Введение
Фольклор – основное средство народной педагогики. Народная педагогика – это учебный предмет и вид деятельности взрослых по воспитанию подрастающего поколения, совокупность и взаимосвязь представлений и идей, взглядов и мнений и убеждений, а также навыков и приемов народа по вопросам развития воспитания и обучения подрастающего поколения, отраженных в народном творчестве. Это и менталитет нации по отношению к подрастающему поколению, и воспитательные традиции в семье и обществе, и связь и преемственность поколений.
Фольклор является бесценным национальным богатством. Это огромный пласт духовной культуры белорусов, который складывался коллективными усилиями многих поколений на протяжении многих столетий. На современном этапе национального возрождения необходимо вернуться к тому, что было достигнуто нашими предками.
Белорусский национальный фольклор – один из самых богатых в славянском мире. Он насыщен педагогическим опытом и народной мудростью. На основе народного фольклора был создан огромный пласт этико-педагогических идей: уважение к старшим, трудолюбие, толерантность, доброжелательность, терпимость к чужому мнению.
Толерантность, терпимость, добродетельность, как традиционные христианские добродетели, постепенно стали отличительными чертами белорусов. Более того, они соседствуют с такими качествами, как личное достоинство, целенаправленность, активность.
Фольклор с воспитывающим содержанием, бытовые традиции, праздники, белорусская классическая литература – это те понятия, которые оказывают огромное влияние на формирование национального характера. Он способствует творческому развитию детей и молодежи в мире былин, сказок, преданий. Пословицы и поговорки могут служить основанием для нравственных заповедей, помогая развивать мышление, логику, интерес к истории и культуре народа.
Таким образом, фольклор – это главный источник знаний о принципах воспитания, сложившихся в культуре разных народов, его нравственный, религиозно – мифических основах. Образно-символическая природа художественного творчества, его воздействие на эмоционально-чувственную сферу личности делает его наиболее адекватным средством ненавязчивостью и в то же время эффективного воспитательного воздействия.
Рассмотрение данной темы курсовой актуально и интересно одновременно.
Воспитательный потенциал фольклора безграничен. Сегодня наше общество возрождает забытые традиции старины, используя народный опыт, создавая новые модели воспитательных теорий и практик.
Внимание к фольклору, древним пластам культуры, традиции в целом, как к неисчерпаемому источнику воспитания и развития человека, проявляется в последние годы особенно активно в социально-педагогической среде. Это связано с функциональными особенностями жанров фольклора, с глубокой духовностью и мудростью народного творчества, с непрерывностью процесса передачи национальной культуры из поколения в поколение.
В начале нового столетия наблюдается повышенный интерес к национальной культуре, к этническим процессам, традиционному художественному творчеству, к фольклору. Ученые отмечают особый рост исторического и национального самосознания каждого народа, объясняя это социально-психологическими, политическими причинами.
Сохранение и развитие национальной культуры, своих корней – это важнейшая задача, которая требует бережного отношения к памятникам истории и культуры, к традиционному народному художественному творчеству. Возрождение фольклора, народных обычаев, обрядов и праздников, традиционного декоративно-прикладного и изобразительного искусства – это актуальная проблема современности. Фольклор, его жанры, средства, методы наиболее полно восполняют всю картину народной жизни, дают яркую картину быта народа, его нравственности, духовности. Фольклор раскрывает душу народа, его достоинства и особенности. С точки зрения науки, фольклор – это феномен, который заслуживает особого изучения и внимательной оценки.
Цель курсовой работы – раскрыть значение фольклора в системе национального воспитания.
Задачи курсовой работы:
– охарактеризовать феномен фольклора и его воспитательное значение;
– дать характеристику основным жанрам фольклора, опираясь на воспитательный потенциала каждого;
– показать практическое применение основных фольклорных жанров в воспитании.
Объектом данной курсовой является многогранный феномен национального фольклора, а предметом – жанры фольклора и их воспитательный потенциал.
Методы, используемые при написании курсовой – описательный, сравнительный анализ, анализ литературных источников.
фольклор воспитательный жанр
1. Фольклор – средство национального воспитания
1.1 Понятие и сущность фольклора
Термин «фольклор» (в переводе «народная мудрость») впервые ввел английский ученый У.Дж. Томс в 1846. Поначалу этот термин охватывал всю духовную (верования, танцы, музыка, резьба по дереву и пр.), а иногда и материальную (жилье, одежда) культуру народа. В современной науке нет единства в трактовке понятия «фольклор». Иногда оно употребляется в первоначальном значении: составная часть народного быта, тесно переплетающаяся с другими его элементами. С начала 20 в. термин используется и в более узком, более конкретном значении: словесное народное творчество.
Фолькло́р (англ. folklore) – народное творчество, чаще всего именно устное; художественная коллективная творческая деятельность народа, отражающая его жизнь, воззрения, идеалы; создаваемые народом и бытующие в народных массах поэзия (предания, песни, частушки, анекдоты, сказки, эпос), народная музыка (песни, инструментальные наигрыши и пьесы), театр (драмы, сатирические пьесы, театр кукол), танец, архитектура, изобразительное и декоративно-прикладное искусство.
Фольклор – это коллективное и основанное на традициях творчество групп и индивидуумов, определяемое надеждами и чаяниями общества, являющееся адекватным выражением их культурной и социальной самобытности.
По мнению Б.Н. Путилова, существует пять основных вариантов значений понятия «фольклор»:
1. фольклор как совокупность, многообразие форм традиционной культуры, то есть синоним понятия «традиционная культура»;
2. фольклор как комплекс явлений традиционной духовной культуры, реализуемый в словах, идеях, представлениях, звучаниях, движениях. Помимо собственно художественного творчества охватывает и то, что можно назвать менталитетом, традиционными верованиями, народной философией жизни;
3. фольклор как явления художественного творчества народа;
4. фольклор как сфера словесного искусства, то есть область устного народного творчества;
5. фольклор как явления и факты вербальной духовной культуры во всем их многообразии.
Наиболее узким, но и наиболее устойчивым из этих определений оказывается то, которое связывает его в основном с жанрами устного народного творчества, то есть с вербальным, словесным выражением. Это действительно наиболее развитая сфера фольклористики, внесшая огромный вклад в развитие науке о литературе – прямом потомке, «продолжателе» устного народного творчества, генетически с ним связанном.
Понятие «фольклор» еще означает и все сферы народного художественного творчества, в том числе и те, к которым обычно это понятие не применяется (народная архитектура, народное декоративно-прикладное искусство и т.д.), поскольку оно отражает неоспоримый факт, все виды и жанры профессионального искусства имеют свои истоки в народном творчестве, народном искусстве.
Древнейшие виды словесного искусства возникли в процессе формирования человеческой речи в эпоху верхнего палеолита. Словесное творчество в древности было тесно связано с трудовой деятельностью человека и отражало религиозные, мифические, исторические представления, а также зачатки научных знаний. Обрядовые действия, посредством которых первобытный человек стремился повлиять на силы природы, на судьбу, сопровождались словами: произносились заклинания, заговоры, к силам природы обращались с различными просьбами или угрозами. Искусство слова было тесно связано с другими видами первобытного искусства – музыкой, танцами, декоративным искусством. В науке это называется «первобытным синкретизмом» Следы его и сейчас заметны в фольклоре.
По мере того, как у человечества накапливался все более значительный жизненный опыт, который необходимо было передать следующим поколениям, увеличивалась роль вербальной информации. Выделение словесного творчества в самостоятельный вид искусства – важнейший шаг в предыстории фольклора. Фольклор был словесным искусством, органически присущим народному быту. Различное назначение произведений породило жанры, с их разнообразными темами, образами, стилем. В древнейший период у большинства народов бытовали родовые предания, трудовые и обрядовые песни, мифологические рассказы, заговоры. Решающим событием, проложившим рубеж между мифологией и собственно фольклором, стало появление сказки, сюжеты которой осознавались как вымысел.
В античном и средневековом обществе складывался героический эпос. Возникали также легенды и песни, отражающие религиозные верования (например, русские духовные стихи). Позднее появились исторические песни, изображающие реальные исторические событии и героев, такими, какими они остались в народной памяти. С изменениями в социальной жизни общества в русском фольклоре возникали и новые жанры: солдатские, ямщицкие, бурлацкие песни. Рост промышленности и городов вызвал к жизни романсы, анекдоты, рабочий, школьный и студенческий фольклор.
На протяжении тысячелетий у всех народов фольклор был единственной формой поэтического творчества. Но и с появлением письменности в течение многих веков, вплоть до периода позднего феодализма, устное поэтическое творчество было широко распространено не только среди трудового народа, но и среди высших слоев общества: дворянства, духовенства. Возникнув в определенной социальной среде, произведение могло стать всенародным достоянием.
1.2 Специфические черты фольклора
Одной из важнейших специфических черт народной устного творчества является коллективность. Каждое произведение устного народного творчества не только выражает мысли и чувства определенных групп, но и коллективно создается и распространяется. Однако коллективность творческого процесса в фольклоре не означает, что отдельные личности не играли никакой роли. Талантливые мастера не только совершенствовали или приспособляли уже существующие тексты к новым условиям, но иногда и создавали песни, частушки, сказки, которые в соответствии с законами устного народного творчества распространялись уже без имени автора. С общественным разделением труда возникали своеобразные профессии, связанные с созданием и исполнением поэтических, и музыкальных произведений (древнегреческие рапсоды, русские гусляры, украинские кобзари, киргизские акыны, азербайджанские ашуги, французские шансонье и пр.). Коллективность – это не простое соавторство, а особый длительный процесс усовершенствования песен, сказок, легенд, пословиц и поговорок. Наиболее ярко коллективность проявляется в постоянном процессе отбора и шлифовке произведений народной поэзии: их многих произведений народ выбирает и сохраняет лучшее, сходное с его мыслями и эстетическими взглядами. Коллективное начало в фольклоре не противопоставляется индивидуальному. Фольклору присуще органичное соединение коллективного и индивидуального, при этом коллективность не мешает проявлению индивидуальных способностей сочинителей и исполнителей.
С коллективностью народного творчества органично связана устная форма существования фольклора. Фольклор появился раньше, чем письменность и первоначально существовал только в устной передаче. Устная форма существования народной поэзии ведет к появлению вариантов одного и того же фольклорного произведения – это еще одна специфическая черта фольклора – вариативность.
Фольклорные произведения отличаются от художественной литературы особенностями художественной формы. К этим особенностям относится, прежде всего, традиционная поэтика, выработанная народом на протяжении столетий. Традиционная народная символика, постоянные эпитеты, метафоры придают народному творчеству специфический колорит.
Фольклор отличается от письменной литературы и особенностями типизации. Литературе характерно создание типичных характеров в типичной обстановке. Типичный характер, отражая основные черты своего социального окружения и своей эпохи, проявляется через индивидуальные качества героя, через индивидуальный и неповторимый облик. Образы устного народного творчества не имеют такой индивидуализации.
1.3 Функции и воспитательный потенциал фольклора
Во-первых, фольклор способствует углублению знаний о народной духовной культуре в ее прошлом и настоящем. Фольклор знакомит с бытом, традициями, обычаями своего и «народа-соседа».
Во-вторых, с помощью фольклора осуществляется усвоение нравственно-поведенческих культурных норм и ценностей, закрепленных в культуре какого-либо народа. Нравственно-поведенческие нормы и ценности находят выражение в системе образов. Раскрывая характеры сказочных персонажей, вникая в суть их поступков, школьник понимает, что хорошо и что плохо, тем самым легко определяет свои симпатии и антипатии, постигает народные представления о красоте человеческой. О поведенческих нормах сообщают мудрые народные пословицы и поговорки.
В-третьих, с помощью фольклора возможно воспитание уважительного отношения как к культуре собственного этноса, так и толерантного отношения к другим этническим культурам. Изучая фольклор, ребенок осознает, что народ – творец, создатель культурного наследия, которым нужно восхищаться, гордиться. Фольклор – многовековой народный труд, хранящий историю этноса.
В-четвертых, фольклор способствует развитию эстетического вкуса. Ребенок чувствует красоту народной мысли, у него возникает потребность в общении с народом. Он стремиться понять, какие средства использует народ в своем творчестве, пытается применить их в дальнейшем.
Фольклор белорусов занимает особое место в национальной культуре белорусов и выполняет следующие функции:
1. эстетическая
2. воспитательная
3. познавательная
Эстетическая функция фольклора заключается в том, что он формирует у детей художественный вкус, вырабатывает умение ценить и понимать прекрасное, способствует формированию гармонически развитой личности.
Суть воспитательной функции заключается в том, что устное народное творчество, являясь средством народной педагогики, формирует качества человеческого характера. Пословицы, поговорки, сказки наполнены высоким моральным и нравственным смыслом и дают характерологические оценки личности с позиций «хорошо» и «плохо».
Познавательное значение фольклора заключено в том, что это способ знакомства ребенка с окружающим миром.
1.4 Жанры фольклора
Все фольклорные жанры принято группировать, как в литературе, в три группы или три вида: драматические, прозаические и песенные.
Любой фольклор берет свое начало в малых жанрах, в число которых входят загадки, пословицы и поговорки.
Под пословицей понимают меткое образное изречение назидательного характера, типизирующее самые различные явления жизни и имеющее форму законченного предложения.
Пословицы удовлетворяли многие духовные потребности трудящихся: познавательно-интеллектуальные (образовательные), производственные, эстетические, нравственные и др.
Пословицы – не старина, не прошлое, а живой голос народа: народ сохраняет в своей памяти только то, что ему необходимо сегодня и потребуется завтра. Когда в пословице говорится о прошлом, оно оценивается с точки зрения настоящего и будущего – осуждается или одобряется в зависимости от того, в какой мере прошлое, отраженное в афоризме, соответствует народным идеалам, ожиданиям и чаяниям. {6; 36}
Пословица создается всем народом, поэтому выражает коллективное мнение народа. В ней заключена народная оценка жизни, наблюдения народного ума. Удачный афоризм, созданный индивидуальным умом, не становится народной пословицей, если он не выражает мнение большинства.
Народные пословицы имеют форму, благоприятную для запоминания, что усиливает их значение как этнопедагогических средств. Пословицы прочно ложатся в память. Их запоминание облегчается игрой слов, разными созвучиями, рифмами, ритмикой, порой весьма искусной. Конечной целью пословиц всегда было воспитание, они с древнейших времен выступали как педагогические средства. С одной стороны, они содержат педагогическую идею, с другой – оказывают воспитательное влияние, несут образовательные функции: повествуют о средствах, методах воспитательного влияния, соответствующих представлениям народа, дают характерологические оценки личности – положительные и отрицательные, которые, определяя так или иначе цели формирования личности, содержат призыв к воспитанию, самовоспитанию и перевоспитанию, осуждают взрослых, пренебрегающих своими священными обязанностями – педагогическими и т.д.
В пословицах много материала практического характера: житейские советы, пожелания в труде, приветы и др.
Наиболее распространенная форма пословиц – наставления. С педагогической точки зрения интересны наставления трех категорий: поучения, наставляющие детей и молодежь в добрых нравах, в том числе и правила хорошего тона; поучения, призывающие взрослых к благопристойному поведению, и, наконец, наставления особого рода, содержащие педагогические советы, констатирующие результаты воспитания, что является своеобразной формой обобщения педагогического опыта. В них содержится огромный образовательно-воспитательный материал по вопросам воспитания. Положительные и отрицательные черты личности по пословицам представляются как цели воспитания и перевоспитания, предполагающие всемерное улучшение поведения и характера людей. При этом примечательно, что все народы признают беспредельность человеческих совершенств. Любой человек, как бы он ни был совершенен, может подняться еще на одну ступеньку совершенства. Эта ступенька ведет не только человека, но и человечество к прогрессу. Многие пословицы являются мотивированными и аргументированными призывами к самосовершенствованию.
В «Литературной энциклопедии» загадка характеризуется как «замысловатое поэтическое описание какого-либо предмета или явления, испытывающее сообразительность отгадывающего». В основе определений загадки одни и те же признаки:
– описание нередко оформлено в виде вопросительного предложения;
– описание лаконично и загадке присущ ритм.
Таким образом, загадка – краткое описание предмета или явления, часто в поэтической форме, заключающее в себе замысловатую задачу в виде явного (прямого) или предполагаемого (скрытого) вопроса.
Загадки призваны развивать мышление детей, приучать их анализировать предметы и явления из различных областей окружающей действительности; причем наличие большого количества загадок об одном и том же явлении позволяло давать всестороннюю характеристику предмету (явлению). Но значение загадок в умственном воспитании далеко не исчерпывается развитием мышления, они также обогащают ум сведениями о природе и знаниями из самых различных областей человеческой жизни. Использование загадок в умственном воспитании ценно тем, что совокупность сведений о природе и человеческом обществе приобретается ребенком в процессе активной мыслительной деятельности.
Загадки способствуют развитию памяти ребенка, его образному мышлению, быстроте умственных реакций.
Загадка учит ребенка сравнивать признаки различных предметов, находить общее в них и тем самым формирует у него умение классифицировать предметы, отбрасывать их несущественные признаки. Другими словами, с помощью загадки формируются основы теоретического творческого мышления.
Загадка развивает наблюдательность ребенка. Чем наблюдательнее ребенок, тем он лучше и быстрее отгадывает загадки. Особое место в процессе воспитания детей занимает диагностическая функция загадки: она позволяет воспитателю без каких-либо специальных тестов и анкет выявить степень наблюдательности, сообразительности, умственного развития, а также уровень творческого мышления ребенка.
Поговорка – из простейших поэтических произведений, каковы басня или пословица, могут выделиться и самостоятельно перейти в живую речь, элементы в которых сгущают их содержание; это – не отвлечённая формула идеи произведения, но образный намёк на неё, взятый из самого произведения и служащий его заместителем (напр., «свинья под дубом», или «собака на сене», или «он выносит сор из избы»)
Поговорка, в отличие от пословицы не содержит обобщающий поучительный смысл.
