Одна дама в течение многих лет, отмечая день рождения, ставила на праздничный стол вазу с семью ирисами - на счастье. Но однажды предпочтения ее поменялись: гости увидели в вазе розы, тюльпаны, ромашки и нечто совсем уж экзотическое.

Один из них воскликнул: «А где же ирисы?» Хозяйка удивилась: «Да вот же они!» - и указала на ту же вазу. Присмотревшись, гости увидели: семь ирисов, действительно, оказались на месте. Они никуда не делись, они по-прежнему составляли основу композиции. Просто на фоне эдакой пестроты ирисы потерялись.

Точь-в-точь такая же история произошла с купеческой благотворительностью в России середины XIX столетия. Наступил «ролотой век» русского меценатства. Выглядел он - да и до сих пор выглядит - столь роскошно, столь многоцветно, что на его фоне теряется старая добрая благотворительность традиционного вида - на приюты, на богадельни, на больницы, на храмы. Однако, если приглядеться, она окажется на том же самом месте, более того, она выросла в масштабах по сравнению с предыдущими десятилетиями. Вот только новые, исключительно яркие и многообразные явления, составившие славу отечественного меценатства, заслоняют ее от далеких потомков. Она по-прежнему составляет «основу композиции», однако в исторической памяти нашего народа ей отведено скромное место золушки, которой не досталось шелкового платья и хрустальных туфелек, а потому в принцессы она не попала, уступив место барышне, одетой побогаче.

Период примерно в пятьдесят-шестьдесят лет называют «золотым веком» русского меценатства. Он простирается от начала «великих реформ» 1860-х годов до Первой мировой войны. Таким образом, события «золотого века» разбросаны на хронологическом пространстве трех последних царствований. Предприниматели того времени почувствовали тягу к высокой культуре. Они тратили колоссальные средства на собирание художественных коллекций; в их особняках появлялись во множестве первоклассные произведения искусства, старинные книги, антиквариат; из этих богатств затем составлялись музеи, библиотеки, галереи, в конечном итоге достававшиеся Москве. Они покровительствовали театру, балету, музыке. Они разрабатывали совместно с живописцами и архитекторами «национальный стиль».

Сначала это считалось причудой, потом стало модой, а на закатной поре императорской России превратилось чуть ли не в обязательный ритуал, подтверждающий социальный статус солидного дельца.

Павел Афанасьевич Бурышкин, крупный коммерсант и образованнейший человек, считал, что тогда не осталось «.ни одной культурной области, где бы представители московского купечества не внесли своего вклада». В доказательство своих слов он приводил высказывание К.С. Алексеева-Станиславского, театрального деятеля с мировым авторитетом: «Я жил в такое время, - когда в области искусства, науки, эстетики началось большое оживление. Как известно, в Москве этому немало способствовало тогдашнее молодое купечество, которое впервые вышло на арену русской жизни и, наряду со своими торгово-промышленными делами, вплотную заинтересовалось искусством»54. Новые театральные здания, обширные музейные фонды, масштабное просветительское книгоиздание, а также прекрасные галереи, среди коих первенствует знаменитая Третьяковка, - все это создавалось волей московских предпринимателей, под влиянием их вкуса и, разумеется, на их деньги. Современная Россия, к сожалению, ничего подобного не знает. Купец времен Александра III, считающийся, с легкой руки драматурга Островского55, этаким самодуром и прохвостом, по своему культурному уровню, по эстетическим запросам возвышается над современными олигархами. Во многих случаях просвещенный предприниматель, живший столетие или полтора назад, мог бы служить нравственным образцом для капиталиста наших дней.

Говоря о великолепии бурной меценатской деятельности, не следует забывать: она не стала единственной формой купеческих благодеяний. Как и за сто лет до того, за двести и за триста, традиционная благотворительность повсеместно расцветала во второй столице Империи. Современный историк предпринимательства Г.Н. Ульянова пишет по этому поводу следующее: «Рывок в развитии социальной сферы на рубеже XIX-XX веков был напрямую связан с огромной ролью частных пожертвований. За 49 лет, с 1863 по 1911 год, через городское управление поступило пожертвований на дела благотворительности в Москве: деньгами - свыше 26 млн 500 тыс. руб., имуществом - свыше 6 млн руб., а всего на сумму свыше 32 млн 500 тыс. руб. Почти половина указанной суммы была предназначена на общественное призрение, а другая половина употреблена приблизительно в равных размерах на врачебную помощь и народное образование»57. Сюда еще не вошли колоссальные суммы, отданные церкви - на воздвижение храмов, на ремонт обветшавших церквей, на обновление утвари, на покупку земельных участков для возведения церковных построек. Так, именно щедрые даяния целой грозди московских купцов обеспечили тогда грандиозное строительство в Николо-Угрешской обители, позволив ей превратиться во «вторую Лавру». Невероятно богатый Ю.С. Нечаев-Мальцев строил церкви, богадельни, дома для своих рабочих, а ныне от всех этих масштабных трудов в народной памяти остались - в лучшем случае! - три миллиона, пожертвованные им на возведение Музея изящных искусств имени Александра III56.

