Жанровая природа «Вишневого сада» всегда вызывала споры. Сам Чехов назвал ее комедией - «комедией в четырех действиях» (хотя и комедией особого типа). М. Горький назвал это произведение «лирической комедией». Нередко пьесу определяют как «трагикомедию», «ироническую трагикомедию».

Чехов писал: «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс». Автор отказал персонажам «Вишневого сада» в праве на драму: они представлялись ему неспособными на глубокие чувства. К.С. Станиславский же в свое время (в 1904 году) поставил трагедию, с чем Чехов не был согласен.

В пьесе есть приемы балагана, фокусы (Шарлотта Ивановна), удары палкой по голове, после патетических монологов следуют фарсовые сценки, затем опять появляется лирическая нота... В «Вишневом саде» немало смешного: смешон Епиходов, смешны напыщенные речи Гаева («многоуважаемый шкаф»), смешны, неуместны реплики и ответы невпопад, комические ситуации, возникающие из-за непонимания персонажами друг друга.

Пьеса Чехова и смешна, и печальна, и даже трагична одновременно. В ней много плачущих, но это не драматические рыдания, и даже не слезы, а только настроение лиц. Чехов подчеркивает, что грусть его героев часто легковесна, что в их слезах скрывается обычная для слабых и нервных людей слезливость.

Сочетание комического и серьезного - отличительная черта чеховской поэтики, начиная с первых лет его творчества.

Конфликт пьесы.

Внешний сюжет «Вишневого сада» - смена владельцев дома и сада, продажа родового имения за долги. На первый взгляд, в пьесе четко обозначены противодействующие силы, отражающие и расстановку социальных сил в России того времени: Россия старая, дворянская (Раневская и Гаев), набирающие силы предприниматели (Лопахин), Россия молодая, будущая (Петя и Аня). Казалось бы, столкновение этих сил и должно породить главный конфликт пьесы.

Персонажи сосредоточены на важнейшем событии в их жизни - на продаже вишневого сада, назначенной на 22 августа. Однако свидетелем самой продажи сада зритель не становится: кульминационное, казалось бы, событие остается за рамками сцены.

Социальный конфликт в пьесе не является актуальным, не социальное положение действующих лиц главное. Лопахин - этот «хищник»-предприниматель - изображен не без симпатии (как и большинство персонажей пьесы), и владельцы усадьбы ему не сопротивляются. Более того, имение как бы само собой оказывается в его руках, против его желания. Казалось бы, в третьем действии судьба вишневого сада решена, его купил Лопахин. Более того, развязка внешнего сюжета даже оптимистична: «Гаев (весело). В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже... Я банковский служащий, теперь я финансист... желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно».

Однако пьеса не кончается, автор пишет четвертое действие, в котором вроде бы ничего нового не происходит. Но мотив сада здесь звучит снова. В начале пьесы сад, которому грозит опасность, притягивает к себе всю семью, собравшуюся после пятилетней разлуки. Но спасти его не дано никому, его больше нет, и в четвертом действии все вновь разъезжаются. Гибель сада привела к распаду семьи, разбросала, развела по городам и весям всех бывших обитателей имения. Наступает тишина - завершается пьеса, смолкает мотив сада. Таков внешний сюжет пьесы.

За бытовыми эпизодами и деталями ощущается движение «подводного течения» пьесы, ее второй план. Чеховский театр строится на полутонах, на недоговоренности, «параллельности» вопросов и ответов без подлинного общения. Замечено, что главное в драмах Чехова скрыто за словами, сконцентрировано в знаменитых паузах: в «Чайке», например, 32 паузы, в «Дяде Ване» - 43, в «Трех сестрах» - 60, в «Вишневом саде» - 32. Такой «молчаливой» драматургии до Чехова не было. Паузы в значительной степени формируют подтекст пьесы, ее настроение, создают ощущение напряженного ожидания, прислушивания к подземному гулу грядущих потрясений.

Мотив одиночества, непонимания, растерянности - ведущий мотив пьесы. Он определяет настроение, мироощущение всех персонажей, например, Шарлотты Ивановны, спрашивающей самое себя прежде всего: «Кто я, зачем я, неизвестно». Не может найти «верного направления» Епиходов («двадцать два несчастья»): «...никак не могу понять направления, чего мне собственно хочется, жить мне или застрелиться». Фирсу прежний порядок был понятен, «а теперь все вразброд, не поймешь ничего». И даже прагматичному Лопахину лишь иногда «кажется», что он понимает, зачем он живет на свете.

Непонимание, сосредоточенность каждого персонажа пьесы исключительно на собственных переживаниях предстают с особой наглядностью в следующем диалоге:

«Любовь Андреевна. Кто это здесь курит отвратительные сигары...

Гаев. Вот железную дорогу построили, и стало удобно. Съездили в город и позавтракали... желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию...