Пословицы и поговорки представляют собой сравнительные или иносказательные высказывания и содержат в себе житейскую мудрость народа. Из этих двух росточков, метафор (в загадках) и образных сравнений (в поговорках), и вырастает народная поэзия.
Песенные жанры фольклора представлены эпическими песнями и балладами, обрядовыми и лирическими песнями, частушками, трудовыми песнями и импровизациями. К песенному жанру присоединяются и причитания.
В песнях отражаются вековые ожидания, чаяния и сокровенные мечты народа. Песни уникальны музыкально-поэтическим оформлением идеи – этической, эстетической, педагогической. Красота и добро в песне выступают в единстве. Добрые молодцы, воспетые народом, не только добры, но и красивы. Народные песни впитали в себя высшие национальные ценности, ориентированные только на добро, на счастье человека.
Песни – более сложная форма народного поэтического творчества, чем загадки и пословицы. Главное назначение песен – привить любовь к прекрасному, выработать эстетические взгляды и вкусы. Песне присуща высокая поэтизация всех сторон народной жизни, включая и воспитание подрастающего поколения. Педагогическая ценность песни в том, что красивому пению учили, а оно, в свою очередь, учило прекрасному и добру. Песней сопровождались все события народной жизни – труд, праздники, игры, похороны и т.п. Вся жизнь людей проходила в песне, которая наилучшим образом выражала этическую и эстетическую сущность личности. Полный песенный цикл – это жизнь человека от рождения до смерти. Песни поют младенцу в колыбели, ненаучившемуся еще понимать, старцу в гробу, переставшему уже чувствовать и понимать. Ученые доказали благотворную роль нежной песни в психическом развитии ребенка в утробе матери. Колыбельные песни не только усыпляют младенца, но и ласкают его, успокаивают, доставляют радость. Некоторые категории песен рассчитаны на конкретные возрастные группы, хотя, конечно, большинство песен не могут быть резко разграничены и распределены по возрастам. Иные песни взрослых малые дети поют с особым воодушевлением. Поэтому речь может идти только о преимущественном исполнении тех или иных песен в том или ином возрасте.
Заслуживающими внимание средствами воспитательного воздействия являются пестушки и потешки. В них подрастающий ребенок всецело занимает внимание взрослого. Пестушки получили свое название от слова пестовать – нянчить, носить на руках. Это короткие стихотворные припевы, которыми сопровождают движения ребенка при пестовании.
Пестушки имеют смысл только при сопровождении их тактильным приемом – легким телесным прикосновением. Ласковый массаж, сопровождаемый веселой незатейливой песенкой с отчетливым произнесением стихотворных строк, вызывает у ребенка бодрое, веселое настроение. В пестушках учитываются все основные моменты физического развития ребенка. Когда он начинает становиться на ножки, ему говорят одно; ребенка, делающего первые шаги, учат тверже стоять на ножках и при этом говорят другие пестушки.
Пестушки постепенно переходят в песенки-потешки, сопровождающие игры ребенка с пальцами, ручками, ножками. В этих играх уже часто присутствует и педагогическое – наставление в трудолюбии, доброте, дружелюбии.
Песня – сложная форма народного поэтического творчества. Главное назначение песен – эстетическое воспитание. Но они имеют целью осуществление и других сторон формирования личности, т.е. являются комплексным средством воздействия на личность.
В песнях раскрывается внешняя и внутренняя красота человека, значение прекрасного в жизни; они – одно из лучших средств развития эстетических вкусов у подрастающего поколения. Красивые мелодии усиливают эстетическое воздействие поэтического слова песен. Влияние народных песен на крестьянскую молодежь всегда было огромно, причем их значение никогда не исчерпывалось только красотой стиха и мелодии (внешней красотою, красотой формы). Красота мыслей, красота содержания относятся также к сильным сторонам народных песен.
И сами слова песен, и условия, и характер их исполнения способствуют укреплению здоровья, развитию трудолюбия. В песнях воспевается здоровье, оно называется счастьем, высшим благом. В народе всегда считали, что песни развивают голос, расширяют и укрепляют легкие: «Чтобы громко петь, надо иметь сильные легкие», «Звонкая песня расширяет грудь».
Неоценимо значение песни в трудовом воспитании детей и молодежи. Как уже было сказано выше, песни сопровождали и стимулировали трудовой процесс, они способствовали согласованию и объединению трудовых усилий работающих.
Сказки являются важным воспитательным средством, в течение столетий выработанным и проверенным народом. Жизнь, народная практика воспитания убедительно доказали педагогическую ценность сказок. Дети и сказка – неразделимы, они созданы друг для друга и поэтому знакомство со сказками своего народа должно обязательно входить в курс образования и воспитания каждого ребенка.
Наиболее характерные особенности сказок – народность, оптимизм, увлекательность сюжета, образность и забавность и, наконец, дидактизм.
Материалом для народных сказок служила жизнь народа: его борьба за счастье, верования, обычаи, – и окружающая природа. В верованиях народа было немало суеверного и темного. Это темное и реакционное – следствие тяжелого исторического прошлого трудящихся. В большинстве же сказок отражены лучшие черты народа: трудолюбие, одаренность, верность в бою и труде, безграничная преданность народу и родине. Воплощение в сказках положительных черт народа и сделало сказки эффективным средством передачи этих черт из поколения в поколение. Именно потому, что сказки отражают жизнь народа, его лучшие черты, культивируют в подрастающем поколении эти черты, народность оказывается одной из важнейших характеристик сказок.
Многие народные сказки внушают уверенность в торжестве правды, в победе добра над злом. Как правило, во всех сказках страдания положительного героя и его друзей являются преходящими, временными, за ними обычно приходит радость, причем эта радость – результат борьбы, результат совместных усилий. Оптимизм сказок особенно нравится детям и усиливает воспитательное значение народных педагогических средств.
Увлекательность сюжета, образность и забавность делают сказки весьма эффективным педагогическим средством.
Образность – важная особенность сказок, которая облегчает их восприятие детьми, не способными еще к абстрактному мышлению. В герое обычно весьма выпукло и ярко показываются те главные черты характера, которые сближают его с национальным характером народа: отвага, трудолюбие, остроумие и т.п. Эти черты раскрываются и в событиях, и благодаря разнообразным художественным средствам, например гиперболизации. Так, черта трудолюбия в результате гиперболизации достигает предельной яркости и выпуклости изображения (за одну ночь построить дворец, мост от дома героя к дворцу царя, за одну же ночь посеять лен, вырастить, обработать, напрясть, наткать, нашить и одеть народ, посеять пшеницу, вырастить, убрать, обмолотить, намолоть, испечь и накормить людей и т.п.). То же самое следует сказать и о таких чертах, как физическая сила, мужество, смелость и т.п.
Образность дополняется забавностью сказок. Мудрый педагог-народ проявил особую заботу о том, чтобы сказки были интересными и занимательными. В народной сказке – не только яркие и живые образы, но и тонкий и веселый юмор. У всех народов есть сказки, специальное назначение которых – позабавить слушателя.
Дидактизм является одной из важнейших особенностей сказок. Сказки всех народов мира всегда поучительны и назидательны. Именно отмечая их поучительный характер, их дидактизм, и писал А.С. Пушкин в конце своей «Сказки о золотом петушке»:
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
В силу отмеченных выше особенностей сказки всех народов являются эффективным средством воспитания. Сказки – сокровищница педагогических идей, блестящие образцы народного педагогического гения.
Народный театр, бытующий в формах, органически связанных с устным народным творчеством, зародился в глубокой древности: в играх, сопровождавших охотничьи и земледельческие праздники, содержались элементы перевоплощения. Театрализация действия присутствовала в календарных и семейных обрядах (святочное ряженье, свадьба и т.д.).
В народном театре различают театр живых актёров и театр кукол. Русскому театру Петрушки были близки украинский вертеп, белорусская батлейка.
Наиболее характерной особенностью народного театра (как и вообще фольклорного искусства) является открытая условность костюмов и реквизита, движений и жестов; в ходе представлений актёры непосредственно общались с публикой, которая могла подавать реплики, вмешиваться в действие, направлять его, а иногда и принимать в нём участие (петь вместе с хором исполнителей, изображать второстепенных персонажей в массовых сценах).
Народный театр, как правило, не имел ни сцены, ни декораций. Основной интерес в нём сосредоточен не на глубине раскрытия характеров действующих лиц, а на трагичности или комичности ситуаций, положений.
Народный театр знакомит маленьких зрителей со словесным фольклором, развивает память, образное мышление. Комические персонажи высмеивают пороки людей, драматические учат сопереживанию. Участвуя в своих несложных постановках, ребенок учится правильно и красиво говорить, произносить речь перед публикой, преодолевать застенчивость.
Народный танец – один из древнейших видов народного творчества. Танец был частью народных представлений на праздниках и ярмарках. Появление хороводов и других обрядовых танцев связано с народными обрядами. Постепенно отходя от обрядовых действий, хороводы наполнялись новым содержанием, выражавшим новые особенности быта.
Народы, занимавшиеся охотой, животноводством, отражали в танце наблюдения над животным миром. Образно и выразительно передавались характер и повадки зверей, птиц, домашних животных: якутский танец медведя, русский журавель, гусачок и др. Возникают танцы на темы сельского труда: латышский танец жнецов, гуцульский – дровосеков, эстонский – сапожников, белорусский лянок, молдавский поамэ (виноград). В народном танце часто отражены воинский дух, доблесть, героизм, воспроизводятся сцены боя (грузинские хоруми, берикаоба, казачьи пляски и др.). Большое место в танцевальном народном творчестве занимает тема любви: танцы, выражающие благородство чувств, почтительное отношение к женщине (грузинский картули, русская байновская кадриль).
Танец позволяет выработать пластичность, особую координацию движений, приёмы соотношения движения с музыкой. Дети учатся двигаться ритмично, общению друг с другом в движении (хоровод, ручеек).
В народном декоративно-прикладном искусстве увековечена необъемная, вечно живая душа народа, его богатый практический опыт и эстетический вкус. В Беларуси наиболее развивались художественная обработка древесины, гончарство, плетение, роспись, ткачество и вышивка.
В отдельных чертах народного творчества прослеживаются нормы труда и быта, культуры и верования. Наиболее общим элементом служит родившийся в древности орнамент, который помогает достигать органичного единства композиции и глубоко взаимосвязан с техникой исполнения, чувством предмета, пластичной формы, естественной красоты материала. Народные умельцы с давних времен очень ценились. Секреты своего мастерства передавали из поколения в поколение, от отца сыну, соединяя мудрость и опыт прошлого и открытия настоящего. Дети с раннего возраста приобщались к работе, помощи родителям. Совместная работа помогает детям лучше освоить ремесло, перенять опыт наставника (родителей), прививает трудолюбие.
2. Практика использования фольклора и фольклорных жанров в системе национального воспитания
Фольклор способствует творческому развитию детей и молодежи в мире сказок, былин, преданий. Находки многовековой истории духовных традиций, систематизированные в фольклоре, должны использоваться при построении современной модели воспитания.
Рассмотрим практическое применение и потенциал пословиц в национальном воспитании.
Трудно переоценить значение трудового воспитания в общей системе народной педагогики, оно действительно является её сердцевиной. С древнейших времён трудовое воспитание детей и молодёжи являлось важнейшей обязанностью родителей, а затем и учебных заведений и других общественных институтов. Именно поэтому пословиц, восхваляющих труд и высмеивающих лень великое множество у народов всего мира.
Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто на дело гож (русская пословица).
Велик телом, да мал делом (русская пословица)
Маленькое дело лучше большого безделья (русская пословица)
Любишь кататься – люби и саночки возить (русская пословица)
Нужно наклониться, чтоб из ручья напиться (русская пословица)
Гультай за работу, а мазоль за руку (белорусская пословица)
Любовь к родине, своей родной земле – важнейшая тематика в воспитании патриотизма.
Глупа та птица, которой свое гнездо не мило.
Родина – мать, умей за нее постоять.
У чужой еды и вкус чужой.
Каждый кулик свое болото хвалит.
Где выросла сосна, там она и красна.
Лебедю степь ни к чему, дрофе – озеро.
В своем болоте и лягушка поет.
Дома и стены помогают.
На своей улице и собака – тигр.
Свая хатка, як родная матка.
Особое место в системе афоризмов занимают пословицы, поучающие уважению старших.
Шануй людзей, то i цябе пашануюць. {4; 302}
Старога паважай, малога павучай.
Пословицы и поговорки в художественных образах зафиксировали опыт прожитой жизни во всем его многообразии и противоречивости.
Разгадывание загадок развивает способность к анализу, обобщению, формирует умение самостоятельно делать выводы, умозаключения, умение четко выделить наиболее характерные, выразительные признаки предмета или явления, умение ярко и лаконично передавать образы предметов, развивает у детей «поэтический взгляд на действительность».
Отражая живописные пейзажи родины, полные красок, звуков, запахов, загадки способствуют воспитанию эстетических чувств.
Пушистый ковер
Не руками ткан,
Не шелками шит,
При солнце, при месяце
Серебром блестит (снег)
Загадки помогают детям познавать окружающий мир, знакомят их с миром вещей.
Вот примеры загадок о предметах домашнего обихода.
Два кольца, два конца, посередине гвоздик (ножницы)
Ног нет, а хожу, рта нет, а скажу, когда спать, когда встать, когда работу начинать (часы)
Загадки обращают на повадки животных, в загадках об овощах и фруктах, растениях и ягодах указывается особое внимание на особенности внешнего вида.
Зимой спит, летом ульи ворошит (медведь)
Мохнатенькая, усатенькая, по кладовкам рыщет, сметанку ищет (кошка)
Круглое, румяное с дерева достану я (яблоко)
Низок да колюч, сладок да пахуч, ягоды сорвешь – все руки обдерешь (крыжовник)
Ценность загадки в том, что она в высокопоэтичной форме отражает хозяйственную и трудовую деятельность человека, его быт, опыт, флору, фауну, мир в целом и до сегодняшних дней имеет огромное художественное значение в воспитании детей.
Сказки, являясь художественно-литературными произведениями, одновременно были для трудящихся и областью теоретических обобщений по многим отраслям знаний. Они – сокровищница народной педагогики, более того, многие сказки суть сочинения педагогические, т.е. в них содержатся педагогические идеи.
Великий русский педагог К.Д. Ушинский был о сказках настолько высокого мнения, что включил их в свою педагогическую систему. Причину успеха сказок у детей Ушинский видел в том, что простота и непосредственность народного творчества соответствуют таким же свойствам детской психологии.
Сказки в зависимости от темы и содержания заставляют слушателей задуматься, наводят на размышления. Нередко ребенок заключает: «Так в жизни не бывает». Невольно возникает вопрос: «А как бывает в жизни?» Уже беседа рассказчика с ребенком, содержащая ответ на этот вопрос, имеет познавательное значение. Но сказки содержат познавательный материал и непосредственно. Следует отметить, что познавательное значение сказок распространяется, в частности, на отдельные детали народных обычаев и традиций и даже на бытовые мелочи.
Например, в чувашской сказке «Не почитающий старого и сам добра не увидит» рассказывается о том, что сноха, не послушавши свекрови своей, решила сварить кашу не из пшена, а из проса и не на воде, а только на масле. Что же из этого вышло? Как только она открыла крышку, просяные зерна, не варившиеся, а жарившиеся, выскочив, попали ей в глаза и навеки ослепили. Главное в сказке, конечно, моральный вывод: нужно прислушиваться к голосу старых, учитывать их житейский опыт, иначе будешь наказан. Но для детей она содержит также и познавательный материал: на масле жарят, а не варят, следовательно, нелепо кашу варить без воды, на одном масле. Детям обычно об этом не говорят, потому что в жизни никто и не делает так, но в сказке дается наставление детям, что всему свое место, что во всем должен быть порядок.
Вот другой пример. В сказке «Скупому – копейка» рассказывается о том, как умный портной договорился с жадной старухой платить ей за каждую «звездочку» жира в супе одну копейку. Когда старуха клала масло, портной ее приободрял: «Клади, клади, старуха, больше, не жалей масла, ведь недаром я тебя прошу: за каждую «звездочку» копейку заплачу». Жадная старуха клала масла все больше и больше, чтобы получить за это много денег. Но все ее старания дали доход одну копейку. Мораль этой сказки проста: не будь жадным. В этом основная идея сказки. Но и познавательный ее смысл велик. Почему, – спросит ребенок, – у старухи получилась одна большая «звездочка»?
В сказках идея единства обучения и воспитания в народной педагогике осуществлена в максимальной мере.
Народная лирическая песня существенно отличается от других родов и
видов фольклора. Её состав разнообразнее, чем героического эпоса, сказок и других жанров. Создавались песни в далеко не одинаковое время. Каждое время слагало свои песни. Неодинакова и длительность жизни каждого песенного жанра.
Песни детства представляют собой сложный комплекс: это и песни взрослых, сочиненные специально для детей (колыбельные, потешки и пестушки); и песни, постепенно перешедшие из взрослого репертуара в детский (колядки, веснянки, заклички, игровые песни); и песенки, сочинявшиеся самими детьми.
В младенчестве матери и бабушки убаюкивают детей ласковыми колыбельными песнями, развлекали их пестушками и потешками, играя с их пальчиками, ручками, ножками, подбрасывая их на коленях или на руках.
Общеизвестны: «Сорока-ворона, кашу варила…»; «Ладушки-ладушки! Где были? –
У бабушки…».
Пестушки – песенки и стишки, которыми сопровождают первые сознательные движения ребенка. Например:
«Ах, поет, поёт
Соловушка!
Ах, поёт, поёт
Молоденький;
Молоденький,
Хорошенький,
Пригоженькой.»
Потешки – песенки и стишки к первым играм ребенка с пальцами, ручками, ножками. Например:
«Потягунючки, поростунюшки!
Роток – говорунюшки,
Руки – хватунюшки,
Ноги – ходунюшки.»
Заклички – детские песенные обращения к солнцу, радуге, дождю, птицам:
– Весна красна! На чём пришла?
– На сошечке, на бороночке,
На овсяном снопочку,
На ржаном колосочку.