По-прежнему не что-то особенное, недавно приобретенное, а незыблемые принципы христианской жизни заставляли предпринимателей жертвовать изрядную часть своего богатства на благие деяния. В последней четверти XIX столетия старостами более чем половины московских храмов были предприниматели - выходцы из торгово-промышленной элиты города. Между тем должность церковного старосты мог занять лишь человек, известный своей преданностью христианскому вероучению и готовый вести сугубо хозяйственные дела, нередко связанные с большими тратами на поддержание церковного быта. Вступление в должность старосты кафедрального собора требовало еще больших денег для пожертвований57.

Тем не менее, купец охотно становился церковным старостой, это не только поднимало его престиж, но и соответствовало глубинным движениям его души. В качестве примера можно привести одного из самых деятельных купцов-благотворителей Москвы второй половины XIX столетия - Николая Александровича Лукутина. «Благотворительностью Николай Александрович занимался много, проявлял ее в самых разных делах. На протяжении десяти лет был председателем совета Московской глазной больницы и одновременно старостой больничной церкви. Привлекая пожертвования и жертвуя сам, он построил новую большую операционную и амбулаторию, произвел капитальный ремонт церкви»58.

Христианское отношение к благотворительности передавалось в купеческих семьях от отца к сыну - порой на протяжении многих поколений. Однако. передать подобным образом тягу к пожертвованиям в пользу театра или, скажем, на покупку картин для художественной галереи до второй половины XIX столетия было в принципе невозможно. Такого не водилось в среде московских «торговых людей» XVIII века и даже первой половины XIX века. Переход, или, лучше сказать, переворот в пользу меценатства, связанного со светской культурой, произошел в царствование Александра II.

Но почему именно вторая половина XIX - начало XX века ознаменованы появлением столь большого количества меценатов, что современники охарактеризовали то время как «медичивский»59 период в истории культуры России?

Во-первых, это было вызвано серьезными изменениями в образовательном и, как следствие, в культурном уровне слоя российских предпринимателей: крупный капиталист становится «европейцем и джентльменом», начинает осознавать ценность образования; у него появляется потребность в жизни интеллектуальной, «растет тяга ко всему научному и художественному». Описывая вклад московских капиталистов в развитие русской национальной культуры, П.А. Бурышкин особо отмечает, что «.деятельность эта осуществлена была людьми с изысканным эстетическим вкусом, воспринявшими европейские и национальные культурные идеалы»60. На протяжении всего XIX века система образования купеческих детей претерпевает существенные изменения. Если в начале века многие из них «грамоте не разумели», то постепенно, с 1860-х годов, они начинают получать среднее специальное (в 1860-1880-е годы большинство предпринимателей считало достаточным отправить детей на учебу в коммерческие школы и реальные училища, чтобы они могли вести дела фирмы), а затем и высшее образование (где-то с 1890-х годов уже стремились отдать их в классические гимназии с последующим поступлением в университет или в высший технический вуз)61.

Во-вторых, на последнюю треть XIX века приходится бурный экономический рост. Происходит становление банковской системы, быстрыми темпами идет слияние банковского и промышленного капитала, появляются купеческие торговые дома. После реформы 1861 года заметно ускорился процесс превращения Москвы из торгового центра, каковым она была издавна, в центр промышленный. Громадные состояния делаются на железных дорогах, на новейших фабрично-заводских предприятиях. Предпринимательская среда выращивает людей, которые способны в новых благоприятных условиях весьма быстро трансформировать скромное отцовское наследство в колоссальный капитал. Связи с европейскими промышленниками и финансистами становятся намного более интенсивными. Поездка в Германию, Францию или Италию превращается для коммерсанта в обычное дело, хотя дед его, а может быть, и отец никогда не выезжали из страны. Европа манит соблазнами высокоразвитой, рафинированной, утонченной культуры, пронизывающей жизнь экономической элиты. А выросший оборот позволяет тратить «на культуру» весьма значительные средства. Итак, у «золотого века» русского меценатства имелась мощная финансовая основа, какой не было в предыдущий период. А вместе с нею и «европейский соблазн», который ранее в меньшей степени задевал наше купечество за живое.

В-третьих, как раз во времена Александра II, к сожалению, Церковь серьезно потеряла в авторитете, закрылись тысячи приходов. Тогда же русская культура испытала невиданный натиск грубо-атеистических идеологий, агрессивного материализма в самом примитивном исполнении, а также новейших оккультных веяний. Результатом стало духовное оскудение общества. Именно вторая половина XIX века оказалась временем, когда христианский дух стал ослабевать в нашем купечестве, прежде столь твердо державшемся православных тра- диций62. Иначе говоря, многих торговцев и промышленников стали интересовать в большей степени вершины светской европеизированной культуры, нежели вера отцов и дедов.