Лопахин. Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ!

Гаев (зевая). Кого?

Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало...»

Диалога нет, реплики случайны, настоящее кажется зыбким, а будущее - неясным, тревожным. А. П. Скафтымов комментирует: «Таких “случайных” реплик у Чехова множество, они всюду, и диалог непрерывно рвется, ломается и путается в каких-то, видимо, совсем посторонних и ненужных мелочах. В них важен не предметный смысл, а жизненное самочувствие». Каждый говорит (или молчит, и молчание становится красноречивее слов) о своем, и это свое оказывается недоступным для других.

Для Раневской и Гаева предложение Лопахина отдать имение под дачи, вырубив старый вишневый сад, представляется низменно «материальным», пошлым: «Дачи и дачники - это так пошло, простите», - отвечает Любовь Андреевна Раневская. Те 25 тысяч годового дохода, которые обещает им Лопахин, не могут компенсировать владельцам очень важного - памяти о дорогом прошлом, красоты сада. Для них снести дом и вырубить сад - это и означает потерять имение. По словам А. П. Скафтымова, «у всех лиц пьесы имеется внутри что-то эмоционально дорогое, и у всех оно показано Чеховым одинаково недоступным для всех окружающих».

Есть у каждого персонажа что-то, что заглушает боль расставания с вишневым садом (или радость приобретения). Ведь могли же Раневская и Гаев легко избежать разорения, для этого стоило всего лишь отдать в аренду вишневый сад. Но отказываются. С другой стороны, и Лопахин после приобретения вишневого сада не избежит уныния и грусти. Он обращается неожиданно со словами упрека к Раневской: «Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь». И в тон со всем ходом пьесы, настроениями всех персонажей Лопахин произносит свою знаменитую фразу: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь». Жизнь всех героев нелепая и нескладная.

Причина разлада, источник конфликта - не в борьбе за вишневый сад, а во всеобщем недовольстве жизнью, по справедливому утверждению А. П. Скафтымова: «Жизнь идет и напрасно сорится у всех давно, изо дня в день. Горечь жизни этих людей, их драматизм, следовательно, состоит не в особом печальном событии, а именно в этом длительном, обычном, сером, одноцветном, ежедневно будничном состоянии».

Но, в отличие от классической драмы XIX века, виновник страданий и неудач в пьесе не персонифицирован, не назван, им не является кто-либо из действующих лиц. И читатель обращает свой вопросительный взор за пределы сцены - в само устройство, «сложение» жизни, перед лицом которого оказываются бессильными все персонажи. Главный конфликт чеховских пьес - «горькая неудовлетворенность самим сложением жизни» - остается неразрешенным.

Чехов в своих пьесах, и с наибольшей силой в «Вишневом саде», выразил настроения рубежа эпох, когда явственно ощущался гул надвигающихся исторических катаклизмов. Симптоматично, что в том же 1904 году, когда был поставлен "Вишневый сад", было написано близкое по эмоциональному ощущению действительности стихотворение поэта-символиста З. Гиппиус, в котором чрезвычайно экспрессивно было выражено недовольство современностью и знание о предстоящих переменах.

В пьесе все живут ожиданием неотвратимо надвигающейся катастрофы: расставания не с вишневым садом, а с целой тысячелетней эпохой - тысячелетним укладом русской жизни. И никто еще не знает, но уже предчувствует, что под топором Лопахина погибнет не только сад, но и многое из того, что дорого и Раневской, и Лопахину, и тем, кто верил, что «все будет иначе», - Ане и Пете Трофимову. Перед таким будущим оказывается призрачным сюжетный конфликт «Вишневого сада».

Чеховское творчество справедливо называют энциклопедией духовных исканий своего времени, в котором отсутствовала общая идея. В одном из писем Чехов о своей эпохе безвременья писал: «У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, бога нет, привидений не боимся, а я лично даже смерти и слепоты не боюсь... Не я виноват в своей болезни, и не мне лечить себя, ибо болезнь сия, надо полагать, имеет свои скрытые от нас хорошие цели и послана недаром...»

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-01-08

Жанровое своеобразие Чеховских пьес.

Чехову не суждено было написать роман, но жанром, синтезирующим все мотивы его повестей и рассказов, стала «новая драма». Именно в ней наиболее полно реализовалась чеховская концепция жизни, особое ее ощущение и понимание.
На первый взгляд, драматургия Чехова представляет собою какой-то исторический парадокс.
И в самом деле, на рубеже веков, в период наступления нового общественного подъема, когда в обществе назревало предчувствие «здоровой и сильной бури», Чехов создает пьесы, в которых отсутствуют яркие героические характеры, сильные человеческие страсти, а люди теряют интерес к взаимным столкновениям, к последовательной и бескомпромиссной борьбе.
Почему же так? Я думаю потому, что, если Горький пишет в это время о людях активного действия, знающих, по их мнению, как и что нужно делать, то Чехов пишет о людях растерявшихся, которые чувствуют, что разрушен прежний уклад жизни, а новое, что приходит на смену страшней, как всё неизвестное.
Томление, брожение, неуспокоенность становятся фактом повседневного существования людей. Именно на этой исторической почве и вырастает «новая чеховская драма» со своими особенностями поэтики, нарушающими каноны классической русской и западноевропейской драмы.