Приговорки – словесные обращения к кому-либо. Например, говорят в бане:
С гоголя – вода,
С младенца – худоба!
Укатись вся.
Особое место в песенном фольклоре занимает колыбельная песня.
Лисицы спят
Все по кусточкам,
Куницы спят
Все по норочкам,
Соколы спят
Все по гнездышкам,
Соболи спят,
Где им вздумалось,
Маленькие детки
В колыбелях спят.
В колыбельных песнях матери рассказывают об окружающей действительности, вслух думают о цели и смысле жизни, выговаривают свои заботы, радости и печали. В колыбельной песне мать находит выход своим чувствам, возможность до конца выговориться, высказаться и получить психическую разрядку.
Колыбельная песнь – величайшее завоевание народной педагогики, она нераздельно соединена с практикой воспитания детей именно в том самом нежном возрасте, когда ребенок – еще беспомощное существо, требующее постоянного заботливого внимания, любви и нежности, без которых он просто не выживет.
В народных песнях радость и горе, любовь и ненависть, веселье и грусть. В песнях выявляются лучшие черты национального характера белорусов: смелость, отвага, правдивость, гуманизм, чуткость, трудолюбие.
Заключение
Опыт народного воспитания у всех этносов, наций и народов очень богат. Как показал анализ традиционной культуры воспитания, этот опыт характеризуется почти одинаковыми требованиями к качествам формируемой личности и системе средств ее воспитания и обучения. Он представляет собой своеобразную (общую для всего человечества) народную мудрость, систему общечеловеческих ценностей, проверенных веками. Но это не означает, что надо использовать весь арсенал народных средств и факторов воспитания без изменений и критической оценки. Необходимо брать те из них, которые работают сегодня и соотносятся с нашими представлениями о гуманизме и общечеловеческих ценностях.
Напрасно думать, что устное народное творчество было лишь плодом народного досуга. Оно была достоинством и умом народа. Оно становило и укрепляло его нравственный облик, было его исторической памятью, праздничными одеждами его души и наполняло глубоким содержанием всю его размеренную жизнь, текущую по обычаям и обрядам, связанным с его трудом, природой и почитанием отцов и дедов.
Фольклор в воспитании детей играет важную роль. Деление его на жанры позволяет в определённом возрасте ребёнка обогащать его духовный мир, развивать патриотизм, уважение к прошлому своего народа, изучение его традиций, усвоение морально-нравственных норм поведения в обществе.
Фольклор развивает устную речь ребёнка, влияет на его духовное развитие, на его фантазию. Каждый жанр детского фольклора учит определённым нравственным нормам. Так, например, сказка, путём уподобления животных людям, показывает ребёнку нормы поведения в обществе, а волшебные сказки развивают не только фантазию, но и смекалку. Пословицы, поговорки учат детей народной мудрости, испытанной веками и не потерявшей своей актуальности в наше время. Былинный эпос – это героическое повествование о событиях, которые происходили в древности. И хотя былины не так просты для восприятия детей, всё же они направлены на воспитание уважения прошлого народа, на изучение традиций и поведения людей во все времена, на патриотизм славянского народа, который несмотря ни на что, оставался верным своей родине и всячески защищал её. Песенная лирика также оказывает влияние на воспитание детей. Преимущественно она используется тогда, когда ребёнок ещё совсем мал. Например, малышу поются колыбельные песенки, чтобы успокоить его, усыпить. Также в песенную лирику входят частушки, прибаутки, пестушки, скороговорки, считалки. Вот они как раз направлены на развитие у детей слуха, речи, так как в них используется особое сочетание звуков.
Таким образом, приобщение ребёнка к народной культуре начинается с детства, где закладываются основные понятия и примеры поведения. Культурное наследие передаётся из поколения в поколение, развивая и обогащая мир ребёнка. Фольклор является уникальным средством для передачи народной мудрости и воспитании детей на начальном этапе их развития.
Список литературы
1. Батурина Г.И., Кузина Т.Ф. Народная педагогика в воспитании дошкольников. М., 1995.-С. 7–8.
2. Беларускi фальклор. Хрэстаматыя. Выд. 2-е дап. Склалi К.П. Кабашнiкаў, А.С. Лiс, А.С. Фядосiк, I.К. Цiшчанка Мiнск, «Вышэйшая школа», 1977.
3. Бел. вусна – паэт. творчасць: Падручнiк для студэнтаў фiл. спец. ВНУ / К.П. Кабашнiкаў, А.С. Лiс, А.С. Фядосiк i iнш. – Мн.: Минск, 20000. – 512 с.
4. Беларусы. Т.7. Вусная паэтычная творчасць / Г.А. Барташэвiч, Т.В. Валодзiна, А.I. Гурскi i iнш. Рэдкал. В.М Балявiна i iнш; Iн-т мастацтвазнаўства, этнаграфii i фальклору. – Мн.: Бел. навука, 2004.-586 с.
5. Бережнова, Л.Н. Этнопедагогика: учеб. пособие для студ. Высш. Учеб. заведений / Л.Н. Бережнова, И.Л. Набок, В.И. Щеглов. – М.: Издат. центр «Академия», 2007. – 240 с.
6. Волков, Г.Н. Этнопедагогика: Учеб. для студ. сред. и высш. пед. учеб. заведений / Г.Н. Волков – М.: Издательский центр «Академия», 1999. – 168 с.
7. Володько, В.Ф. Воспитание / В.Ф. Володько; БНТУ – Минск: Право и экономика, 207 – 230 с.
8. Литературная энциклопедия. М.А. Загадки. М., 1964, т. 2, с. 970.
9. Чернявская Ю.В. Белорус: штрихи к автопортрету. Этнический самообраз белорусов в сказках / Чернявская Ю.В. – Мн.: «Четыре четверти», 2006. – 244 с.
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.
В XX в. на протяжении нескольких десятилетий творческая мысль сковывалась идеологическим диктатом. Поощрялись упрощенно-социологические исследования. Для фольклористики признавались обязательными идеи теоретиков марксизма. В советской науке 30-50-х гг. господствовали догматические концепции. Появился термин "марксистская фольклористика", обозначивший направление, которое разрабатывало проблемы истории и теории фольклора с учетом трудов Маркса, Энгельса, Ленина, Луначарского и других марксистов. Его последователей интересовала связь фольклора с освободительным движением, выражение в народных произведениях классового рефлекса и т. п. Достижения отечественной и зарубежной "немарксистской" науки замалчивались, преуменьшались или отрицались. Подвергались критике выдающиеся ученые "домарксистского" периода (Ф. И. Буслаев, А. Н. Веселовский, В. Ф. Миллер и др.). В этих условиях был предпринят опыт создания общей истории русского фольклора1 и истории русской фольклористики2.
Для ряда фольклористов альтернативой вульгарно-социологического подхода стали методы формального исследования. В области изучения повествовательного фольклора получил развитие структурно-типологический анализ. Его представители занялись выявлением инвариантных моделей жанров, сюжетов, мотивов. Явления типологических отношений они рассматривали в синхронном плане (от греч. synchronos - "одновременный"), т.е. характеризовали состояние той или иной фольклорной системы за один период времени. Позже появилась структурно-семиотическая фольклористика, которая стремится установить общие закономерности построения фольклорных текстов как знаковых систем3.
С освобождением от догматизма наука постепенно стала возвращаться к полноценным историческим исследованиям. Получил развитие историко-типологический метод, который явления фольклорной типологии рассматривает в диахроническом плане (от греч. dia - "через, сквозь" и chronos - "время"), т. е. на разных этапах исторического развития фольклора, в его генезисе и эволюции. При этом фольклорные произведения изучаются в историческом и этнографическом контексте1 Такой принцип был последовательно проведен в ряде монографий: об обрядовом календарном и семейном фольклоре2, сказках3, несказочной прозе4, былинах5 и др.
Синхронный и диахронный подходы диалектически взаимосвязаны, ибо фольклор существует как в пространстве, так и во времени. Можно сказать, что в формальных исследованиях преобладает интерес к форме произведений, а в исторических - к их содержанию. Следует, однако, заметить, что форма и содержание неравноправны. "В фольклоре, - писал родоначальник структурализма В. Я. Пропп, - при единстве или спаянности содержания и формы первично содержание: оно создает себе свою форму, а не наоборот"6. Генеральной задачей фольклористики можно считать поиск универсальной теории, способной органически объединить направления формального и исторического типа. Это выражают и периодически возникающие в печати дискуссии: об историзме былин, о месте фольклористики в системе других наук и др.
Процессы истории фольклора исследует историческая поэтика, созданная как особое направление А. Н. Веселовским, а впоследствии разрабатывавшаяся В. М. Жирмунским, Е. М. Меле-
тинским, В. М. Гацаком и другими исследователями1. В ее рамках рассматриваются поэтические роды, жанры, стилевые системы - как в целом, так и в своих конкретных проявлениях. Историческая поэтика исследует связи устного народного творчества с письменной литературой, музыкой, изобразительным искусством.
В последние годы отчетливо обозначилась тенденция комплексного изучения фольклора, языка, мифологии, этнографии и народного искусства как слагаемых единой духовной культуры народа. Здесь в области реконструкции славянского язычества и мифологии особенно продуктивна деятельность сотрудников Института славяноведения и балканистики Российской Академии наук (эту работу долгие годы возглавлял этнолингвист Н. И. Толстой)2.
Любой метод предполагает опору на факты. В жизнь фольклористов вошла электронно-вычислительная и другая техника, что значительно повышает точность записей, упрощает механические операции по учету и систематизации материала, поиску необходимой информации."Современная фольклористика, - отмечал Н. И. Толстой, - продолжает пользоваться прежде всего синхронно-описательным методом, постоянно его теоретически и технически совершенствуя. <...> Наряду с ним широко применяется сравнительно-типологический метод и старый, испытанный и в то же время постоянно обновляемый и проверяемый на новом материале сравнительно-исторический метод. Этот метод был предложен и успешно применен более века тому назад замечательным русским ученым А. Н. Веселовским..."3.
В самоопределении современной фольклористики как самостоятельной научной дисциплины значительными событиями стали первый словарный свод фольклористических терминов и понятий (на материале трех восточнославянских народов)4, а также книга В. П. Аникина "Теория фольклора"5.
Ныне разделами фольклористики являются: историография науки об устном народном творчестве, теория и история фольклора, организация и методика полевой работы, систематизация архивных фондов, текстология.
Существуют центры филологического изучения русского фольклора, со своими архивами и периодическими изданиями. Это Государственный республиканский центр русского фольклора в Москве (выпускающий журнал "Живая старина"), сектор русского народного творчества Института русской литературы (Пушкинского дома) Российской Академии наук в Санкт-Петербурге (ежегодник "Русский фольклор: Материалы и исследования"), кафедра фольклора Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (сборники "Фольклор как искусство слова"), а также региональные и краевые фольклорные центры с их архивами и изданиями ("Сибирский фольклор", "Фольклор Урала", "Фольклор народов России" и др.).
ЛИТЕРАТУРА К ТЕМЕ
Соколов Ю. М. Историография фольклористики // Соколов Ю. М. Русский фольклор. - М., 1941. - С. 34-121.
Азадовский М. К. История русской фольклористики: В 2-х т. - М., 1958 (т. 1); 1963 (т. 2).
Базанов В. Русские революционные демократы и народознание. - Л., 1974.
Академические школы в русском литературоведении / Отв. ред. П. А. Николаев. - М., 1975.
Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. - Л., 1976.
Топорков А. Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века / Отв. ред. В. М. Гацак. - М., 1997.
В настоящее время вряд ли нужно особо доказывать, что всякое искусство, в том числе фольклор, восходит к исторической действительности и отражает ее и что одна из задач исследователей состоит в том, чтобы показать это на том материале, который они изучают. Трудности начинаются с того, как следует понимать процесс истории и где и в чем нужно искать ее отражение. В этом отношении в современной фольклористике явно намечаются два течения. Одно продолжает то понимание истории и исторических отражений, которое выработалось еще в досоветской науке. История понимается как цепь событий внешне- и внутриполитического порядка; я хотел бы подчеркнуть именно эту установку на события. События всегда можно точно датировать. Они вызваны действия^ ми, поступками людей. Это исторические деятели, конкретные люди с конкретными именами. Соответственно историческая основа фольклора понимается в том смысле, что в фольклоре изображаются исторические события и исторические личности. Задача исследователя состоит в том, чтобы показать, какие события и какие исторические личности нашли отражение в отдельных памятниках фольклора, и соответственно датировать их.
Другое направление исходит из более широкого понимания истории. Направление это, во-первых, строго дифференцирует жанры. Историческая основа жанров различна. Есть жанры, для которых трактовка фольклора как изображения событий и лиц вполне возможна. Для других такое узкое понимание истории недостаточно. Движущей силой истории является сам народ; лица - производное от истории, а не движущее начало ее. С этой точки зрения все, что происходит с народом во все эпохи его жизни, так или иначе относится к области истории. При изучении фольклора основное внимание следует обращать на то, что мы называем базисом;
117
прежде всего это формы труда, для фольклора феодальной эпохи - особенно формы крестьянского труда. Развитием форм труда в конечном счете объясняется развитие форм и типов мышления и форм художественного творчества. Область истории охватывает историю социальных форм и социальных отношений вплоть до мельчайших деталей бытовога порядка в отношениях между боярином и смердами, помещиком и крепостным крестьянином, попом и батраком. Здесь нет ни имен, ни событий, но здесь есть история. К области истории принадлежит история брачных форм и семейных отношений, определяющих свадебную поэзию и значительную часть лирики. Короче, при широком понимании истории под исторической основой подразумевается вся совокупность реальной жизни народа в процессе ее развития во все эпохи его существования. <...>
Для правильного понимания исторических основ фольклора необходимо иметь в виду, что единого фольклора как такового, собственно, нет, что фольклор распадается на жанры. Дореволюционная фольклористика даже слова этого не употребляла, в советской же фольклористике изучение жанров постепенно становится в центр внимания. Жанр есть та первичная единица, из которой должно исходить изучение. <...> Один из основных признаков жанра - в единстве поэтики или поэтической системы произведений. Есть и другие признаки жанра, но данный - важнейший. Каждый жанр обладает специфическими особенностями. Разница в поэтических приемах имеет не только формальное значение. Она отражает различное отношение к действительности и определяет разные способы ее изображения. Каждый жанр имеет закономерно обусловливаемые и определяемые границы, за которые он никогда не выходит и не может выходить, или же один жанр перерастает в другой, что также имеет место в фольклоре. Былина, например, может переродиться в сказку. Пока не изучены или хотя бы не очерчены особенности жанра, не могут изучаться и отдельные, входящие в состав жанра памятники.
Каждый жанр характеризуется особым отношением к действительности и способом ее художественного изображения. Различные жанры слагаются в разные эпохи, имеют разную-историческую судьбу, преследуют разные цели и отражают различные стороны политической, социальной и бытовой истории народа. Так, например, совершенно очевидно, что сказка иначе отражает действительность, чем похоронное причитание, а солдатская песня иначе, чем былина. Вопрос о жанрах у нас еще недостаточно разработан, но без понятия жанра и без внимания к его особенностям мы обойтись уже не:
118 Об историзме фольклора и метоаах, его изучения
можем. Следовательно, говоря об исторической основе фольклора и о методах ее изучения, нужно говорить о каждом жанре в отдельности, и только после этого можно будет сделать выводы и о фольклоре в целом.
Довольно очевидно, что с точки зрения широкого понимания истории могут быть изучены решительно все жанры русского фольклора. В каждом из них так или иначе преломляется действительность различных эпох - от очень древних времен до современности. <...> Историческому изучению должно предшествовать формальное. Изучение морфологии сказки есть первая ступень, предпосылка ее исторического исследования. Типология заговоров, поэтика* загадок, структура обрядовых песен, формы песен лирических - все это нужно для раскрытия древнейших ступеней их становления и развития. В дальнейшем вся русская крестьянская жизнь XIX в. может быть вычитана из сказок, песен, причитаний, пословиц, драм и комедий. Здесь нет ни исторических событий, ни имен, но историческое изучение их возможно, хотя не все эпохи и не все столетия будут охвачены в равной степени. Это как бы один вид жанров, изучение которых можно вести с точки зрения того широкого понимания истории, о котором говорилось выше.
Но есть и другие жанры, в которых изображение исторической действительности составляет основную цель произведения. Они могут быть изучены с точки зрения более узкого понимания истории и историзма. На этих жанрах я хочу остановиться несколько подробнее. Здесь прежде всего нужно назвать жанр преданий. Предания в русской фольклористике изучены очень мало. Ими почти не интересовались собиратели, количество записей очень невелико. В противоположность этому в Западной Европе Sage стоят в центре внимания, для изучения этого жанра собираются международные конгрессы. По своему характеру Sage очень разнообразны и распадаются в основном на предания или сказания мифологические и исторические. Несколько слов о преданиях исторических.
По-видимому, жанр этот очень древний. Естественно, что записей периода докиевской Руси и русского средневековья мы не имеем. В таких случаях можно судить по аналогии с другими народами. В 1960 году вышло великолепное издание, подготовленное Г. У. Эргисом,- «Исторические предания и рассказы якутов». Г. У. Эргис характеризует их следующим образом: «Предания и исторические рассказы содержат повествования о реальных событиях, связанных с деятельностью конкретных лиц, отражают хозяйственные и куль-
119
турные достижения народа» >. Наличие такого жанра у якутов для нас особенно интересно потому, что якуты имеют великолепный, высокоразвитой и очень художественный эпос. Но жанр героического эпоса и жанр преданий никогда не смешиваются народом. Не смешивают их и исследователи. Эргис пишет: «Исторические предания, рассказы и легенды, в отличие от собственно художественных жанров устно-поэтического творчества, можно назвать историческим фольклором якутов, основанным на реальных событиях и явлениях прошлого» 2 . Главные тематические циклы этих сказаний - переселение якутов с юга на реку Лену, столкновения с враждебными племенами и народами, заселение якутами Вилюя и Кобяи, вхождение Якутии в состав русского государства. Есть особые предания о родах, на основе которых можно составить разветвленные родословные таблицы. Это несколько напоминает исландские родовые саги.
