наступит, она будет самой красивой, потому что - в первый раз. И пока Светила не потеряли своего высшего напряжение, коснувшись едва земли - матушка окажется с музыкой рядом.
Карл Балике - самый умный человек эпохи каменного века. Бреющий задарма в темноте великан всякого, кто под руку попадётся. С таким артистом хорошо отмечать юбилеи где-нибудь под Рязанью - как-то спокойнее, что ли, о своём дне завтрашнем становится. Угрюм-река, разбойничий норов - Здравствуй, Ксения! Где мотня осенняя!? Укрыты шубой лесника тылы и арьергарды.. В красном женском платье-облепихе представляет собой серьёзную политическую угрозу всякому государственному строю и ижи с ними супостатице лиходейской.. Как говорится в досье у одного немца - характер стойкий. Практически..
Андреас Краглер - чтобы найти достойный описательный эквивалент этому актёру - обратимся к космологии. Существуют, так называемые "белые карлики". Они представляют собой проэволюционировавшие звёзды, лишившиеся собственных источников термоядерной энергии. Масса "белого карлика" равняется массе солнца, но размеры составляют лишь сотую часть его радиуса. При такой плотности актёрского вещества - электронные оболочки атомов начинают разрушаться. Именно это происходит с Краглером. Когда он уходит на войну, он - солнце. Все говорят, что он красив, как бог. Когда же он возвращается, он - "белый карлик", его сияние сравнимо отныне с рябью неналаженного телеприёмника.. Путь, требующий коллосальных затрат и способности слышать ближнего.
Nota Bene: Позапрошлым летом, в Кирилло-Белозерском монастыре снималась кинолента, в которой Трибунцев играл юродивого, искушаемого непрестанно Бесом. Во время технического перерыва, один граф позволил себе явно нелестное высказывание, относительно творчества Бутусова, в присутствии Тимофея Владимировича.. Началась незамедлительная метаморфоза отношения к личности. Трибунцев стал часто дышать, принялся ходить быстрыми шагами - глаза его, и без того глаза беспокойного человека, наполнились праведным гневом - вертикаль воспылала в своём сознательном объёме. Его пытались успокоить, но он убегал прочь от вагончика, вырывал с корнем деревья Вологодской области, швырял их в сторону обидчика.. В этом было что-то эпическое, некий гекзаметр мысли и действия..
- Да понимает ли этот граф, о ком он разговаривает вообще? Да знает ли он, что это за Человечище? Где бы мы все были, если бы не его Театр!
Графа спасло только природное чувство юркости - он забился под корягу и до конца съёмочного дня более не вылезал оттуда. Когда человек такой стеной встаёт за другого человека - никакие стены в кинолентах не боязны.
Анна Балике - ну что тут, господа гусары скажешь..Шашки наголо!! Да не тут то было - пожар-девка, и ещё не известно кто кого поутру пленным волоком потащит. Дюже в ней норову много, по Домострою с такой не выживешь, но в этом и заключается интерес общения с подобной женщиной. (Прошлым летом князь К. продал свой особняк на Ордынке, накупил на все деньги соли, пудов несметицу - устлал той солью бульварное кольцо, и на тройке, с посвистом, катал Анну Балике по Москве, как пО снегу в июле). Ах, красавочка ты, девочка - АУ..я тебе кричу, посреди леса нарисованного! Ау, девочка, где твои буковки первые имяни.. А она сама весь спектакль двух деточек тащит - один в Матросочке с пенсне, другой с Трезубцем на верёвочке - привет вам, мальчики-богатыри! Ваша Анна сегодня умеет любить, и это "сегодня" длится уже всегда. Общение этой актрисы с режиссёром - есть несомненный "Сайгон" души - встреча двух художников, повлиявшая на течение жизни обоих.
Когда спектакль окончится и настанут поклоны, Двѣнадцать выпрыгнет на сцену из директорской ложи.. Он будет забрасывать Анну цветами хлопка, кричать ей на немецком:
- Anna, Ich liebe dich !! Sein meine Braut, Anna !!
А она ему, мальчиков двух обнимая:
- Но у меня - дети!! Андреас и Фридрих!
А он ей, выбрасывая цилиндр в зал:
- Аня, вся Россия - наши дети!
Далее кто-то включает дым-машину, старушка со ступенечки рушится в обморок на драгунского кавалера, господин с надломленным моноклем во глазу выкрикивать принимается - Все - в Базар Славянский!! Все - в Базар!! Здесь нить воспоминаний распадается, как забытый за чашкою чая утренний сон..
Трое стоят на Тверском бульваре. Они прикуривают от одной, молчат с минуту..
Алиса: Ваши тексты, Двѣнадцать, рискуют не быть услышанными. Вы слишком нелинейны в своём повествовании и в выборе соседствующих друг с другом слов. Начали со сказки, а под конец на пьесу перешли, вне всяких объективных причин.
Двѣнадцать: Видите ли, Алиса Георгиевна, я предпочитаю оставаться в одиночестве, но с самим собой, нежели в компании, но уже без себя за душою. Слышите звон колокольный? Это Рождество наступило..

---