Прежде всего, Чехов разрушает «сквозное действие», ключевое событие, организующее сюжетное единство классической драмы. Однако, драма при этом не рассыпается, а собирается на основе иного, внутреннего единства. Судьбы героев, при всем их различии, при всей их сюжетной самостоятельности,
«рифмуются», перекликаются друг с другом и сливаются в общем «оркестровом звучании».
С исчезновением сквозного действия в пьесах Чехова устраняется и классическая одногеройность, сосредоточенность драматургического сюжета вокруг главного, ведущего персонажа. Уничтожается привычное деление героев на положительных и отрицательных, главных и второстепенных, каждый ведет свою партию, а целое, как в хоре без солиста, рождается в созвучии множества равноправных голосов и подголосков.

Темы чеховских пьес перекликаются с многогранными темами романа Ф.М.
Достоевского «Преступление и наказание». Он писал о господстве в жизни тупости, откровенного эгоизма, об «униженных и оскорблённых», о человеческих отношениях, о любви, о становлении личности в обществе, о нравственных переживаниях. Начиная с Гоголя, в литературе Х1Х века утвердился «смех сквозь слёзы», смех сочувствующий, быстро сменяющийся грустью. Смех Чехова в пьесах именно такой.
Стремясь к жизненной правде, к естественности, он создавал пьесы не чисто драматического или комедийного, а весьма сложного формообразования. В них драматическое осуществляется в органическом смешении с комическим, а комическое проявляется в органическом сплетении с драматическим. убедительным примером тому служит пьеса «Вишнёвый сад». « Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс», -- писал сам Чехов.
Действительно, мы должны признать, что в основе пьесы лежит отнюдь не драматическое, а комедийное начало. Во-первых, положительные образы, какими являются Трофимов и Аня, показываются совсем не драматически, по внутренней своей сущности они оптимистичны. Во-вторых, владелец вишнёвого сада Гаев изображён тоже преимущественно комически. Комическая основа пьесы отчетливо видна, в-третьих, и в комическо-сотирическом изображении почти всех второстепенных действующих лиц: Епиходова, Шарлоты, Яши, Дуняши.
«Вишнёвый сад» включает явные мотивы Водевиля, выражающиеся в шутках, фокусах, прыжках, переодеваниях Шарлоты.
Но современники восприняли новую вещь Чехова, как драму. Станиславский писал, что для него «Вишнёвый сад» является не комедией, не фарсом, а в первую очередь трагедией. И он поставил «Вишневый сад» именно в таком драматическом ключе.

Чехов открыл в драме новые возможности изображения характера. Он раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживании противоречий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья. Возникает неведомый классической драме чеховский «подтекст», или «подводное течение». Герои
Островского целиком и полностью реализуются в слове, и слово это лишено двусмысленности, твердо и прочно, как гранит. У героев Чехова, напротив, смыслы слова размыты, люди никак в слово не умещаются и словом исчерпаться не могут. Здесь важно другое: тот скрытый душевный подтекст, который герои вкладывают в слова. Поэтому призыв трех сестер «В Москву! В Москву!» отнюдь не означал Москву с ее конкретным адресом. Это тщетные, но настойчивые попытки героинь прорваться в иную жизнь с иными отношениями между людьми. То же в «Вишневом саде».
Во втором акте пьесы в глубине сцены проходит Епиходов - живое воплощение нескладицы и несчастья. Возникает такой диалог:

Любовь Андреевна (задумчиво). Епиходов идет...

Аня (задумчиво). Епиходов идет...

Гаев. Солнце село, господа.

Трофимов. Да.

Говорят формально об Епиходове и о заходе солнца, а по существу о другом. Души героев через обрывки слов поют о неустроенности и нелепости всей своей несложившейся, обреченной жизни. При внешнем разнобое и нескладице диалога есть душевное внутреннее сближение, на которое откликается в драме какой-то космический звук: «Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий печальный».