Были ли исторические предания у восточных славян? Мы можем предположить, что были. Обрывки их сохранены летописями и другими источниками. Такие сохраненные летописанием предания рассмотрены в книге Б. А. Рыбакова 3 . Фольклорист привык иметь дело с записями из уст народа. Известны записи преданий о Разине, Петре I, о Пугачеве, декабристах, о некоторых царях и другие, пока еще мало исследованные.
В. И. Чичеров в глубокой и интересной статье «К проблеме исторической и жанровой специфики русских былин и исторических песен» указывает:" «В исторических преданиях и легендах повествование идет о событиях и о лицах как о том, что было в действительности» 4 ; «Что касается исторического предания, то оно, сохраняя память о совершившемся событии и говоря о героическом поведении какого-либо деятеля, живет в памяти народа как устная, неписанная история» 5 . Думаю, что эти наблюдения правильны, несмотря на то, что многие предания носят фантастический характер. Следует еще добавить, что с точки зрения художественной эти предания обычно слабы, мало искусны. Это жанр не эстетический, как об этом говорит и Эргис. Ни сознательно, ни бессознательно рассказчик не стремится словесно расцветить,.
1 Г. У. Э р г и с, Исторические предания, и рассказы якутов, ч. I, M.-Л.,. 1960, стр. 13.
2 Там же, стр. 15.
3 Б. А. Рыбаков, Древняя Русь. Сказания, былины, летописи, М., 1963, стр. 22-39.
4 В. И. Чичеров, Вопросы теории и истории народного творчества.. М., 1959, стр. 263.
5 Там же, стр. 264.
120 Об историзме фольклора и методах его изучения
украсить рассказ. Он только хочет передать то, что он считает действительностью.
В этом отношении предания резко отличаются от исторических песен. По вопросу об исторических песнях у нас имеется огромная литература. Исторические песни были предметом особо пристального изучения в советское время. О сущности и жанровой природе этих песен велись и ведутся споры. Но бесспорными представляются следующие признаки исторических песен: действующие лица - не вымышленные персонажи, а реально существовавшие исторические личности, притом обычно крупного масштаба. <...> В основе фабулы обычно лежит какое-нибудь реальное событие. <...> Правда, как сами персонажи, так и действия не всегда полностью соответствуют фактической истории. Народ здесь дает волю своей исторической фантазии, художественному вымыслу. Но эти случаи не противоречат характеру исторических песен. Историзм этих песен состоит не в том, что в них правильно выведены исторические лица и рассказаны исторические события или такие, которые народ считает действительными. Историзм их заключается в том, что в этих песнях народ выражает свое отношение к историческим событиям, лицам и обстоятельствам, выражает свое историческое самосознание. Историзм есть явление идейного порядка. <...>
Историческая песня создается непосредственными участниками событий или их свидетелями. <^...>
Время возникновения исторических песен датируется обычно без всякого труда. Более сложен вопрос о времени возникновения самого жанра. По этому вопросу у советских ученых пока нет полного единства мнений. Несомненно только то, что расцвет исторической песни начался в XVI в., во время царствования Ивана Грозного. <...> Для внезапного расцвета этого жанра именно в XVI в. имеются свои причины. Основное историческое стремление народа, выраженное в эпосе,- создание монолитного централизованного государства и полное освобождение от татаро-монгольского ига,- было осуществлено. Наступило и время культурного перелома. Коренным образом меняется весь характер ведения войны. Изобретение огнестрельного оружия и стремительное развитие русской артиллерии отодвигают на задний план эпических богатырей с их мечами, копьями и дубинками, богатырей, которые одерживают легкую победу, размахивая жилистым татарином и прокладывая во вражеском войске улицы и переулочки. Теперь вместо богатырей-одиночек появляется войско, руководимое командованием, и вместо легких побед - -тяжелые, кровопролитные сражения, так что «земля пол ива-
Об историзме фольклора и методах его изучения 121
на кровью». Таков общий исторический фон появления жанра исторической песни. На смену монументализму былин идет реализм исторической песни.
Я ограничусь этими замечаниями. Цель их - показать применимость к историческим песням и правомерность методов старой исторической школы, ищущей в фольклоре прежде всего изображения исторических событий и личностей. Это не исключает изучения их и с более широкой исторической точки зрения. Большинство исторических песен - песни военного содержания. В них широко отражен солдатский быт, иногда вплоть до мельчайших подробностей в описании одежды, пищи и т. д.
То же можно сказать о поэзии рабочих. Рабочая песня в, некотором отношении есть как бы преемница песни исторической. В песнях рабочих с еще большей силой изображаются бытовая реальность, условия, в которых жил и работал русский пролетарий. Внешнеполитические события затрагиваются сравнительно реже - они отражены в песнях собственно исторических. Эти события затрагиваются лишь тогда, когда они вызывают всенародный гнев, как, например, в солдатских и матросских песнях о русско-японской войне. Зато тем ярче в них изображается, именно изображается а не невольно отражается весь быт рабочих, начиная с рудниковых песен XVIII в., в которых обрисовываются все подробности быта рабочих казарм - от побудки в пять часов утра до детального изображения «прогнания» сквозь строй и отправки в больницу. Изложение сухое, фактографическое. Но песня может подняться и до величайшего пафоса, как, например, в описании событий 9 января и в проклятиях Николаю II. Реалистически изображаются такие события из жизни рабочих, как забастовки, демонстрации, столкновения с полицией, аресты, ссылки.
Всем изложенным я хотел иллюстрировать тезис, что есть как бы два вида жанров: в одних историческая действительность отражена лишь в общих чертах и помимо воли исполнителей, в других она изображается совершенно конкретно, в них описываются исторические события, положения и персонажи.
Я намеренно пока обошел вопрос об историзме былин. Вопрос этот является предметом дискуссии, и потому его хотелось бы выделить особо. По этому вопросу в нашей науке ведутся горячие, иногда страстные споры.
Когда в 1863 году была издана магистерская диссертация Л. Н. Майкова «О былинах Владимирова цикла», это означало появление нового направления в фольклористике, полу-
122 Об историзме фольклора и методах его изучения
чившего название исторической школы. Майков систематически изучил все исторические отложения в русской былине. Он понимал, что содержание былин вымышлено, но что исторична обстановка. Книга состоит из трех глав, из которых центральная вторая - «Рассмотрение былин как памятников народного быта». Здесь исследуются исторические реалии русских былин: двор князя и его дружина, постройки, пиры, доспехи, вооружение, утварь, еда и напитки и т. д. Исследуются и такие вопросы, как земельные отношения, и некоторые другие. Рассмотрение реалий приводит Майкова к выводу, что содержание былин Владимирова цикла выработалось в течение X, XI и XII вв., а установилось не позже времени татарского владычества, т. е. в XIII-XIV вв. Несколько обобщая точку зрения Майкова, можно сказать, что, по его мнению, русский эпос как жанр создан в эпоху Киевской Руси и последующие столетия до монгольского нашествия.
Эта точка зрения долгое время была господствующей, и сейчас есть еще отдельные ученые, которые ее разделяют. Однако преобладающее большинство советских ученых придерживается другой точки зрения: эпос создается задолго до образования государства. Великая Октябрьская социалистическая революция открыла нам глаза на те несметные эпические сокровища, которые имеются у народов, населяющих СССР, до революции живших в бытовых условиях, созданных еще при родовом строе. Эпосом обладают народы, жившие до революции наиболее архаическими формами быта; это народы палеоазиатской группы - нивхи, чукчи и др. В настоящее время осуществлено издание самого архаического из всех известных нам эпосов - эпоса ненцев 6 . Мы лучше узнали и изучили эпос карелов. Великолепный, исключительный по размаху и художественным достоинствам эпос создали якуты. Не менее совершенен эпос алтайских народов; особенно хорошо знаем мы шорский эпос. Богатейший эпос у таджиков, узбеков, туркменов, казахов, киргизов, у народов Кавказа. Все это приводит к совершенно точному выводу, что эпос как особый вид народного творчества возникает раньше, чем создается государство. Восточные славяне в этом отношении не составляли и не могли составлять исключения. Наличие у них эпоса - историческая закономерность. Эпос восточных славян создался до того, как образовалось Киевское государство. Эпосы народов имеют разную степень раз-
Об историзме фольклора и методах его изучения 123
вития и разную форму, в зависимости от того, на какой ступени социально-исторического развития стоял народ. Все эти наблюдения и положения лежат в основе моей книги о русском эпосе 7 . К сожалению, раздел, посвященный эпосу народов СССР, пришлось значительно сократить, и потому он, вероятно, вышел неубедительным.
Точка зрения, что русский эпос возник в пределах так называемой Киевской Руси, держится до сих пор. Так, акад. Б. А. Рыбаков пишет: «Былины, как жанр, возникают, очевидно, одновременно с русской феодальной государственностью» 8 . Это далеко не очевидно. Возражая мне, Б. А. Рыбаков заявляет: «В. Я. Пропп, борясь с буржуазной исторической школой, оторвал вообще русские былины от исторической действительности, объявив, что значительная часть эпоса зародилась еще при первобытнообщинном строе» 9 . В этих словах первобытнообщинный строй вообще не признается за историческую действительность. Точка зрения Л. Н.Майкова и его современных последователей, что былина зародилась в пределах так называемой Киевской Руси, не может быть поддержана и не поддерживается большинством советских фольклористов. Если же верно, что эпос возникает раньше, чем государство, задача исторического исследования должна состоять прежде всего в том, чтобы путем сопоставления эпосов разных народов на разных ступенях их развития точно установить, какие сюжеты создались до возникновения государства и какие после него.
Число догосударственных сюжетов в русском эпосе чрезвычайно велико - больше, чем может показаться на первый взгляд. Сюжеты, в которых герой встречается с каким-нибудь чудовищем (Змей, Тугарин, Идолище и др.) или отправляется сватать невесту и иногда бьется с чудовищным противником (Потык, Иван Годинович), сюжеты, в которых он попадает в условия неземного мира (Садко в подводном царстве), сюжеты, в которых действуют женщины типа амазонок, с которыми герой вступает в связь или на которых он женится (бой отца с сыном), и некоторые другие не могли быть созданы или выдуманы в условиях государственного быта. В Киевской Руси не мог возникнуть сюжет змееборства, это невозможно исторически. Все названные сюжеты созданы раньше, и все они документально могут быть засвидетельствованы в эпосе народов СССР.
7 См.: В. Я. Пропп, Русский героический эпос, М., 1958, стр. 29-59 («Эпос в период разложения первобытнообщинного строя»).
8 Б. А. Р ы б а к о в, Древняя Русь, стр. 44.
9 Там же, стр. 42.
124 Об историзме фольклора и методах его изучения
Когда народ вступает в стадию государственного строительства, его эпос подвергается существенным изменениям. Старый эпос перерабатывается, а вместе с тем создается и новый, уже отражающий государство и государственные интересы (былины о борьбе с татарами и др.). Идеология родового строя сталкивается с интересами молодого государства. Столкновение двух идеологий в старых сюжетах подлежит подробному изучению. Такое изучение может быть названо историческим. Змей, который раньше похищал женщин, теперь не только похищает женщин, но полонит русских людей, киевлян. Герой уже освобождает не девушку, а Киев от налетов змея. Таков сюжет русской былины о змееборце Доб-рыне в свете сравнительных данных. Это только один из многочисленных возможных примеров. Из всего этого совершенно очевидно, что датировать такие былины нельзя. Они рождены не в один день или час или год, их возникновение есть результат длительного исторического процесса. Если, таким образом, Майков ошибся, относя возникновение эпоса к X-XII вв., то в установлении исторических реалий он все же был прав. Эпос, попадая в новую историческую обстановку, впитывает ее в себя. Процесс впитывания продолжается и позже. Эпос подобен таким слоям земли, в которых имеются отложения различных геологических эпох.
Почин Майкова не был поддержан последующей русской наукой. В трудах главным образом Всеволода Миллера и его последователей историческая постановка изучения эпоса чрезвычайно сузилась. Правда, изучался и быт, и другие исторические реалии. Эти труды или эти страницы принадлежат к наиболее ценным и никогда не потеряют своего значения. Однако основным, важнейшим, почти единственным вопросом исследования стал теперь вопрос об исторических прототипах былинных героев, о том, какие события изображены в былинах и каким годом может быть датировано возникновение изучаемых былин. Но так как в самих былинах никаких непосредственных, ясных следов исторических событий нет, то былина объявляется искаженным изображением событий необразованными, темными крестьянами, а задача науки сводится к устранению искажений, внесенных народом в изложение событий. Началась длинная вереница работ, посвященных установлению прототипов героев русского народного эпоса. Оказалось, например, что Соловей Будимирович - это вовсе не Соловей Будимирович, а норвежский король Га-ральд; Дюк - это венгерский король Стефан IV; Потьгк - это болгарский святой Михаил из города Потуки; змеебор-
Об историзме фольклора и методах его изучения 125
ство Добрыни - это вовсе не змееборство, а крещение Новгорода и т. д.
В мнениях ученых не было единства, и они оспаривали друг друга. В этом отношении особенной пестротой отличаются мнения об историческом прототипе былинного Воль-ги. <...>
В чем здесь дело? Откуда такой разнобой? Может быть, у исследователей не хватало эрудиции? Но такое предположение отпадает: все это крупнейшие ученые и знатоки. Причина здесь другая. Она кроется в ошибочной методологии. А. П. Скафтымов в своей книге «Поэтика и генезис былин» (Саратов, 1924) убедительно показал, при помощи каких натяжек добываются подобные выводы. Установки так называемой исторической школы подвергались серьезной критике. Но это только на время приостановило попытки подобных же исторических толкований. В настоящее время можно говорить о возрождении исторической школы Всеволода Миллера. Некоторых ее ошибок - утверждения, что эпос возник в аристократической среде, а также пренебрежения к художественным особенностям эпоса - пытаются избежать, но в основном все осталось по-старому. Б. А. Рыбаков пишет, что к былинному эпосу надо подходить, «заново проверяя и расширяя исторические сопоставления, сделанные сто лет тому назад» 10 . Эти слова означают, что надо оставаться на тех же позициях, что и сто лет назад, и только количественно расширить материал, заново его проверить, и все станет на свои места. С этим никак нельзя согласиться. Нужно не количественное увеличение материала, а качественный пересмотр методологических предпосылок. То, что было прогрессивным сто лет назад в буржуазной науке, не может считаться прогрессивным в сегодняшней, советской науке. Методология представителей так называемой исторической школы исходит из одной основной предпосылки, которая состоит в том, что народ в былинах хочет изобразить текущую политическую историю и действительно ее изображает. Так, М. М. Плисецкий пишет: «Песни возникали с целью фиксации исторических событий» ". Если эта предпосылка правильна, правомерно будет то направление, которое ищет в былинах изображения политических событий и исторических деятелей. Если же эта предпосылка неправильна, вся методологическая основа этого направления рушится.
Предпосылка эта ошибочна. Мало того, она антиисторична. Она приписывает древнерусскому человеку такие эстети-
10 Там же, стр. 43.
и М. М. Плисецкий, Историзм русских былин, М., 1962, стр. 141.
Об историзме фольклора и методах его изучения
ческие стремления и такую форму их осуществления, какие никак не могли иметь места раньше XIV-XV вв. Русский человек раннего средневековья не мог изображать в своем словесном искусстве реальную действительность. Это стремление, как ведущее, появится в фольклоре много позже, только в XVI в., когда начнет широко развиваться историческая песня. Выше говорилось о том, что есть два вида фольклорных жанров: в одних действительность отражена независимо от воли творца, в других изображение ее есть основная цель художника. Былина не принадлежит к тем жанрам, где ставилась сознательная цель - изображение фактической истории. Их историчность лежит в иной плоскости. Для сравнения можно сослаться на изобразительное искусство древней Руси. Русская иконопись, как и всякое искусство, возникает на почве действительности и косвенно отражает ее; это есть искусство русского средневековья. Оно изображает разные типы людей: молодых и старых, мужчин и женщин, бородатых и безусых, суровых и умиленных и т. д. Но иконописи чуждо искусство реалистического портрета и бытовой живописи. Иконописец не изображает событий и не портретирует людей. Он их по-своему возвышает и преображает, он создает лики святых. Это не исключает того, что в отдельных случаях изображались и реальные люди: Ярослав Всеволодович (1199 - Спас на Нередице), Борис и Глеб. Но и в этих редких случаях изображение условно и подчинено стилю этого искусства. Приписывать же иконописи стремление изображать реальную действительность - это значит не понимать различий между иконой Рублева и картиной Репина и приписывать древней Руси эстетические стремления XIX в.
Принципиально так же обстоит дело с искусством словесным. Если в иконе лица преображены в лики, то в эпосе люди преображены в возвышенных героев, совершающих величайшие подвиги, которых простой человек совершить не может, Поэтому об этих подвигах нельзя рассказывать, о них можно только петь.
Ошибки последователей старой исторической школы проистекают из непонимания жанровой; природы и специфики эпоса. Характерно высказывание М. М. Плисецкого, который, рассуждает так: если конкретные события изображаются в «Слове о полку Игореве», в песнях о взятии Казани, о Разине, в хороших исторических романах (он даже ссылается на романы Льва Толстого «Война и мир» и А. Н. Толстого «Петр Первый»), то «почему же это не разрешается былинам?». Очень просто почему: потому что это жанры разных эпох, разной социальной направленности, разных эстетиче-
06 историзме фольклора и методах его изучения 127
ских систем. Былина - не роман Толстого. Былина возникает на исторической почве, она ее отражает, но активное изображение текущей исторической действительности, текущих событий не входит в художественные задачи былины, не соответствует ее эстетике и поэтике. Постановка вопроса об изображении исторической действительности, правомерная для жанра преданий и для исторических песен, неправомерна для былин. Но последователи исторической школы сознательно отрицают различие между этими жанрами. Для них что былина, что историческая песня, что предание - одно и то же. Так, М. М. Плисецкий пытается полностью стереть разницу между былиной и исторической песней, которую подчеркивали некоторые советские ученые. Он возражает против точки зрения, согласно которой историческая песня слагается участниками и свидетелями событий, чего мы не имеем в былинах. «Разумеется,- пишет он,- былины, как и другие героико-исторические произведения, создавались участниками событий или возникали в ближайшей к ним среде» 12 . Но как представить себе участников таких событий, как передача силы Святогора Илье Муромцу? Здесь действуют только два человека - кто же из них сложил былину? Какие свидетели могли видеть, а следовательно, и воспеть пляску морского царя на дне моря под игру Садко на гуслях? По этому вопросу я хочу выразить свою солидарность с взглядами В. И. Чичерова. У него есть две работы: одна ранняя - «Об этапах развития русского исторического эпоса» 13 , другая поздняя, уже упомянутая нами статья - «К проблеме исторической и жанровой специфики русских былин и исторических песен». В этих работах высказываются различные, можно сказать противоположные, взгляды. В первой самый термин «исторический эпос» показывает, что, следуя Всеволоду Миллеру и другим, он считал, что в основе как былин, так и исторических песен лежат конкретные события. Былина есть не что иное, как древнейшая форма исторической песни. Принципиальных отличий между ними нет. «Исторический эпос» - это совокупность былин и исторических песен. Но после этого В. И. Чичеров много и упорно занимался исторической песней. Об этом свидетельствует хотя бы антология, вышедшая в «Библиотеке поэта». Теперь он ясно, воочию увидел и понял, какое глубокое отличие имеется между былиной и исторической песней. Не буду повторять аргументов, приведенных Чичеровым, а просто отсылаю к его работе тех, кто
12 Там же, стр. 109.
13 Историко-литературный сборник, М., 1947, стр. 3-60.
128 Об историзме фольклора и методах его изучения
серьезно хотел бы продумать этот вопрос. «Исторические песни строятся иначе, чем былины»,- так кратко формулирует он свой взгляд. Они отличаются эпохой возникновения, иными принципами художественного отражения и изображения действительности, иной поэтикой и эстетикой. Этому противостоит тезис М. М. Плисецкого, который гласит: «Такое различие жанров (былины и исторической песни.- В. П.) совершенно неосновательно» 14 . После замечательного свода исторических песен, первый том которого выпущен Пушкинским домом, изучение исторической песни как жанра имеет твердую базу в материалах, а докторская диссертация Б. Н. Путилова, посвященная историко-песенному фольклору XIII- XVI вв., дает теоретическую основу для правильного понимания этого вопроса 15 .
Несколько слов о методах исторического изучения фольклора. Я считаю, что в фольклористике метод может быть только индуктивным, т. е. от изучения материала к выводам. Этот метод утвердился в точных науках и в лингвистике, но он не был господствующим в науке о народном творчестве. Здесь преобладала дедукция, т. е. путь от общей теории или гипотезы к фактам, которые рассматривались с точки зрения предустановленных постулатов. Одни стремились непременно доказать, что эпический фольклор - это остатки культа солнца, другие старались обосновать восточное, византийское, ро-мано-германское происхождение произведений народного творчества, третьи утверждали, что герои эпической поэзии - это исторические деятели, четвертые - что народное творчество насквозь реалистично, и т„ д. И хотя некоторая доля истины есть в каждой из этих гипотез, методологическая основа должна быть другой. При наличии предвзятой гипотезы получается не научное доказательство, а подгонка материала под заранее составленные тезисы. На этом построены очень многие работы фольклористов. <...>
В основе своей подлинно исторический метод может быть только сравнительным в широком смысле этого слова. В этом отношении международные съезды славистов нас многому научили. Так, например, сюжет былины об Иване Годиновиче обычно трактуется как исконно русский, делаются даже попытки определить время и место его возникновения. Между тем этот сюжет типичен для догосударственного эпоса. Можно только говорить о русской форме данного сюжета. Другой
14 М. М. Плисецкий, Историзм русских былин, стр. 103.
16 Исторические песни XIII-XVI веков. Издание подготовили Б. Н. Путилов и Б. М. Добровольский, М.-Л., 1960; Б. Н. Путилов, Русский историко-песенный фольклор XIII-XVI веков, М.-Л., 1960.
Об историзме фольклора и методах его изучения 129
пример: сюжет былины о Дунае и его поездке за невестой для Владимира сравнивается с рассказом русских летописей о женитьбе князя Владимира на Рогнеде. Здесь, таким образом, имеются два объекта сопоставления. Между тем Б. М. Соколов в большой специальной статье сопоставил этот сюжет с циклом сказок о Колтоме, с циклом германских сказаний о женитьбе Гунтера на Брюнгильде во всех ее версиях (Нибелунги, старшая Эдда, младшая Эдда, сага о Вельсун-гах, Тидрексага), с русскими летописными материалами и со всеми вариантами былины 16 . Объектов сравнения получается уже не два, а много больше. Международный характер этого сюжета, при всех отличиях национальной специфики, становится совершенно очевидным. Но представители современной исторической школы игнорируют эту работу Соколова и не считают нужным даже полемизировать о ней.
Далее, говоря о методе, следует подчеркнуть, что самое главное в былине - это ее сюжет, сюжет в целом. Сюжет этот должен быть установлен со всеми подробностями, во всех его версиях. Это и есть основной предмет изучения. В былине сюжет, как правило, не носит характера только авантюрной, фабульной занимательности. Он всегда выражает известную идею, и эту идею надо суметь понять и определить. Но идеи рождаются не сами по себе, а в известное время и в известном месте. Историческое изучение былины состоит в установлении того, в какую эпоху могла зародиться идея, воплощенная в данной художественной форме. В большинстве случаев в былинах можно проследить отложения нескольких эпох или периодов, идеи которых могут сталкиваться. Наличие таких столкновений и коллизий - одно из интереснейших, но и сложнейших явлений былинного эпоса.
8 определении исторического смысла и значения идейного содержания былины, в установлении того, когда такое сложное образование могло создаться, и состоит задача исторического исследования.
Во многих трудах историчность определяется не по целому, не по сюжету и его историческому значению, а по различным частностям. Так, например, историчность былины о Садко доказывается на основании одного факта - постройки им церкви. Герой былины объявляется тождественным летописному персонажу, и в этом будто бы и состоит весь историзм былины. Сюжет в целом, конфликт между Садко и Новгородом, погружение его в воду, фигура морского царя
16 Б. М. Соколов, Эпические сказания о женитьбе князя Владимира, ^германо-русские отношения в области эпоса).- Ученые записки Саратовского университета, т. I, вып. 3, 1923, стр. 69 -122.
9 Зак. 80
130 Об историзме фольклора и методах его изучения
и т. д. представителями так называемой исторической школы не изучаются; это все явный вымысел и потому их не интересует. Между тем, если бы даже оказалось, что в образе былинного Садко отражен исторический Сотко Сытинич, историзм сюжета этой былины не был бы объяснен.
В объяснении исторических судеб сюжета большую помощь могут оказать исторические реалии. Былина очень богата такими реалиями, причем количество реалий по мере развития эпоса постепенно возрастает. Все эти реалии должны быть изучены самым тщательным образом. В числе таких реалий могут оказаться и исторические имена, и географические названия, которые должны изучаться в соответствии с современной ономастикой и топонимикой, а не путем совершенно гадательных сближений, по приблизительному звуковому сходству.
Насколько богато представлены в былине самые разнообразные реалии, можно видеть на примере сравнительно поздней былины о Микуле Селяниновиче. Здесь могут быть поставлены, например, такие вопросы: что представляет собой с исторической точки зрения акт отвода городов князю Вольге? Какими правами и обязанностями такие отводы сопровождались и какие из них отражены в былине? В какую эпоху такие наделения были возможны? Можно или нельзя отыскать эти города на карте? Как истолковать имя Вольги и как оно попало в былину? Что представляет собой дружина Вольги? Каково в былине правовое и социальное положение крестьянина по отношению к князю? На чьей земле пашет Микула? Как устроена его соха? Как он одет? Какие земельные отношения изображены в былине? В былине Микула едет за солью. Каков путь этой поездки? Не нашло ли здесь отражения натуральное хозяйство? В былине есть неясные следы обложения торговли солью пошлиной. Какая денежная система отражена в былине? Разработка подобных деталей еще не раскрывает сущности сюжета как идейно-художественного целого. Смысл встречи и столкновения пахаря Микулы и князя Вольги может быть раскрыт только путем изучения художественной ткани произведения. Но разработка исторических реалий помогает установлению всех исторических координат сюжета и в этом отношении способствует раскрытию исконно исторического смысла ее. Здесь для историка широкое раздолье. Здесь фольклорист ждет помощи историка. Но представители метода узкоисторического изучения из всего комплекса вопросов выхватывают только два: какие города изображены в былине, кто исторический прототип Вольги? Мысль, что Вольга вообще может не иметь прототи-
06 историзме фольклора и методах его изучения 131
па, что города названы произвольно и что названия их не имеют существенного значения для исторического изучения, не допускается. Микула, как персонаж явно вымышленный, с этой точки зрения не изучался. Если же и изучался, то на основании того, что он нарядно одет, он объявлялся представителем кулачества и кулацкой идеологии (Б. М. Соколов). Вот к чему приводит изучение деталей в отрыве от целого. В заключение я хочу сказать следующее: как я уже отмечал, всякое изучение фольклора в настоящее время основывается на разнообразных и многосторонних сравнениях. Между тем ни техника, ни методология сравнения у нас не разработаны. Поэтому многие фольклористические работы и в прошлом, и сейчас пестрят ложными аналогиями и ошибочными выводами. <\..>
СТРУКТУРНОЕ
И ИСТОРИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ
ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ
Книга «Морфология сказки» вышла в свет на русском языке в 1928 году". Она в свое время вызвала двоякие отклики. С одной стороны, ее доброжелательно встретили некоторые фольклористы, этнографы и литературоведы. С другой стороны, автора обвиняли в формализме, и такие обвинения повторяются по сегодняшний день. Книга эта, как и многие другие, вероятно, была бы забыта, и о ней изредка вспоминали бы только специалисты, но вот через несколько лет после войны о ней вдруг снова вспомнили. О ней заговорили на конгрессах и в печати, она была переведена на английский язык 2 . Что же такое произошло и чем можно объяснить этот возродившийся интерес? В области точных наук были сделаны огромные, ошеломляющие открытия. Эти открытия стали возможны благодаря применению новых точных и точнейших методов исследований и вычислений. Стремление к применению точных методов перекинулось и на гуманитарные науки. Появилась структуральная и математическая лингвистика. За лингвистикой последовали и другие дисциплины. Одна из них - теоретическая поэтика. Тут оказалось, что понимание искусства как некоей знаковой системы, прием формализации и моделирования, возможность применения математических вычислений уже предвосхищены в этой книге, хотя в то время, когда она создавалась, не было того круга поня-
1 В. Пропп, Морфология сказки, Л., 1928.
2 V1. Р г о р р, Morphology of the Folktale. Edited with an Introduction by Svatava Pirkova-Jacobson. Translated by Laurence Scott, Bloomington, 1958 («Indiana University Research Center in Anthropology, Folklore and Linguistics, Publication Ten») (Перепечатки: «International Journal of American Linguistics», vol. 24, № 4, pt 3, October 1958; «Bibliographical and Special Series of the American Folklore Society», vol. 9, Philadelphia, 1958); V. Propp, Morphology of the Folktale. Second Edition. Revised and Edited with a Preface by Louis A. Wagner. New Introduction by Alan Dundes, Austin - London .- Ред.
133
тий и той терминологии, которыми оперируют современные науки. И вновь отношение к этой работе оказалось двойственным. Одни считали ее нужной и полезной в поисках новых уточненных методов, другие же, как и прежде, считали ее формалистической и отрицали за ней всякую познавательную ценность.
К числу противников этой книги принадлежит и проф. Леви-Стросс. Он структуралист. Но структуралистов часто обвиняют в формализме. Чтобы показать разницу между структурализмом и формализмом, проф. Леви-Стросс берет в качестве примера книгу «Морфология сказки», которую он считает формалистической, и на ее примере обрисовывает эту разницу. Его статья «La structure et la forme. Reflexions sur un ouvrage de Vladimir Propp» прилагается к настоящему изданию «Морфологии» 3 . Прав он или нет, об этом пусть судят читатели. Но когда на человека нападают, ему свойственно защищаться. Против аргументов противника, если они представляются ложными, можно выдвинуть контраргументы, которые могут оказаться более правильными. Такая полемика может иметь общенаучный интерес. Поэтому я с благодарностью согласился на любезное предложение издательства Эйнауди написать на эту статью ответ. Проф. Леви-Стросс бросил мне перчатку, и я ее подымаю. Читатели «Морфологии» станут, таким образом, свидетелями поединка и смогут встать на сторону того, кого они сочтут победителем, если таковой вообще окажется.
Проф. Леви-Стросс имеет предо мной одно весьма существенное преимущество: он философ. Я же эмпирик, притом эмпирик неподкупный, который прежде всего пристально всматривается в факты и изучает их скрупулезно и методически, проверяя свои предпосылки и оглядываясь на каждый шаг рассуждений. Эмпирические науки, однако, тоже бывают разные. В некоторых случаях эмпирик может и даже вынужден довольствоваться описанием, характеристикой, в особенности если предметом изучения служит единичный факт. Такие описания отнюдь не лишены научного значения, если только они сделаны правильно. Но если описываются и изучаются ряды фактов и их связи, описание их перерастает в раскрытие явления, феномена, и раскрытие такого феномена обладает уже
3 С. Levi-Strauss, La structure et la forme. Reflexions sur un ouvrage de Vladimir Propp,-«Cahiers de l"lnstitut de Science economique appliquee», serie M, № 7, mars, 1960 (перепечатка: «International Journal of Slavic Linguistics and Poetics», III, s"Gravenhage, 1960; на итальянском языке статья включена в качестве приложения к итальянскому изпянию книги В. Я- Проппа).- Ред.
134 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
не только частным интересом, но располагает к философским размышлениям. Эти размышления были и у меня, но они зашифрованы и выражены только в эпиграфах, которыми сопровождаются некоторые из глав. Проф. Леви-Стросс знает мою книгу только по английскому переводу. Но переводчик позволил себе одну недопустимую вольность. Он совершенно не понял, для чего нужны эпиграфы. Внешне они с текстом книги не связаны. Поэтому он счел их излишними украшениями и варварски вычеркнул их. Между тем все эпитеты взяты из серии трудов Гёте, объединенных им под общим заглавием «Морфология», а также из его дневников. Эти эпиграфы должны были выразить то, что в самой книге не сказано. Венец всякой науки есть раскрытие закономерностей. Там, где чистый эмпирик видит разрозненные факты, эмпирик-философ усматривает отражение закона. Я увидел закон на очень скромном участке - на одном из видов народной сказки. Но мне показалось уже тогда, что раскрытие этого закона может иметь и более широкое значение. Самый термин «Морфология» заимствован не из таких руководств по ботанике, где основная цель - систематика, а также не из грамматических трудов, он заимствован у Гёте, который под этим заглавием объединил труды по ботанике и остеологии. За этим термином у Гёте раскрывается перспектива в распознании закономерностей, которые пронизывают природу вообще. И не случайно, что после ботаники Гёте пришел к сравнительной остеологии. Эти труды можно усиленно рекомендовать структуралистам. И если молодой Гёте в лице Фауста, сидящего в своей пыльной лаборатории и окруженного скелетами, костями и гербариями, не видит в них ничего, кроме праха, то стареющий Гёте, вооруженный методом точных сравнений в области естествознания, видит сквозь единичное - пронизывающее всю природу великое общее и целое. Но нет двух Гёте - поэта и ученого; Гёте «Фауста», стремящийся к познанию, и Гёте - естествовед, пришедший к познанию, есть один и тот же Гёте. Эпиграфы к отдельным главам -знак преклонения перед ним. Но эти эпиграфы должны выразить и другое: область природы и область человеческого творчества не разъединены. Есть нечто, что объединяет их, есть какие-то общие для них законы, которые могут быть изучены сходными методами. Мысль эта, смутно вырисовывавшаяся тогда, в настоящее время лежит в основе поисков точных методов в области гуманитарных наук, о которых говорилось выше. Здесь одна из причин, почему структуралисты меня поддержали. С другой же стороны, некоторые структуралисты не поняли того, что моя цель состояла не в том, чтобы уста-
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 135
новить какие-то широкие обобщения, возможность которых выражена в эпитетах, а что цель была чисто профессионально-фольклористическая. Так, проф. Леви-Стросс дважды задает себе недоуменный вопрос: какие причины побудили меня применить мой метод к сказке? Он сам разъясняет читателю эти причины, которых, по его мнению, несколько. Одна из них состоит в том, что я не этнолог и потому не располагаю материалом мифологии, не знаю его. Я, далее, не имею никаких представлений о подлинных отношениях между сказкой и мифом (стр. 16, 19) 4 . Короче говоря, то, что я занимаюсь сказкой, объясняется моим недостаточным научным горизонтом, иначе я, вероятно, испробовал бы свой метод не на сказках, а на мифах.