Островский для изображения драмы своих героев берёт не ровное течение обычной жизни, а как бы выламывает из него событие. Например, история гибели Катерины - событие, потрясшее жителей Калинова, раскрывшее трагическую обречённость её положения.
У Чехова же драматизм заключается не только в событиях, но и в обычном будничном однообразии повседневного быта. В пьесе «Дядя Ваня» изображен быт деревенской усадьбы Серебрякова во всей своей повседневности: люди пьют чай, гуляют, говорят о текущих делах, заботах, мечтах и разочарованиях, играют на гитаре… События – сора Войницкова с Серебряковым, отъезд
Серебряковых – ничего не меняют в жизни дяди Вани и Сони и, следовательно, не имеют решающего значения для содержания драмы, хотя на сцене и прозвучал выстрел. Драматичность положения героев не в этих случайных эпизодах, а в однообразии и безысходном для них образе жизни, в бесполезной трате своих сил и способностей.
Важное событие, меняющее жизнь героев, происходит редко, а те, что происходят, часто уводятся Чеховым из действия. Например, самоубийство
Треплева в пьесе «Чайка», или дуэль в «Трёх сёстрах». В неизменной жизни люди редко находят счастье – им трудно это сделать, т.к. для этого нужно преодолеть неизменность и обыденность. Не все могут сделать это. Но счастье всегда соседствует с разлукой, смертью, с «чем-то», мешающим ему во всех чеховских пьесах.

Чеховские драмы пронизывает атмосфера всеобщего не благополучия. В них нет счастливых людей. Героям их, как правило, не везет ни в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываются неудачниками. В «Чайке», например, пять историй неудачной любви, в «Вишневом саде» Епиходов с его несчастьями - олицетворение общей нескладицы жизни, от которой страдают все герои.

За редким исключением - это люди самых распространённых профессий: учителя, чиновники, врачи и т.д.. То, что эти люди не выделены ничем, кроме того, что их жизнь описывает Чехов, позволяет считать, что жизнью, которую ведут герои Чехова, живёт большинство его современников.

Новаторство Чехова – драматурга заключается в том, что он отходит от принципов классической драмы и отражает драматическими средствами не только проблемы, но и показывает психологические переживания героев. Чеховская драматургия покорила театральную сцену почти всех стран мира. И в нашей стране нет крупного художника театра, кино, который не называл Чехова в числе своих учителей. И в подтверждение этому на занавесях МХТа изображена Чеховская “Чайка”.

Понятие жанра определяет форму произведения, необходимую для реализации содержания. Жанры детской литературы формировались в процессе ее развития и связаны со спецификой восприятия произведений детьми разного возраста.

Можно говорить о том, что эта литература представлена практически всеми жанрами, сложившимися во «взрослой» литературе. И в то же время есть наиболее предпочтительные для детей жанры, используемые чаще других. Так, в прозе - это сказки, рассказы, повести, в поэзии - стихотворения и песни. В драматургии - короткие пьесы, состоящие из одного-двух актов.

Особо выделим такие жанры, как загадки, пословицы, поговорки, сказки - произведения, самостоятельно издаваемые преимущественно для читателей-детей.

Остановимся на этих жанрах несколько подробнее.

Загадка - жанр народнопоэтического творчества. В ее основе лежит иносказательное поэтическое описание предмета, явления, процесса. Загадка предполагает сообразительность в отгадывающем, так как выделяет, как правило, не главные, не бросающиеся в глаза стороны объекта, привлекает внимание к непривычным, неожиданным его аспектам.

Загадки вызывают в детях самый неподдельный интерес. Отгадывание превращается для них в своеобразную игру. Загадки учат детей думать, сопоставлять, видеть отдельные свойства предмета или явления и по ним конструировать общее, соотносить части с целым.

Э.С. Литвин писал: «Детские загадки - это способ творческого обследования и освоения окружающего мира, одно из эффективных средств развития воображения, способности видеть объект, явление с разных, порой неожиданных сторон».

Именно поэтому загадки привлекают внимание писателей и издателей и часто становятся объектом отражения в тех или иных изданиях для детей.

Пословица - жанр фольклора, афористически сжатое, образное, грамматически и логически законченное изречение с поучительным смыслом. Как правило, пословица имеет ритмически организованную форму.

В основном функции пословиц заключаются в обучении детей нравственным нормам, опыту, социальным и бытовым оценкам. Являясь своеобразным кратким уроком - ярким и запоминающимся, пословица учит постижению народной мудрости, овладению образным языкам, умению в обобщенной форме оценивать поступки людей, как, например, в такой пословице: «Что посеешь, то и пожнешь».

Загадка и пословица могут стать основой целого издания.

Поговорка - образное выражение, оборот речи, метко определяющий какое-либо явление жизни. В отличие от пословицы, она лишена обобщающего поучительного смысла. Однако, введенная в повествование - в сказку, в короткий рассказ, притчу, - она обогащает восприятие ребенка, способствует формированию воображения. Такие поговорки, как, например, «Семь пятниц на неделе», «Семь раз отмерь, один раз отрежь», учат особому строю мышления, законченности и определенности высказываний, влияют на поведение, поступки детей.