Я не буду входить в логику этих тезисов («так как автор не знает мифов, он занимается сказками»). Логика таких утверждений кажется мне слабой. Но я думаю, что ни одному ученому нельзя запретить заниматься одним и рекомендовать ему заниматься другим. Эти рассуждения проф. Леви-Стросса показывают, что он представляет себе дело так, будто у ученого сперва возникает метод, а потом уже он начинает размышлять, к чему бы этот метод приложить; в данном случае ученый почему-то применяет свой метод к сказкам, что не очень интересует философа. Но так в науке никогда не бывает, так не было и со мной. Дело обстояло совершенно иначе. Русские университеты царских времен давали филологам очень слабую литературоведческую подготовку. В частности, народная поэзия была в полном загоне. Чтобы заполнить этот пробел, я по окончании университета взялся за знаменитый сборник Афанасьева и стал его изучать. Я напал на серию сказок с гонимой падчерицей, и тут я заметил следующее: в сказке «Морозко» (№ 95 по нумерации советских изданий) мачеха отправляет свою падчерицу в лес к Морозке. Морозко пробует ее заморозить, но она отвечает ему так кротко и терпеливо, что он ее щадит, награждает и отпускает. Родная дочь старухи не выдерживает испытания и погибает. В следующей сказке падчерица попадает уже не к Морозке, а к лешему, а еще в следующей - к медведю. Но ведь это одна и та же сказка! Морозко, леший и медведь испытывают и награждают падчерицу по-разному, но ход действия одинаков. Неужели этого никто не замечал? Почему же Афанасьев и другие считают эти сказки разными? Совершенно очевидно, что Морозко, леший и медведь в разной форме совершают
136 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
один и тот же поступок. Афанасьев считает эти сказки разными потому, что выступают разные персонажи. Мне же показалось, что сказки эти одинаковы потому, что одинаковы поступки действующих лиц. Я этим заинтересовался и стал изучать и другие сказки с точки зрения того, что в сказке вообще делают персонажи. Так, путем вхождения в материал, а не путем абстракций, родился очень простой метод изучения сказки по поступкам действующих лиц независимо от их облика. Поступки действующих лиц, их действия я назвал функциями. Наблюдение, сделанное над сказками о гонимой падчерице, оказалось тем кончиком, за который можно было ухватить нить и размотать весь клубок. Обнаружилось, что и другие сюжеты основаны на повторяемости функций и что в конечном итоге все сюжеты волшебной сказки основаны на одинаковых функциях, что все волшебные сказки однотипны по своему строению.
Но если плохую услугу оказал читателю переводчик, опустив эпиграфы из Гёте, то другое нарушение авторской воли было допущено не переводчиком, а русским издательством, выпустившим книгу; было изменено заглавие ее. Она называлась «Морфология волшебной сказки». Чтобы придать книге больший интерес, редактор вычеркнул слово «волшебной» и тем ввел читателей (и в том числе проф. Леви-Стросса) в заблуждение, будто здесь рассматриваются закономерности сказки как жанра вообще. Книга под таким названием могла бы стать в один ряд с этюдами типа «Морфология заговора», «Морфология басни», «Морфология комедии» и т. д. Но у автора отнюдь не было цели изучить все виды сложного и многообразного жанра сказки как таковой. В ней рассматривается только один вид ее, резко отличающийся от всех других ее видов, а именно сказки волшебные, притом только народные. Это, таким образом, специальное исследование по частному вопросу фольклористики. Другое дело, что метод изучения повествовательных жанров по функциям действующих лиц может оказаться продуктивным не только в применении к волшебным, но и другим видам сказки, а может быть и к изучению произведений повествовательного характера мировой литературы вообще. Но можно предсказать, что конкретные результаты во всех этих случаях окажутся совершенно различными. Так, например, кумулятивные сказки построены на совершенно иных принципах, чем сказки волшебные. В английской фольклористике они названы Formula-Tales. Типы формул, на которых основаны эти сказки, могут быть найдены и определены, но схемы их окажутся совершенно иными, чем схемы сказок волшебных. Есть, таким образом,
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 137
различные типы повествований, которые могут, однако, изучаться одинаковыми методами. Проф. Леви-Стросс приводит мои слова, что найденные мною выводы неприменимы к сказкам Новалиса или Гёте и вообще к искусственным сказкам литературного происхождения, и обращает их против меня, считая, что в таком случае мои выводы ошибочны. Но они отнюдь не ошибочны, они только не имеют того универсального значения, которое хотел бы им придать мой уважаемый критик. Метод широк, выводы же строго ограничиваются тем видом фольклорного повествовательного творчества, на изучении которого они были получены.
Я не буду отвечать на все обвинения, выдвинутые против меня проф. Леви-Строссом. Я остановлюсь только на некоторых, наиболее важных. Если эти обвинения окажутся необоснованными, другие, более мелкие и вытекающие из них, отпадут сами собой.
Основное обвинение состоит в том, что моя работа формалистическая и уже потому не может иметь познавательного значения. Точного определения того, что понимается под формализмом, проф. Леви-Стросс не дает, ограничиваясь указанием на некоторые его признаки, которые сообщаются по ходу изложения. Один из этих признаков состоит в том, что формалисты изучают свой материал безотносительно к истории. Такое формалистическое, внеисторическое изучение он приписывает и мне. Желая, по-видимому, несколько смягчить свой суровый приговор, проф. Леви-Стросс сообщает читателям, будто я, написав «Морфологию», затем отказался от формализма и морфологического анализа, чтобы посвятить себя историческим и сравнительным разысканиям об отношении устной литературы (так он называет фольклор) к мифам, обрядам и учреждениям (стр. 4). Какие это разыскания - он не говорит. В книге «Русские аграрные праздники» (1963) я применил как раз тот самый метод, что и в «Морфологии». Оказалось, что все большие основные аграрные праздники состоят из одинаковых элементов, различно оформленных. Но об этой работе проф. Леви-Стросс еще не мог знать. По-видимому, он имеет в виду книгу «Исторические корни волшебной сказки», вышедшую в 1946 году и выпущенную издательством Эйнауди на итальянском языке. Но если бы проф. Леви-Стросс заглянул в эту книгу, он бы увидел, что она начинается с изложения тех положений, которые развиты в «Морфологии». Определение волшебной сказки дается не через ее сюжеты, а через ее композицию. Действительно, установив единство композиции волшебных сказок, я должен был задуматься о причине такого единства. Что причина кроется не в им-
138 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
манентных законах формы, а что она лежит в области ранней истории или, как некоторые предпочитают говорить, доистории, т. е. той ступени развития человеческого общества, которая изучается этнографией и этнологией, для меня было ясно с самого начала. Проф. Леви-Стросс совершенно прав, когда он говорит, что морфология бесплодна, если она, прямо или косвенно, не будет оплодотворена данными этнографии (observation ethnographique- стр. 30). Именно поэтому я не отвернулся от морфологического анализа, а стал искать исторических основ и корней той системы, которая открылась на сравнительном изучении сюжетов волшебной сказки. «Морфология» и «Исторические корни» представляют собой как бы две части или два тома одного большого труда. Второй прямо вытекает из первого, первый есть предпосылка второго. Проф. Леви-Стросс цитирует мои слова о том, что морфологические разыскания «следует связать с изучением историческим» (стр. 19), но опять употребляет их против меня. Поскольку в «Морфологии» такое изучение фактически не дано - он прав. Но он недооценил, что эти слова представляют собой выражение известного принципа. Они содержат также некоторое обещание в будущем это историческое изучение произвести. Они - своего рода вексель, по которому, хотя и через много лет, я все же честно уплатил. Если, таким образом, он пишет про меня, что я разрываюсь между «формалистическим призраком» (vision formaliste) и «кошмарной необходимостью исторических объяснений» (l"obsession des explications historiques- стр. 20), то это просто неверно. Я, по возможности строго методически и последовательно, перехожу от научного описания явлений и фактов к объяснению их исторических причин. Не зная всего этого, проф. Леви-Стросс даже приписывает мне раскаяние, которое заставило меня отказаться от своих формалистических видений, чтобы прийти к историческим разысканиям. Но я не испытываю никакого раскаяния и не ощущаю ни малейших угрызений совести. Сам проф. Леви-Стросс считает, что историческое объяснение сказок вообще фактически невозможно, «так как мы знаем очень мало о доисторических цивилизациях, где они зародились» (стр. 21). Он сетует также на отсутствие текстов для сравнения. Но дело не в текстах (которые, впрочем, имеются в совершенно достаточном количестве), а в том, что сюжеты порождены бытом народа, его жизнью и вытекающими из этого формами мышления на ранних стадиях человеческого общественного развития и что появление этих сюжетов исторически закономерно. Да, мы еще мало знаем этнологию, но все же в мировой науке накопился огромный фак-
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 139
тический материал, который делает подобные разыскания вполне надежными.
Но дело не в том, как создавалась «Морфология» и что переживал автор, а в вопросах совершенно принципиальных. Формальное изучение нельзя отрывать от исторического и противопоставлять их. Как раз наоборот: формальное изучение, точное систематическое описание изучаемого материала есть первое условие, предпосылка исторического изучения и вместе с тем первый шаг его. В разрозненном изучении отдельных сюжетов нет недостатка: они в большом количестве даны в трудах так называемой финской школы. Однако, изучая отдельные сюжеты в отрыве друг от друга, сторонники этого направления не видят никакой связи сюжетов между собой, не подозревают даже о наличии или возможности такой связи. Такая установка характерна для формализма. Для формалистов целое есть механический конгломерат из разрозненных частей. Соответственно в данном случае жанр волшебной сказки представляется как совокупность не связанных между собой отдельных сюжетов. Для структуралиста же части рассматриваются и изучаются как элементы целого и в их отношении к целому. Структуралист видит целое, видит систему там, где формалист ее видеть не может. То, что дается в «Морфологии», дает возможность межсюжетного изучения жанра как некоего целого, как некоей системы, вместо изучения посюжетного, как это делается в трудах финской школы, которую, несмотря на все ее заслуги, как мне кажется, упрекают в формализме справедливо. Сравнительное межсюжетное изучение открывает широкие исторические перспективы. Историческому объяснению в первую очередь подлежат не отдельные сюжеты, а та композиционная система, к которой они принадлежат. Тогда между сюжетами откроется историческая связь, и этим прокладывается путь к изучению и отдельных сюжетов.
Но вопрос об отношении формального изучения к историческому охватывает только одну сторону дела. Другая касается понимания отношения формы к содержанию и способов их изучения. Под формалистическим изучением обычно понимается изучение формы безотносительно к содержанию. Проф. Леви-Стросс даже говорит о их противопоставлении. Такой взгляд не противоречит взглядам современных советских литературоведов. Так, Ю. М. Лотман, один из активнейших исследователей в области структурального литературоведения, пишет, что основной порок так называемого «формального метода» в том, что он зачастую подводил исследователей к взгляду на литературу как на сумму приемов, механический
140 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
конгломерат 3 . К этому можно бы прибавить еще другое: для формалистов форма имеет свои самодовлеющие законы и имманентные, независимые от общественной истории законы развития. С этой точки зрения развитие в области литературного творчества есть саморазвитие, определяющееся законами формы.
Но если эти определения формализма верны, книгу «Морфология сказки» никак нельзя назвать формалистической, хотя проф. Леви-Стросс и далеко не единственный обвинитель. Не всякое изучение формы есть изучение формалистическое, и не всякий ученый, изучающий художественную форму произведений словесного или изобразительного искусства, есть непременно формалист.
Уже выше я приводил слова проф. Леви-Стросса о том, что мои выводы о структуре волшебной сказки представляют собой фантом, формалистическое привидение - une vision formaliste. Это -не случайно оброненное слово, а глубочайшее убеждение автора. Он считает, что я - жертва субъективных иллюзий (стр. 21). Из многих сказок я конструирую одну, которая никогда не существовала,. Это «абстракция, такая беспредметная, что она не учит нас ничему об объективных причинах, почему существует множество отдельных сказок» (стр. 25). Что моя абстракция, как выведенную мною схему называет проф. Леви-Стросс, не открывает причин разнообразия,- это верно. Этому учит только историческое рассмотрение. Но что она беспредметна и представляет собой иллюзию - неверно. Слова проф. Леви-Стросса показывают, что он, по-видимому, просто не понял моего совершенно эмпирического конкретного детализованного исследования. Как это могло случиться? Проф. Леви-Стросс жалуется, что мою работу вообще трудно понять. Можно заметить, что люди, у которых много своих мыслей, трудно понимают мысли других. Они не понимают того, что понимает человек непредубежденный. Мое исследование не подходит под общие взгляды проф. Леви-Стросса, и в этом одна из причин такого недоразумения. Другая лежит во мне самом. Когда писалась книга, я был молод и потому был убежден, что стоит высказать какое-нибудь наблюдение или какую-нибудь мысль, как все сейчас же ее поймут и разделят. Поэтому я выражался чрезвычайно коротко, стилем теорем, считая излишним развивать или подробно доказывать свои мысли, так как и без того все ясно и понятно с первого взгляда. Но в этом я ошибался.
5 Ю. М. Л о т м а н, Лекции по структуральной поэтике. Вып. I (Введение, теория стиха), Тарту, 1964 (Ученые записки Тартуского государственного университета, вып. 160. Труды по знаковым системам, I), сто. 9-10.
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 141
Начнем с терминологии. Я должен признать, что термин «морфология», которым я когда-то так дорожил и который я заимствовал у Гёте, вкладывая в него не только научный, но и какой-то философский и даже поэтический смысл, выбран был не совсем удачно. Если быть совершенно точным, то надо было говорить не «морфология», а взять понятие гораздо более узкое и сказать «композиция», и так и назвать: «Композиция фольклорной волшебной сказки». Но слово «композиция» тоже требует определения, под ним можно подразумевать разное. Что же под этим подразумевается здесь?
Уже выше говорилось, что весь анализ исходит из наблюдения, что в волшебных сказках разные люди совершают одни и те же поступки или, что одно и то же, что одинаковые действия могут осуществляться очень по-разному. Это было показано на вариантах группы сказок о гонимой падчерице, но это наблюдение верно не только для вариантов одногсГсю-жета, но и для всех сюжетов жанра волшебных сказок. Так, например, если герой отправляется из дому на какие-нибудь поиски и предмет его желаний находится очень далеко, он может полететь туда по воздуху на волшебном коне, или на спине орла, или на ковре-самолете, а также на летучем корабле, на спине черта и т. д. Мы не будем здесь приводить всех возможных случаев. Легко заметить, что во всех этих случаях мы имеем переправу героя к месту, где находится предмет его поисков, но что формы осуществления этой переправы различны. Мы, следовательно, имеем величины стабильные и величины переменные, изменчивые. Другой пример: царевна не желает выходить замуж, или отец не желает выдать ее за неугодного ему или ей претендента. От жениха требуют, чтобы он выполнил нечто совершенно невыполнимое: допрыгнул бы на коне до ее окна, выкупался в котле с кипятком, разгадал бы загадку царевны, достал бы золотой волос с головы морского царя и т. д. Наивный слушатель принимает все эти случаи за совершенно различные,- и по-своему он прав. Но пытливый исследователь видит за этим многообразием какое-то единство, устанавливаемое логически. Если в первом ряду примеров мы имеем переправу к месту поисков, то второй представляет собой мотив трудных задач. Содержание задач может быть различным, оно варьирует, представляет собой нечто переменное. Задавание же задач как таковое есть элемент стабильный. Эти стабильные элементы я назвал функциями действующих лиц. Цель исследования состояла в том, чтобы установить, какие функции известны волшебной сказке, установить, ограничено ли их число или нет, посмотреть, в какой последовательности они даются. Резуль-
«Древнерусский фольклор как средство выражения самосознания и исторический источник»
Содержание:
Введение
______________________________ __________________________3
I
Основная часть
_________________________ _________________________4
1. Что такое
фольклор______________________ _________________________-
2. Факторы,
повлиявшие на становление фольклора_____________________ 5
3. Отличие
литературы от фольклора ______ ___________________________7
4. О жанрах
русского фольклора ___________ __________________________9
5. Функции
фольклора_____________________ ________________________10
6. Мифологические
представления в необрядовом
фольклоре____________12
II
О некоторых фольклорных
жанрах
________________________ ______14
- Былины________________________ ______________________________ -
Исторические песни_________________________ _________________15
Песенная лирика________________________ _____________________16
Заговоры______________________ _____________________________ 21
Список использованной литературы ____________________ ___________23
Введение.
Фольклор неоднократно бывал предметом изучения как часть культуры Древней Руси и культуры предшествующего так называемого «доисторического» времени. В особенности часто фольклор служил материалом для установления обрядово-магических понятий и представлений, порожденных традиционным аграрно-земледельческим занятием населения Руси.
Фольклор - поэтическое творчество, вырастающее на основе трудовой деятельности человечества, отразившее в себе опыт тысячелетий. Фольклор, будучи древнее письменной литературы и передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение, является ценнейшим источником для познания истории каждого народа, на какой бы ступени общественного развития он ни стоял.
Фольклор и ныне представляет собой весомую часть современной культуры. В нем отразилась вся совокупность психолого-педагогических и религиозно-магических воззрений, этических и эстетических идеалов этноса, его поэтический и музыкальный талант, артистизм, история семейно-брачных отношений, народный юмор и богатое словотворчество. Вот почему к изучению фольклора обращаются представители самых разных отраслей знаний, включая, кроме фольклористов, к примеру, этнографов и лингвистов, философов и историков, психологов, юристов, творческих работников, церковнослужителей, учителей и т.п.
Значение фольклора как культурного наследия и вместе с тем современного народного творчества, как материала, важного для изучения философии народа, его истории и искусства, в настоящее время стало теоретически общепризнанным. Изучение древнерусского фольклора необходимо для постижения народного менталитета как основы древней культуры. Без знания истории и обычаев своего народа, без приобщения молодого человека к народной культуре невозможно воспитать достойного гражданина Отечества. Именно поэтому я считаю актуальной тему моего реферата.
Основная часть.
I.
1. Что такое фольклор
До
сих пор не умолкли споры о
том, что такое фольклор, в чем его
специфика. Вопрос этот далеко не праздный.
Фольклор-это не просто народные былины
и песни, сказки и предания, пословицы
и заговоры. Фольклор – это особый вид
информации, особый вид народного искусства,
особая форма коллективного творчества.
Ю.М.
Соколов дал обобщающее определение
фольклора, наиболее принятое и на сегодняшний
день. «Под фольклором, - писал он, - следует
разуметь устное поэтическое творчество
широких народных масс».
Слово
«фольклор» постепенно вытесняет такие
равнозначные термины, как «устная словесность»
и даже «народное поэтическое творчество».
Английское слово «фольклор», т.е. народная
мудрость, народная традиция, чаще всего
употребляется в применении к народному
поэтическому искусству, но наряду с этим
говорят и о музыкальном и изобразительном
фольклоре. Термин этот интернационален,
хотя в разных странах понимается далеко
не одинаково.
Фольклор - это создаваемая
народом и бытующая в
народных массах поэзия, в
которой он отражает свою
трудовую деятельность, общественный
и бытовой уклад, знание жизни, природы,
культы и верования. В фольклоре
воплощены воззрения, идеалы и
стремления народа, его поэтическая
фантазия, богатейший мир мыслей,
чувств, переживаний, протест против
эксплуатации и гнета, мечты
о справедливости и счастье.
Это устное, словесное художественное
творчество, которое возникло в
процессе формирования человеческой
речи. М. Горький говорил: “… Начало
искусства слова – в фольклоре”
В
доклассовом обществе фольклор
тесно связан с другими видами
деятельности человека, отражая
зачатки его знаний и религиозно-мифологических
представлений.
2.
Факторы, повлиявшие
на становление фольклора.
Особенности
становления древнерусской культуры
выявляются уже на начальной ступени
формирования этнического самосознания
славян, до принятия Русью христианства
и имеют тесную связь с теми временами,
которые сами славяне именовали «трояновыми
веками» или старым временем. «Были, братья,
времена Трояна», - пишет автор «Слова
о полку Игореве». Бояна она называет «старинным
Соловьем», а князя Игоря «могучим внуком
Трояновым».
Память
об этом времени сохранилась и
в фольклоре: в песнях и былинах
упоминаются имена далеких предков русских
богатырей, но все-таки само пространство
древнерусской культуры начинает создаваться
с окончательно определившегося «месторазвития».
Среди
факторов, повлиявших на формирование
ядра русской культуры, первостепенное
значение имели природные и климатические
условия, а они, в свою очередь, определялись
особенностями географического положения.
Как складывались отношения славян с окружавшим
их пространством? Значительную роль в
процессе формирования «жизни и понятий»
человека древней Руси играл лес. Он стал
средой обитания и оказывал древним славянам
самые разнообразные «услуги». Лес кормил,
одевал, обувал, согревал древних славян,
служил самым надежным убежищем от врагов.
Несмотря на это, человек боялся леса,
населяя его всевозможными страхами.
Понимание
пространства в русской культуре
происходило через степь. Она формировала
отношение к пространству как к отсутствию
видимых границ и пределов и в то же время
как угрожающее пространство, за которым
начиналась сторона «незнамая», чужая,
посягающая на пространство, которое в
сознании древних славян уже было обозначено
как «свое», образы русских богатырей
в устном народном творчестве воплощали
желание защититься от этой опасности,
таким образом, степь и лес совмещали в
себе два противоположных начала – безграничность
и границу, стихию и желание организации
пространства.
Пожалуй,
только река давала древним славянам
четкую систему координат, формировала
навыки совместной деятельности, организации
и порядка.
Природные
условия дополнялись особенностями
климата, что в свою очередь повлияло на
формирование типа хозяйственной деятельности,
психологического склада, привычек, традиций
– всего того, что называют менталитетом
народа. Климатические условия Восточноевропейской
равнины – зоны расселения восточных
славян в VI веке – отличались от тех, в
которых складывалось представление о
труде у народов западноевропейских стран.
Континентальный климат с его долгой и
холодной зимой, короткой весной, жарким
летом и непродолжительной осенью требовал
от земледельца колоссального напряжения
сил в период страды и неторопливо-созерцательного
отношения к труду в период зимы.
Сложности
климатических условий формировали
представление о трудовой деятельности
как о прерывающемся процессе. Во время
сбора урожая, а также «отвоевывания»
у леса пространства для обработки земли
повышалась роль коллективного труда.
Так складывался коллективизм, предпосылки
для индивидуализма просматривались слабо,
поскольку не было мотивов для состязательности
в труде. Работая в коллективе, люди не
стремились выделиться среди других, поскольку
более эффективной была коллективная
деятельность.
Это
и являлось обстоятельством, обеспечивающим
развитие народной поэзии в прошлом, по
словам Н. Г. Чернышевского, отсутствие
“резких различий в умственной жизни
народа”. “Умственная и нравственная
жизнь, - указывает он, - для всех членов
такого народа одинакова – потому и произведения
поэзии, порожденной возбуждением такой
жизни, одинаково близки и понятны, одинаково
милы и родственны всем членам народа”.
В таких исторических условиях появлялись
произведения, созданные “всем народом,
как одним нравственным лицом”. Благодаря
этому народную поэзию пронизывает коллективное
начало. Оно присутствует при возникновении
и восприятии слушателями вновь создаваемых
произведений, в их последующем бытовании
и переработках. Коллективность проявляется
не только внешне, но и внутренне – в самой
народно-поэтической системе, в характере
обобщения действительности, в образах
и т. д. В портретных характеристиках героев,
в отдельных ситуациях и образах фольклорных
произведений мало индивидуальных особенностей,
занимающих столь видное место в художественной
литературе.
Как
правило, в момент создания, произведение
переживает период особой популярности
и творческого расцвета. Но наступает
время, когда оно начинает искажаться,
разрушаться и забываться. Новое
время требует новых песен.
Образы народных героев выражают
лучшие черты русского национального
характера; в содержании фольклорных
произведений отражаются наиболее
типичные обстоятельства народной
жизни. Вместе с тем народное
поэтическое творчеств не могло
не отразить историческую ограниченность
и противоречия крестьянской
идеологии. Живя в устной передаче,
тексты народной поэзии могли
значительно измениться. Однако, достигнув
полной идейной и художественной
завершенности, произведения нередко
сохранялись долгое время почти
без изменений как поэтическое
наследие прошлого, как культурное
богатство непреходящей ценности.
3.
Отличие литературы
от фольклора.
Фольклор
и литература могут и должны быть
соотнесены не только как два типа художественной
культуры (в синхронном рассмотрении),
но и как два этапа, две стадии, одна из
которых (фольклор) предшествовала другой
(литературе) в историческом движении
форм и типов культуры (то есть в диахронном
рассмотрении). Даже древнейшие литературы
мира (например, шумерская, древнеегипетская
и др.) возникли не более 4000 лет тому назад,
в то время как фольклор генетически восходит
к эпохе формирования человеческой речи,
то есть возник 100000-13000 лет тому назад.
У восточных славян при таком же возрасте
фольклорной традиции (уходящей своими
корнями в прото- и дославянскую этническую
среду) возраст литературы значительно
скромнее – всего около 1000 лет.
Рассмотрение
отличий литературы от фольклора
обычно строится на серии противопоставлений
(оппозиций). Перечислим важнейшие из них:
Признак | Фольклор | Литература |
Социальная детерминация | Народная среда | Иные социальные слои |
Идеологические различия | Народная идеология | Ненародная идеология |
Стилистические различия | Народная традиция | Литературная традиция |
Соотношение традиций и новаций | Доминирование традиции | Доминирование новаций |
Природа творчества | Коллективная, бессознательная, стихийная | Индивидуальная, стремящаяся к теоретическому самосознанию |
Представление об авторстве | Безличное творчество | Личное творчество |
Форма существования текста | Варьирование | Стабильность |
Вопрос о происхождении многих произведений народной поэзии значительно сложнее, чем произведений литературных. Неизвестны не только имя и биография автора – создателя того или иного текста, но и неизвестна социальная среда, в какой сложилась сказка, былина, песня, время и место их сложения. Об идейном замысле автора можно судить только по сохранившемуся тексту, притом нередко записанному много лет спустя, ведь в фольклоре первоначальный текст произведения почти всегда не известен, так как не известен автор произведения. Текст передается из уст в уста и до наших дней доходит в том виде, в котором его записали писатели.
4. О жанрах русского фольклора.
Жанры
русского фольклора, как и фольклора
других народов, крайне разнообразны:
одни из них – былины, баллады, песни,
частушки – песенные и неразрывно связаны
с народной музыкой, другие – сказки, предания,
легенды, былички и бывальщины– повествовательные
(прозаические), третьи – ряженье, народные
пьесы («Царь Максимильян» и «Лодка» и
др.), кукольные представления («Петрушка»),
многочисленные игры, хороводы и многожанровый
по своему составу свадебный обряд – драматические.
Былины, предания, сказки, любовная лирика
живут вне связи с обрядом; причитания,
приговоры, дружки, колядки, веснянки тесно
связаны с семейными или календарными
обрядами; колыбельные песни, потешки
бытуют в детской среде; былины, исторические
песни, легенды являются достоянием только
взрослых и т.д.
Различна
и связь отдельных фольклорных
жанров с бытом, с действительностью,
с условиями жизни русского народа, чем
определяются и их исторические судьбы.
Вместе
с тем всем жанрам словесного фольклора
присущи общие признаки: все они являются
произведениями искусства слова, в истоках
своих связаны с архаическими формами
искусства, бытуют преимущественно в устной
передаче, постоянно изменяются. Этим
определяется взаимодействие в них коллективного
и индивидуального начал, своеобразное
сочетание традиции и новаторства. Таким
образом, фольклорный жанр – исторически
складывающийся тип устно-поэтического
произведения. В той или иной мере все
фольклорные жанры связаны с историей
народа, с действительностью, вызвавшей
их к жизни и определяющей их дальнейшее
существование, их расцвет или угасание.
«Скажите мне, как народ жил, и я скажу
вам, как он писал» - эти замечательные
слова великого русского ученого академика
А.Н.Веселовского можно отнести и к устному
творчеству: как народ жил, так он и пел
и рассказывал. Поэтому фольклор и раскрывает
народную философию, этику и эстетику.
А.М.Горький полным правом мог сказать,
что «подлинную историю трудового народа
нельзя знать, не зная устного народного
творчества».
Могут
быть выявлены процессы, связанные с воздействием
одного из фольклорных жанров на традиции
других. Их можно назвать историко-жанровыми.
Такова связь традиций балладных песен,
которые изначально формировались на
основе преобразования традиций исторических
песен, а впоследствии испытали воздействие
былин и ряда лирических жанров: песен,
причитаний.
Усматриваются
процессы формирования национально-народных
специфических традиций в фольклоре, выделившемся
из общего состава поэтической культуры
родственных народов. Это историко-национальные
традиции. Таковы процессы сложения традиций
обрядового фольклора, эпического творчества
у разных славянских народов.
Историки
давно отметили историко-миграционный
процесс, который можно проследить, изучая
культурные взаимодействия при анализе
международного распространения и национальной
переработки некоторых сказок, пословиц,
загадок.
5.
Функции фольклора.
Именно
функция фольклорного произведения,
его бытовое назначение является
одним из определяющих, но, конечно, не
единственным признаком в понятии жанра.
Так,
например, магическая функция породила
основные особенности заговоров, которые
должны были дать здоровье, благополучие,
удачу в охоте и т.д., и обрядовой поэзии,
которая якобы обеспечивала хороший урожай,
богатство, счастье в семейной жизни. Вместе
с тем эта функция не единственный жанровый
признак заговоров и обрядовой песни:
они отличаются друг от друга характером
исполнения, индивидуальным или коллективным,
сказовым или песенным, особенностями
построения поэтической системы. Информационная
функция является основной, но в разной
степени для исторических преданий, быличек
о леших, русалках и домовых, песен об Иване
Грозном, Степане Разине и Емельяне Пугачеве.
Однако это не дает нам основания считать
все глубоко различные по остальным своим
признаком произведения одним жанром.
Мы видим, что сказка и предание, хотя и
различаются по своей функции, имеют, поскольку
они жанры устной прозы, ряд общих признаков,
так же как былины и исторические песни,
являющиеся произведениями песенного
эпоса, или такие функционально крайне
различные малые жанры, как пословицы
и загадки. Однако именно функция наиболее
ощутимо выражает жанровую разницу во
многом сходных друг с другом произведений.
Именно функция дает основания делить
устную прозу на сказочную, для которой
основной является эстетическая функция,
и несказочную, когда доминирует информативная
функция.
Сфера
фольклора охватывает весьма разнообразные
жанры, причем если для некоторых
из них характерно доминирование
эстетической функции, то для других –
доминирование неэстетической и вторичность
эстетической функции. Поэтому, например,
чтобы возникла предрасположенность к
произнесению похоронного причитания,
недостаточно настроиться на восприятие
текста с определенными эстетическими
качествами. Должна произойти чья-то смерть,
и бытовая традиция социальной группы,
к которой принадлежат исполнительница
и ее слушатели, должна предписывать совершить
в связи с этим определенного типа похоронной
обряд, предусматривающий оплакивание
покойника причетью. Следовательно, произнесение
фольклорного текста может стимулироваться
обрядовыми ситуациями и обрядовыми функциями
текста в подобного рода ситуациях. Вместе
с тем это не значит, что текст, возникший
или воспроизведенный в таких условиях,
должен быть лишен эстетических качеств.
Фольклористы с полным основанием говорят
о поэтике причитаний, заговоров, обрядовых
песен и т.д., имея в виду то, что их эстетические
качества возникают в процессе ритуальной
деятельности. Или, иначе, эстетическая
деятельность выступает здесь в сложном
комплексе форм и видов деятельности,
она сопутствует им, возникает в связи
с ними. В то же время в фольклоре всех
народов хорошо известны жанры, для которых
характерно доминирование эстетических
функций. Для них не существует традиционных
предписаний, когда они должны произноситься.
Однако их связь с крестьянским бытом
могла быть выражена в том, что в определенных
ситуациях их произносить было нельзя:
например, сказки исполнять в пост. Если
традиция не предписывала ритуального
веселья, то сказки нельзя было исполнять
в дни, когда в деревне был покойник, и
т.д.
В
одних жанрах, например, в сказке
или песне, эстетическая функция явно
превалирует, в других, например, в предании,
она уходит на второй план, подчинена информативной
функции, даже в том случае если перед
нами высокохудожественный текст. Она
может быть минимальной, как, например,
в заговоре или причете, смысл которых
всецело заключен в их утилитарном значении,
что не мешает им в зависимости от одаренности
исполнителя подниматься до вершин поэтического
искусства.
Соотношение
функций также изменяется, оно
определяется временем, местом, условиями
исполнения, зависит от степени одаренности
и характера творчества исполнителя. Характер
произведения, а следовательно и его жанровая
принадлежность, зависит от того, стремится
ли рассказчик или певец развлечь своих
слушателей, поразить их своим мастерством,
прочесть им какое-либо нравоучение, сообщить
какие-то знания, сведения, подчинить своей
воле или же задача исполнителя – вызвать
удачу, здоровье, благосостояние.
6.
Мифологические представления
в необрядовом фольклоре
Все
искусства (за исключением новоизобретенных,
таких, как кино) – литература, музыка,
танец, изобразительное искусство, театр
– так или иначе восходят к обрядовому
действу традиционных обществ. С точки
зрения происхождения они являются не
более чем поздним результатом разложения
изначального ритуального единства и
забвения исходных мифологических смыслов.
Высочайшие, с точки зрения современного
человека, достижения духа, являемые в
искусстве, показались бы, возможно, традиционному
человеку полной бессмыслицей и признаком
окончательного упадка мира, свидетельством
его близкого конца. Но следует заметить,
что сходную эволюцию претерпела и сама
устная традиция, развитие (или упадок)
которой также пошло по пути забвения.
Изначальный смысл привычных обрядов,
утративших с христианизацией «законность»
и «легальный» статус, все больше выветривался
из народной памяти, они постепенно становились
обычаями (т.е. тем, что существует по обыкновению,
чуть ли не по привычке), сопровождаемый
поверьями, верованиями (т.е. тем, во что
верят, традиционный человек между тем
знал, и в этом смысле его образ мысли весьма
близок к научно-рациональному). Словесная
(вербальная) сторона обряда, не отделившись
полностью от «деятельной» (акциональной),
породила вполне новое явление, несущее
в разной степени черты традиционной и
письменной культуры, - необрядовый фольклор.
Собственно говоря, только его и следовало
бы называть «устным народным творчеством»,
поскольку обрядовые тексты неразрывно
связаны с соответствующими действиями
(например, «завиванием бороды» из колосьев),
исключают само понятие творчества как
свободного порождения новых текстов:
смысл обряда в его неизменно точном воспроизведении,
гарантирующим действенность. О творчестве,
даже коллективном, здесь речи идти не
может – есть только медленные эволюционные
изменения устно бытующих текстов.
Многочисленные
отражения в фольклоре мифологических
мотивов и, что важнее, самая организация
его при помощи традиционного набора бинарных
оппозиций (двоичных противопоставлений),
воспроизведение древней модели мира
свидетельствуют, что традиция не только
не разрушилась с христианизацией, но
вполне сохранила свои позиции универсального
регулятора человеческого поведения,
лишь отчасти уступив на массовом уровне
эту функцию народной вере. В своей основе
народная жизнь оставалась традиционно-языческой.
Но христианизация открыла новые возможности
для работы духа, а книжная письменная
культура – для разума, рационального
мышления.
-
О некоторых фольклорных
жанрах.
1.
Былины.
Былины
(русский героический эпос) - замечательное
наследие прошлого, свидетельство
древней культуры и искусства
народа. Возникшие в XI-XV вв. эпические
песни о стольном граде Киеве и его борьбе
с кочевниками, о торговом городе Новгороде,
его богатствах и широких международных
связях, песни о древнерусских богатырях,
смелых воинах, удачливых купцах и лихих
ушкуйниках в течение нескольких веков
передавались из уст в уста и частично
дожили в устной традиции до наших дней.
Русский героический эпос сохранился
в живом устном бытовании, возможно,
в первоначальном виде сюжетного
содержания и главных принципов
формы. Свое название былина получила
от близкого по смыслу слова “быль”. Это
означает, что былина рассказывает
о том, что некогда происходило на самом
деле, хотя и не все в былине правда. Былины
записаны от сказителей (часто
неграмотных), воспринявших их по
традиции от прежних поколений.
Основное количество сюжетов
было создано в пределах Киевского
государства, т. е. в тех местах, какие в
них изображаются.. Источником каждой
героической песни был какой-то исторический
факт. В былине, как и в народной сказке,
много выдумки. Богатыри – люди необыкновенной
силы, они скачут на могучих конях через
реки и леса, поднимают на плечи тяжести,
которые не под силу ни одному человеку.