В пословицах и поговорках отражаются народная мудрость, меткость языка, точность в оценке явлений. Познание ребенком этих произведений связано с познанием особенностей отношения человека к различным сторонам жизни, они учат детей мыслить обобщенно и видеть жизнь более тонко, распознавать оттенки ситуаций, поступков, действий людей.

Сказка является одним из основных жанров фольклора, эпическим преимущественно прозаическим произведением волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел. Существуют фольклорные литературные сказки.

Писатели используют этот жанр, потому что это - любимый жанр ребят. Причем самые активные читатели сказок - это дети от трех до десяти-одиннадцати лет. Они любят и бытовые сюжеты, и «сказочные», «волшебные». Замечено, что особенно привлекательным для читателей является юмор, который, как правило, бывает во многих сказках одним из основных мотивов развития повествования.

Ребенок предпочитает монологичным произведениям диалогичные, в которых слышится постоянное обращение к читателю, ведется неторопливая беседа с ним. Таковы, например, литературная сказка Э. Успенского «25 профессий Маши Филиппенко», содержание которой составляют увлекательные придуманные полуфантастические смешные истории, сказка «Глазастик и ключ-невидимка» С. Прокофьевой.

Народные, не современные сказки, включаемые в репертуар изданий для детей, как правило, нуждаются в дополнительной обработке. Дело в том, что сказка фиксирует языковой пласт времени своего создания. Известно, что в процессе развития лексика претерпевает различного рода изменения: отдельные слова, выражения перемещаются из активной части речи в пассивную, некоторые слова и выражения изменяют свой первоначальный смысл; кроме того, активная часть лексики постоянно обогащается новыми элементами - словами, выражениями, речевыми конструкциями. Все это ставит задачи «внедрения» старой сказки в контекст современного языка, которым ребенок овладевает. Поэтому старинные сказки адаптируют либо дают в пересказе писателей.

Сказка - трудный для писателя жанр. По словам Ю. Олеши, «...очень мало было авторов, писавших сказки. Поэты этого рода действительно редкое и удивительное явление. Здесь не может быть подделки, здесь поэзия и выдумка - первоклассны, здесь индивидуальность автора - исключительна».

О сказке размышлял и К.И. Чуковский: «Цель сказочников... заключается в том, чтобы какою угодно ценою воспитать в ребенке человечность - эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу как свою», - писал он.

Сказки, издаваемые для детей, можно разделить на три группы, каждая из которых соответствует различным возрастным категориям читателей, решая определенные воспитательные задачи.

Сказки, выпускаемые для самых маленьких (от 3 до 6 лет), способствуют постижению малышом разнообразных предметов и явлений. К таким сказкам можно отнести «Маленькую Бабу-Ягу» и «Маленького водяного» О. Пройслера, «Мафина и его веселых друзей» Э. Хоггарта, «Пале один на свете» И.Сиггорда, русские сказки «Терем-теремок», «Варежка», «Курочка-Ряба».

Все это, как правило, сказочные миниатюры, показывающие, чему стоит подражать, как нужно вести себя, содержащие одну простую, ясную мысль, которую ребенок усваивает тем быстрее, чем больше увлекает его сюжет. Это самые простые уроки нравственности (как, например, в детских рассказах Л. Толстого), такие, как «стыдно хитрить и лгать», «нехорошо быть злым и вредным».

Сказки, издаваемые в расчете на детей 6-8 лет, сложнее. Они больше по размеру и направлены на то, чтобы помочь ребенку в первых шагах самопознания. Собственные чувства, желания, требования внешнего мира становятся для него основным содержанием, и ориентиры его поведения связаны с ними. Его интересуют те сказки, которые позволяют понять самого себя, укрепляют чувство самоуважения, ориентируют в возможностях самореализации. Такова, например, сказка А. Милна о Винни-Пухе, помогающая ребенку вычленить некоторые фрагменты собственной жизни из общего контекста окружающего бытия. Более того, эта сказка, не показывая будущего, все-таки говорит о нем, определяя и взросление самого читателя, подбадривая его и благословляя на дальнейший путь. Умный, сильный, помогающий обитателям «Зачарованного Леса» мальчик Кристофер Робин становится старше. «Кристофер Робин куда-то уходил. Совсем. Никто не знал, почему он уходит; да, да - никто не знал даже, почему он знает, что Кристофер Робин уходит. Но - по той или иной причине - все в лесу чувствовали, что это в конце концов должно случиться». Сказка говорит своему читателю: «Ты тоже растешь. И впереди целая жизнь! А законы в этой, иной жизни, - другие, будь же готов к этому.» Вот финальный диалог из «Винни-Пуха»: «Теперь я уже больше не смогу заниматься тем, что мне нравится… - Совсем? - Если только иногда. Очень редко. Они не позволят». Обращаясь к ребенку, взрослый не опускается на корточки, он стоит во весь рост и, как со взрослым, беседует со своим читателем. Несомненно, это повышает степень педагогического воздействия книги на детей: тут и подготовка к взрослой жизни, и намек на то, что многое меняется по мере взросления человека.