Былина
– старая песня, и не все в ней
бывает понятно, рассказывается она неторопливым,
торжественным тоном. Многие русские
былины говорят о героических подвигах
народных богатырей. Например, былины
о Вольге Буслаевиче, победителе царя
Салтана Бекетовича; о герое Сухмане,
победившем врагов – кочевников; о Добрыне
Никитиче. Русские богатыри никогда не
лгут. Готовые умереть, но не сойти с родной
земли, они почитают службу отечеству
своим первым и святым долгом, хотя их
нередко и обижают не доверяющие им князья.
Рассказанные детям былины учат их уважать
труд человека и любить свою родину. В
них объединился гений народа.
Былины киевского цикла, связанные
с Киевом, с Днепром Славутичем,
с князем Владимиром красно Солнышко,
богатырями начали складываться на рубеже
X – XI вв. В них по-своему выразилось общественное
сознание целой исторической эпохи, отразились
нравственные идеалы народа, сохранились
черты древнего быта, событий повседневной
жизни. «Ценность богатырского эпоса заключается
в том, что он по своему происхождению
неразрывно связан с народом, с теми смердами-воинами,
которые и землю пахали, и воевали под
киевскими знаменами с печенегами и половцами»
2.
Исторические песни
Отдельным
жанром фольклора являются исторические
песни. Их художественное своеобразие
остается недостаточно изученным.
В дореволюционной науке их
нередко признавали деградацией
героического эпоса, сколком с былин
и в этой связи их достоинством
считали общие с былинами мотивы, образы
и стилевые приемы (как бы остаточные
явления). Позволю себе не согласиться.
“Песнь о вещем Олеге”, “Песни о Степане
Разине” можно поставить сегодня в одном
ряду с “капитанской дочкой”, “историей
Пугачева” и другими историческими произведениями.
Они также представляют собой огромную
художественную ценность. Это выражение
исторического самосознания народа. Русский
народ в своих исторических песнях осознал
свое историческое значение. Это также
художественно-историческое произведение
о прошлом. Ее отношение к прошлому активно: в ней отражены исторические воззрения
народа в еще большей мере, чем историческая
память. Историческое содержание в песнях
передается сказителями сознательно.
Сохранение исторически ценного в эпосе
(будь то имена, события, отношения) есть
результат сознательного, исторического
отношения народа к содержанию эпоса.
Народ в своем творчестве исходит из довольно
четких исторических представлений о
времени. Сознание исторической ценности
передаваемого и своеобразные представления
народа, а не только механическое запоминание,
обуславливают устойчивость исторического
содержания песен.
3.
Песенная лирика.
Лирические
песни сохранили связь с некоторыми
обрядами (свадьба, хоровод) или происходили
из игровых обрядов. В текстах таких песен
еще вполне восстанавливается влияние
традиционной модели мира с ее набором
основных противопоставлений, а также
некоторые мифологические мотивы.
Рассмотрим
лирическую песню.
Выйду за ворота,
Посмотрю далеко.
Там горы высоки,
Озера глубоки.
Во этих озерах
Живет рыба щучка,
Белая белужка.
Невода закину
–
Живу рыбу выну.
Куда поприсести
Живу рыбу чистить?
Сяду-поприсяду
К зеленому саду;
Еще поприсяду
На дольню долинку,
На летню тропинку.
Куда мил ни
пойдет –
и т.д.................
На современном этапе развития общества актуальной является проблема обращения к русскому фольклору как историческому источнику. Выбранная тема особенно актуальна в современном мире, так как помогает проследить историческую жизнь народа и составить представление о его мировоззрении и психологии. Эти знания дают возможность глубже понять историю.
История фольклора неразрывна с историей народа. Изучением фольклора занимались и занимаются исследователи таких наук, как философия, история, филология, этнография, археология и др. Особенно эффективно использование фольклорного материала на уроках истории в 6-7-х классах.
В произведениях фольклора мы можем увидеть описание русских городов. Например, по былинам можно составить представление о Киеве, каким он был до разгрома татаро-монголами в 1240 году. Киев всегда называется стольным городом и великим – он и был долгое время столицей древнерусского государства. Город был окружён городовой (городской) стеной, по углам стены стояли наугольные башни.
“Перескочи через стену городовую, через ту башню наугольную”, - говорит в одной из былин предводитель вражеского войска Батый своему послу. Почти во всех старых русских городах сохранились такие стены и такие башни. Вначале они были деревянные, а потом каменные. Мы можем узнать, какое оружие имели богатыри: тугой лук, стрелочки калённые, палицу, копьё мурзавецкое (от татарского слова “мурза” - “князь”), кинжал, иногда саблю.
В 6 классе , при изучении темы “Правление князя Владимира и крещение Руси”, можно использовать былину о сватовстве Владимира к Апраксии – младшей дочери политовского короля. Отдельные варианты былины сохранили исторически достоверный ответ, услышанный сватами князя от политовского короля: “Да как ваш-то князь невелик собою”, и ещё: “А князь – от Володимир да быв холопище”. Летопись под 980 г. рассказывает, что ещё во времена княжения в Новгороде Владимир заслал сватов в Полоцк просить у князя Рогволода руки его дочери Рогнеды. Гордая полоцкая княжна отказала послам, заявив, что не хочет “разути робичича”. В свадебном обряде “разути жениха” означало стать женой, а “робичич” - сын рабыни (Владимир действительно был сыном ключницы Малуши и князя Святослава). Рогнеда оскорбила князя. Владимир разорил Полоцк и взял Рогнеду в жёны насильно. Полоцкое княжество находилось на западной окраине русских земель и позднее на некоторое время включалось в пределы Литвы. Поэтому былины и говорят о “Политовской земле”.
Рассказывая о нашествии Батыя на Русь, можно привести отрывок из былины “Илья и Калин-царь”.
Нагнано-то силы много множество,
Как от покрику от человечьего,
Как от ржанья лошадиного.
Унывает сердце человеческо;
Мать сыра земля от войска потрясалася;
В конном топище красного солнца не видать было,
А светлый месяц от пару конского померкнул вест…
Запечатлённые эпосом шум обозов, крики, ржание, удушливые конские испарения, затмившая небо пыль исторически достоверны.
В былине говорится о том, как могли бы сложиться события, окажись забытой взаимная вражда и несогласие князя и воинов. Имя предводителя татарских полчищ не соответствует имени исторического Батыя. Калин – слегка искажённое нарицательное имя библейского Каина-убийцы.
При изучении политической жизни Новгорода XII - XIII вв. можно использовать былину о Ставре. Ставр - историческая личность. Он действительно жил в Новгороде в X - XI вв. и был предводителем сотни. В былине Ставр – торговец-ростовщик. Он похваляется тем, что даёт бедным деньги в долг. Киевский князь гневается на Ставра за его похвальбу. Какова же причина его гнева? Здесь следует сказать о существовании устава Владимира Мономаха о процентах. Киевский князь, желая ослабить силу новгородских ростовщиков, ограничил их во взимании процентов роста. Владимир разгневался на Ставра за его похвальбу богатством.
События былин имеют огромное значение для судьбы народа и государства. В былинах поэтически изображаются характерные для Древней Руси военно-политические столкновения и социально-бытовые ситуации.
Былина “Про Василия Буслаева” воспроизводит борьбу новгородских политических партий. С детства в Ваське Буслаеве живёт дух враждебности к торговому посаду. Особенно часто он бьёт сверстников из посада. Посадские мужики грозят “наквасити река будет Волхова” - утопить Ваську: осуждённых в Новгороде сбрасывали с моста. Так наказывали за серьёзные преступления. Чтобы защитить себя, Васька набирает дружину. Именитые новгородские люди держали при себе вооруженную челядь. Васька знатного рода, учён грамоте и богат. Дружину составили не просто молодцы, способные выдержать удар червленого вяза по буйной голове. Их соединяет общая вражда к посаду. Это люди из разных сословий и даже из других городов. Среди них – Костя Новоторжанин, удалец из Нового Торжка, упомянуты два брата – боярчёнка и мужики из какого-то Залесья – “залешана”, “братья Сбродовичи”, бродники, первообраз “ушкуйников”, которые ходили в лодках далеко за пределы Новгородской земли. Васька с товарищами появляется на пиру, где собрались посадские, и затевает ссору. Враждующие ударяются об заклад – побитому отдать всё состояние и быть в подчинении. Сторону посада приняли князь, архиепископ. Васька грозит побить “весь Новгород”, хотя имеет ввиду именно посад – “мужиков новгородских”, “купцов богатых”. Посад забрал настолько большую силу в Новгороде, что соединился с понятием города. В этом же смысле “весь Новгород” назван и в древних актах деловой письменности. Спор Васьки с торговым посадом воспроизводит серьёзное городское столкновение. В Новгороде XII-XIII вв. бала очень сильной “суздальская партия”, состоявшая из богатых торговцев. Выгоды их зависели от связей с северо-восточными княжествами. При вражде Новгорода с владимиро-суздальскими княжествами они терпели убытки. Выступая против богатых торговцев, Васька бьётся против великокняжеских претензий на власть над Новгородом.
Новгород в былинах – славный и великий. Широко показана своеобразная жизнь торговой республики. Здесь нет воинских подвигов. Описывается торговое могущество Новгорода, его богатство, его соперничество с Москвой. Содержится много деталей быта средневекового города, - например, изображаются кулачные бои – любимое развлечение древних новгородцев.
В 7 классе , изучая период правления Ивана Грозного, можно обратиться к исторической песне “Взятие Казанского ханства”. Взятие казанского ханства в 1552 г. было одобрено народом. Независимо от частностей в изображении осады Казани песенные варианты самым подробным образом говорят о случившемся у её стен. Пушкари закатили в подкоп под казанскую стену бочку с порохом, установили на одну из них свечу. Догорит до основания свеча – произойдёт взрыв и разрушит стену. Такую же свечу для контроля поставили и в поле у царского шатра. И вот догорела наружная свеча, должна догореть и та, что в подземелье, а взрыва нет. Царь-государь “распаляется – разгневляется”, хочет казнить пушкарей зажигальшиков. Он заподозрил измену. Испуганы все большие люди, а молодой пушкарь выступил вперёд и сказал:
“Ох, ты гой еси, государь-царь Иван Васильевич!
Не приказывай, государь, казнить-вешати,
Прикажи ты, государь, слово выговорить.
На ветру свеча скоро топится,
В захолостьи свеча долго теплится”.
Только выговорил – взорвались бочки с порохом. Русские воины вошли в пролом, и Казань пала. Певцы рассказали, что царь подозрителен, видит измену и там, где её нет. Острота песенного замысла понятна, если припомнить, что на Руси при Иване Грозном происходило массовое истребление невинного населения. Певцы изобразили многие достоверные черты осады Казани. Во многих вариантах воспроизведена и “топография” осады:
Подходили под Казанское царство за пятнадцать вёрст,
Становились они подкопью под Булат (Булак) – реку,
Подходили под другую под реку – реку под Казанку…
Упоминаются также река Свияга, Свияжск-крепость, Сулай-река.
Очень интересна историческая песня о гневе Ивана Грозного на сына Фёдора. В ней народ выразил своё отношение к опричнине. Свидетельства фольклора тем ценнее, что в биографии Грозного целый ряд лет обойдён полным молчанием и нет никаких сведений о его семейных отношениях и делах.
По вариантам песня по-разному называет причину гнева Ивана Грозного на Фёдора. Будто бы тот противодействовал отцу – спасал жителей городов, в которых царь учинил массовые казни. Города, в которых, по свидетельству песен, происходили казни, разные: Новгород, Псков, Москва, даже Царьград, но чаще всего название отсутствует. Многочисленность указаний тоже показательна для масштаба охвата страны репрессиями. Мучителями изображен и сам Грозный, и его подручные из опричнины с Малютой Скуратовым во главе. Той улицей, где ехали они, “и кура не пила” - истреблено всё живое: царь “всех сёк, и колол, и на кол садил”.
Федор противостоит царю и опричнине. Грозный предстаёт поспешным в действиях и неправым. Песенный Малюта Скуратов – реальное историческое лицо, Григорий Скурата-Бельский. Имя его стало нарицательным, синонимом палача.
В 7 классе, изучая историю Смутного времени, в качестве примера можно привести песню о Григории Отрепьеве. В ней народ обличает самозванца. Он нарушитель добрых православных обычаев. Отрепьев сыграл свадьбу с “Маришкой дочерью Юрьевной” не в “указный день”. Об этом сказано в самой ранней из дошедших до нас песен в записи:
А свадьба была на вешней праздник,
На вешней праздник, Миколин день:
Миколин день был в пятницу,
А у Гришки свадьба в четверток было…
Свадьба Григория и Марины Мнишек действительно была сыграна в четверг 8 мая 1606 г., накануне Николина дня. В песне говорится, что московские бояре идут к заутрене, “Гришка с Маришкой в байну пошёл”, бояре от заутрени идут, а “Гришка с Маришкой из байны иде”. Не подобающее поведение изобличило в самозванце и грешнике, и нарушителя благочестия.
Также для истории представляет интерес песня о герое освободительной борьбы воеводе – князе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском. Племянник царя Василия Ивановича Шуйского молодой воевода Скопин прославился блестящими победами над врагами. По договору 1609 г., действуя по воле царя, он сумел получить наёмное шведское войско. Соединив свои действия с действиями поволжской рати Ф.И.Шереметьева, он начал в мае освободительный поход. Были одержаны победы в уездах по Волге, во Владимиро-Суздальской земле, снята осада с Троице-Сергиева монастыря, взят Дмитров. В марте 1610 г. Москва встретила победителей колокольным звоном,а в апреле, в момент наивысшей своей известности и славы, удачливый молодой воевода умер. Это случилось после крестин у князя И.М.Воротынского.Песня даёт представление о событии и настроениях той поры. Смерть Скопина оплакивают “гости” московские: это ремесленники и торговцы, преобладающая часть жителей Москвы.
“А теперь наши головы загибли,
Что не стало у нас воеводы
Васильевича князя Михайла!”
Иначе воспринимают известие “князи-бояре” -
И между собой они слово говорили,
А говорили слово, усмехнулися:
“Высоко сокол поднялся
И о сыру матеру землю ушибся!”
Названы имена недоброжелателей. Среди них – “Мстиславской, князь Воротынской”. Ф.И.Мстиславский – глава семи бояр, сменивших Василия Шуйского. И.М.Воротынский – его единомышленник, влиятельный боярин. На крестинах именно у Воротынского, как говорили на Москве, Скопин и был отравлен.
Очень интересно упоминание о печали “свецких немцев”. “Немцами” называли всех иностранцев, как не говорящих по-русски. Шведы оплакивали военачальника – их соединило со Скопиным ратное дело, и горе их было выражением личной приязни к удачливому воеводе.
Побежали немцы в Нов-город
И в Нове-городе заперлися.
Действительно, остатки шведов-наёмников после поражения под Смоленском во главе с Яковом Делагарди отошли к Новгороду, а спустя год в 1611 г. здесь, пользуясь сложившейся обстановкой, начали действовать уже против новгородцев.
И много мир-народ погубили,
И в латынскую землю превратили.
Песня о Скопине прямо перекликается с “Писанием о представлении и о погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомого Скопина”. Полагают, что “Писание” было создано на основе народных песен.
Творцы песни “Течёт Яик быстрёхонько, урываючи круты бережки…” называют Разина “душой воровским атаманушкой”. Слова “воровской”, “вор” в современном значении сопрягаются с отрицательной оценкой. В старинном языке в осудительном значении употребляли другие: “тать”, а кражу соответственно именовали “татьбой”. “Воровством” называли не тайное, а открытое нападение. По этой причине сочетание “душа воровской атаманушка” не заключало в себе противоречия и откровенно негативного смысла.. Песня многое говорила современникам этих событий. Разинское сообщество объединяло людей, верных друг другу. Их сплочение вокруг “батюшки” Степана было таким тесным и близким, что себя его молодцы называли “сынками”.
Таким образом, мы видим, что народное поэтическое творчество, зародившись ещё в глубокой древности, долгое время, до появления письменности, было единственной “неписанной историей” народа, художественно отразившей важнейшие этапы его жизни. Фольклор на протяжении многих веков служил народу и как “учебник жизни”, передающий из поколения в поколение его мудрость, житейскую философию, этику, и как средство воспитания характера, лучших человеческих качеств: патриотизма, мужества, смелости, стойкости, честности, доброты. Фольклор – это подлинная энциклопедия поэтических знаний народа, дающая полное представление об идейно-эстетических богатствах его творчества. Поэтому народные произведения являются ценнейшим материалом для изучения народного мировоззрения многих веков и его исторической эволюции.
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
- Аникин В.П. Русское устное народное творчество: Учеб./В.П.Аникин. – М.: Высш. шк., 2001. – 726с.
- Бахтин В.С. От былины до считалки: Рассказы о фольклоре /Переизд.; рис. С.Острова. – Л.: Дет. лит., 1988. – 191с., ил.
- Былины/ Составление, вступительная статья и примечания С.Н.Азбелева.-Л.: Лениздат, 1984.-398с. – (Б-ка народно-поэтического творчества).
- Бычко А.К. Народная мудрость Руси: анализ философа. – К.: Высш. шк. Изд-во при Киев. Ун-те, 1988. – 200с.
- История России с древнейших времён до конца XVII века/ А.П.Новосельцев, А.Н.Сахаров, В.И.Буганов, В.Д.Назаров; отв. ред. А.Н.Сахаров, А.П.Новосельцев. – ООО “Издательство АСТ-ЛТД”, 1997. – 576с., ил.
- Путилов Б.Н. Русский историко-песенный фольклор XIII-XVI веков. М.-Л., 1960.
- Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963.
- Шимбинаго С.К. Древнерусское жилище по былинам // Юбилейный сборник в честь академика В.Ф.Миллера. М., 1990.
Государство
Методическая разработка для воспитателей «Применение информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в воспитательно-образовательном процессе ДОУ»
Семья и Дети
Самые необходимые заговоры на защиту — без них не обойтись Зеркальный щит заговор оберег
Деньги