К третьей группе можно отнести сказки, обращенные к 9-10-летним читателям, - это сказки, которые пытаются приоткрыть и объяснить «взрослый» мир, вводя читателя в систему общественных отношений. Среди них различные сказки Д. Родари, сказки «Джованино и Пульгероза» Д. Пирелли, «Тисту-мальчик с зелеными пальцами» М. Дрюона и др. Эти сказки показывают читателю сложность социальных связей, открывая перед ребенком кусочек взрослого мира: радости семьи, дружбы, возможности познания, творчества.

«Социальная» сказка уважает своего читателя, размышляет вместе с ним, показывает ему природу и общество через повествование о судьбах сказочных героев. Как правило, сюжетообразующим мотивом таких сказок становится хождение за правдой, за истиной, поиск справедливости. Интересно, что если в сказках для младших ребят важным элементом содержания является ответ на поставленный вопрос - четкий и ясный, позволяющий детям понять важные для человека моменты («что такое хорошо и что такое плохо»), то в «социальных» сказках для более взрослого читателя вопросы могут быть только названы, а ответ ребенок должен искать сам. Последнее важно, так как способствует развитию мышления детей, формированию у них потребности определять собственную позицию. А именно в этом возрасте начинают складываться личностные начала субъекта. Ребенок осознает себя как личность, задумывается о собственном внутреннем мире.

Таким образом, умело подобранные сказки позволяют показать ребенку окружающий мир от простейших связей до сложных социальных отношений. Ясно, что репертуар изданий должен включать разнообразные произведения, отвечающие запросам детей.

Мы остановились на наиболее характерных для детской литературы жанрах.

В общем случае жанры детской литературы формировались под влиянием особенностей детского восприятия произведений литературы.

Для детей младших возрастов предпочтительны короткие произведения. Причем пространственные рамки должны быть сужены, ограничены, а временные - растянуты. Это связано со спецификой отношения детей к окружающей действительности; каким длинным кажется ребенку день, как далеко расположен его детский сад! Но постепенно взрослея, он начинает ощущать, что день занимает все меньше времени, а отправляясь в школу, отмечает, что детский сад - всего в двух шагах от дома.

Именно поэтому в произведениях для детей, как правило, место действия ограничено, а между сценами проходят небольшие промежутки времени. Следовательно, одна из жанровых особенностей произведений - их сравнительно небольшой объем.

Естественно, чем моложе дети, тем проще по составу должно быть произведение. Не случайно практикуется адаптация сказок и «взрослых» произведений, пересказ их, выделение фрагментов. Все это направлено именно на упрощение жанра произведения за счет сокращения объема, вычленения отдельных сюжетных линий. Таковы, например, знаменитые фрагменты «Козетта» и «Гаврош» из романа Гюго «Отверженные», пересказ «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле, «Дона Кихота» Сервантеса. Тут осуществляется минимизация жанра, учитывающая особенности детского восприятия. И кроме того, если подобной обработке подвергаются произведения классического наследия, ребята получают возможность знакомиться с сокровищами мировой культуры.

Жанровое своеобразие Чеховских пьес

Чехову не суждено было написать роман, но жанром, синтезирующим все мотивы его повестей и рассказов, стала “новая драма”. Именно в ней наиболее полно реализовалась чеховская концепция жизни, особое ее ощущение и понимание.

На первый взгляд, драматургия Чехова представляет собою какой-то исторический парадокс.

И в самом деле, на рубеже веков, в период наступления нового общественного подъема, когда в обществе назревало предчувствие “здоровой и сильной бури”, Чехов создает пьесы, в которых отсутствуют яркие героические характеры, сильные человеческие страсти, а люди теряют интерес к взаимным столкновениям, к последовательной и бескомпромиссной борьбе.

Почему же так? Я думаю потому, что, если Горький пишет в это время о людях активного действия, знающих, по их мнению, как и что нужно делать, то Чехов пишет о людях растерявшихся, которые чувствуют, что разрушен прежний уклад жизни, а новое, что приходит на смену страшней, как всё неизвестное.

Томление, брожение, неуспокоенность становятся фактом повседневного существования людей. Именно на этой исторической почве и вырастает “новая чеховская драма” со своими особенностями поэтики, нарушающими каноны классической русской и западноевропейской драмы.

Прежде всего, Чехов разрушает “сквозное действие”, ключевое событие, организующее сюжетное единство классической драмы. Однако, драма при этом не рассыпается, а собирается на основе иного, внутреннего единства. Судьбы героев, при всем их различии, при всей их сюжетной самостоятельности, “рифмуются”, перекликаются друг с другом и сливаются в общем “оркестровом звучании”.

С исчезновением сквозного действия в пьесах Чехова устраняется и классическая одногеройность, сосредоточенность драматургического сюжета вокруг главного, ведущего персонажа. Уничтожается привычное деление героев на положительных и отрицательных, главных и второстепенных, каждый ведет свою партию, а целое, как в хоре без солиста, рождается в созвучии множества равноправных голосов и подголосков.

Темы чеховских пьес перекликаются с многогранными темами романа Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание”. Он писал о господстве в жизни тупости, откровенного эгоизма, об “униженных и оскорблённых”, о человеческих отношениях, о любви, о становлении личности в обществе, о нравственных переживаниях. Начиная с Гоголя, в литературе Х1Х века утвердился “смех сквозь слёзы”, смех сочувствующий, быстро сменяющийся грустью. Смех Чехова в пьесах именно такой.

Стремясь к жизненной правде, к естественности, он создавал пьесы не чисто драматического или комедийного, а весьма сложного формообразования. В них драматическое осуществляется в органическом смешении с комическим, а комическое проявляется в органическом сплетении с драматическим. убедительным примером тому служит пьеса “Вишнёвый сад”. “ Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс”, -- писал сам Чехов.

Действительно, мы должны признать, что в основе пьесы лежит отнюдь не драматическое, а комедийное начало. Во-первых, положительные образы, какими являются Трофимов и Аня, показываются совсем не драматически, по внутренней своей сущности они оптимистичны. Во-вторых, владелец вишнёвого сада Гаев изображён тоже преимущественно комически. Комическая основа пьесы отчетливо видна, в-третьих, и в комическо-сотирическом изображении почти всех второстепенных действующих лиц: Епиходова, Шарлоты, Яши, Дуняши. “Вишнёвый сад” включает явные мотивы Водевиля, выражающиеся в шутках, фокусах, прыжках, переодеваниях Шарлоты.

Но современники восприняли новую вещь Чехова, как драму. Станиславский писал, что для него “Вишнёвый сад” является не комедией, не фарсом, а в первую очередь трагедией. И он поставил “Вишневый сад” именно в таком драматическом ключе.

Чехов открыл в драме новые возможности изображения характера. Он раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживании противоречий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья. Возникает неведомый классической драме чеховский “подтекст”, или “подводное течение”. Герои Островского целиком и полностью реализуются в слове, и слово это лишено двусмысленности, твердо и прочно, как гранит. У героев Чехова, напротив, смыслы слова размыты, люди никак в слово не умещаются и словом исчерпатьсяне могут. Здесь важно другое: тот скрытый душевный подтекст, который герои вкладывают в слова. Поэтому призыв трех сестер “В Москву! В Москву!” отнюдь не означал Москву с ее конкретным адресом. Это тщетные, но настойчивые попытки героинь прорваться в иную жизнь с иными отношениями между людьми. То же в “Вишневом саде”.

Во втором акте пьесы в глубине сцены проходит Епиходов - живое воплощение нескладицы и несчастья. Возникает такой диалог:

Любовь Андреевна (задумчиво). Епиходов идет...

Аня (задумчиво). Епиходов идет...

Гаев. Солнце село, господа.

Трофимов. Да.

Говорят формально об Епиходове и о заходе солнца, а по существу о другом. Души героев через обрывки слов поют о неустроенности и нелепости всей своей несложившейся, обреченной жизни. При внешнемразнобое и нескладице диалога есть душевное внутреннее сближение, на которое откликается в драме какой-то космический звук: “Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий печальный”.

У Чехова же драматизм заключается не только в событиях, но и в обычном будничном однообразии повседневного быта. В пьесе “Дядя Ваня” изображен быт деревенской усадьбы Серебрякова во всей своей повседневности: люди пьют чай, гуляют, говорят о текущих делах, заботах, мечтах и разочарованиях, играют на гитаре… События – сора Войницкова с Серебряковым, отъезд Серебряковых – ничего не меняют в жизни дяди Вани и Сони и, следовательно, не имеют решающего значения для содержания драмы, хотя на сцене и прозвучал выстрел. Драматичность положения героев не в этих случайных эпизодах, а в однообразии и безысходном для них образе жизни, в бесполезной трате своих сил и способностей.

Важное событие, меняющее жизнь героев, происходит редко, а те, что происходят, часто уводятся Чеховым из действия. Например, самоубийство Треплева в пьесе “Чайка”, или дуэль в “Трёх сёстрах”. В неизменной жизни люди редко находят счастье – им трудно это сделать, т.к. для этого нужно преодолеть неизменность и обыденность. Не все могут сделать это. Но счастье всегда соседствует с разлукой, смертью, с “чем-то”, мешающим ему во всех чеховских пьесах.

Чеховские драмы пронизывает атмосфера всеобщего не благополучия. В них нет счастливых людей. Героям их, как правило, не везет ни в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываются неудачниками. В “Чайке”, например, пять историй неудачной любви, в “Вишневом саде” Епиходов с его несчастьями - олицетворение общей нескладицы жизни, от которой страдают все герои.

За редким исключением - это люди самых распространённых профессий: учителя, чиновники, врачи и т.д. То, что эти люди не выделены ничем, кроме того, что их жизнь описывает Чехов, позволяет считать, что жизнью, которую ведут герои Чехова, живёт большинство его современников.

Сколько стоит написать твою работу?

Выберите тип работы Дипломная работа (бакалавр/специалист) Часть дипломной работы Магистерский диплом Курсовая с практикой Курсовая теория Реферат Эссе Контрольная работа Задачи Аттестационная работа (ВАР/ВКР) Бизнес-план Вопросы к экзамену Диплом МВА Дипломная работа (колледж/техникум) Другое Кейсы Лабораторная работа, РГР Он-лайн помощь Отчет о практике Поиск информации Презентация в PowerPoint Реферат для аспирантуры Сопроводительные материалы к диплому Статья Тест Чертежи далее »

Жанровое своеобразие Чеховских пьес

На первый взгляд, драматургия Чехова представляет собою какой-то исторический парадокс.

Чехов открыл в драме новые возможности изображения характера. Он раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживании противоречий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья. Возникает неведомый классической драме чеховский “подтекст”, или “подводное течение”. Герои Островского целиком и полностью реализуются в слове, и слово это лишено двусмысленности, твердо и прочно, как гранит. У героев Чехова, напротив, смыслы слова размыты, люди никак в слово не умещаются и словом исчерпаться не могут. Здесь важно другое: тот скрытый душевный подтекст, который герои вкладывают в слова. Поэтому призыв трех сестер “В Москву! В Москву!” отнюдь не означал Москву с ее конкретным адресом. Это тщетные, но настойчивые попытки героинь прорваться в иную жизнь с иными отношениями между людьми. То же в “Вишневом саде”.

Любовь Андреевна (задумчиво). Епиходов идет...

Аня (задумчиво). Епиходов идет...

Гаев. Солнце село, господа.

Трофимов. Да.

Говорят формально об Епиходове и о заходе солнца, а по существу о другом. Души героев через обрывки слов поют о неустроенности и нелепости всей своей несложившейся, обреченной жизни. При внешнем разнобое и нескладице диалога есть душевное внутреннее сближение, на которое откликается в драме какой-то космический звук: “Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий печальный”.

Чеховские драмы пронизывает атмосфера всеобщего не благополучия. В них нет счастливых людей. Героям их, как правило, не везет ни в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываются неудачниками. В “Чайке”, например, пять историй неудачной любви, в “Вишневом саде” Епиходов с его несчастьями - олицетворение общей нескладицы жизни, от которой страдают все герои.

Похожие рефераты:

Пьеса воспринимается нами как острое обличение социальных язв общества, разоблачение тех людей, чьи мысли и поступки далеки от нравственных норм поведения.

Продолжая и углубляя лучшие традиции драматургии критического реализма, Чехов стремился к тому, чтобы в его пьесах господствовала жизненная правда, неприкрашенная, во всей её обычности, будничности.

Пьесы А.Н.Островского "Гроза" и А.П.Чехова "Вишневый сад" различны и по проблематике, и по настроению, и по содержанию, но художественные функции пейзажа в обоих пьесах схожи.

Пьеса “Вишневый сад” была написана Чеховым в 1903 году. Это время вошло в историю как предреволюционное. В этот период многие прогрессивные писатели пытались осмыслить существующее состояние страны.

Дворянство в пьесе А. П. Чехова «Вишнёвый сад» Антон Павлович Чехов – великий русский писатель и драматург, чьи пьесы неизменно вызывают восхищение у зрителей во всём мире. Своеобразие пьес Чехова в новом соотношении между внешним и внутренним действием. Внешнее действие чеховских пьес буднично, об...

Конец жизни Чехова пришелся на начало нового века, новой эпохи, новых настроений, устремлений и идей. Таков уж неумолимый закон жизни: то, что когда-то было молодым и полным сил, становится старым и дряхлым, уступая дорогу новой - юной и сильной жизни.

Особенности драматургии Чехова, эстетика пьес, их жанровое разнообразие. Драматургия Чехова в современном театре, возможность новых интерпретаций.

Вспомним чеховские рассказы. Лирический настрой, пронзительная грусть и смех... Таковы и его пьесы - пьесы необычные, а тем более казавшиеся странными чеховским современникам.

Все представители дворянского сословия показаны Чеховым в пьесе неспособными к самостоятельному существованию.

Государство