В научно-популярной литературе, публицистике, а иногда и в академических трудах встречаются утверждения, согласно которым «золотой век» русского меценатства был детищем предпринимателей-старообрядцев. Время от времени люди, вроде бы всерьез занимающиеся темой благотворительности, начинают писать о каких-то особенных чертах старообрядческой религиозности, делавших меценатство неотъемлемой частью их мироощущения, даже элементом семейного уклада. После этого обычно приводится список богатейших представителей предпринимательского класса. добрая половина которых при более тщательном изучении оказываются прихожанами самых обычных православных храмов, в лучшем случае, - единоверцами. Кое-кто из них действительно вышел из семейства, которое поколение или два назад пребывало в одном из староверских «согласий», - глупо было бы с этим спорить! Но ведь затем оно перешло - иногда частично, а порой и полностью - под сень русской православной церкви. Сам предприниматель, разумеется, не имеет уже никакого отношения к жизни староверских общин. В то же самое время православные купцы-благотворители отодвигаются на второй план, служат в качестве живого «фона» для авторов статей и книг по меценатству, и это создает аберрацию восприятия63.

Сложился своего рода «старообрядческий миф» о «золотом веке» меценатства в России. Корнями он отчасти уходит к знаменитой книге «Москва купеческая», принадлежащей перу того же П.А. Бурышкина - известного общественного деятеля, видного масона, без особой любви относившегося к Православной церкви (в труде Павла Афанасьевича она фактически осталась за скобками, как нечто незначительное, не стоящее серьезного разговора). Отчасти же сыграло свою роль замалчивание советской исторической литературой той огромной церковной благотворительности, которая была естественной частью культуры в дореволюционной России.

Историческая действительность не дает оснований поддерживать этот миф на сколько- нибудь серьезных основаниях. Правда такова: благотворительность была массовым явле- нием, нормой жизни в равной степени как среди обычных православных предпринимателей, так и коммерсантов-староверов. Староверу до 1905 года, когда разрешили строительство новых старообрядческих церквей, было сложнее сделать крупное пожертвование на храмовые нужны. Но он мог исполнить христианский долг, потратившись в пользу общественного призрения.

А.И. Гучков писал о русском купечестве как о среде, закрытой от любопытных взоров извне.

Принадлежа ей по праву рождения, он, естественно, знал, о чем говорит. Вот его слова: «Даже если кто-то из этого сословия становился очень знаменитым человеком - допустим, П.М. Третьяков, - то о купеческой стороне его жизни, жизни его семьи известно несоизмеримо меньше. Разумеется, в определенной степени в таких аномалиях повинны и сами купцы, купеческое общество. Вплоть до реформ 60-70-х годов и позже ощущалось какое-то стремление к самоизоляции - не полной, но частичной. Существовали своего рода рамки „дозволенного"»64.

«Золотой век» прервал эту традицию. Крупнейшие благотворители, особенно те, кто жертвовал на искусство, науку, литературу, стали общественно значимыми фигурами. Они пребывали на виду у образованной публики того времени. О них писали в газетах и журналах, невероятно расплодившихся в середине века. Наконец, наш предпринимательский класс пристрастился к занятию, которое прежде было характерным лишь для дворянства, - созданию дневников и воспоминаний. Купеческие мемуары и дневниковые записи известны еще с XVIII столетия. Но по-настоящему широким явлением они стали только в XIX веке, как раз во второй его половине. Кроме того, титаны «золотого века» сами то и дело становятся персонажами разного рода «записок» их современников. Пользуясь этими материалами, современный историк может гораздо глубже изучить психологию русских коммерсантов, живших в ту пору. Становятся доступными тончайшие движения души, прихотливые изгибы ума, скрытые психологические мотивы поступков - в том числе и благотворительности. Для XVIII столетия или тем более XVII, все это либо невозможно, либо дается крайним напряжением.

Поэтому, в отличие от первой части книги, во второй помещены шесть биографий знаменитых предпринимателей, занимавшихся благотворительностью. Их судьбы, их образ мыслей и действий дают превосходную иллюстрацию для российского предпринимательского класса в целом. Раньше авторы этой книги могли погрузить читателя в купеческий быт с его устоявшимися обычаями и порядками, но не рисуя при этом психологических портретов личностей, даже самых видных. «Золотой век» дарит драгоценную возможность экзистенциального «портретирования».

Для множества наших современников, образованных русских, интересующихся собственными историческими корнями, Павел Михайлович Третьяков - образцовая фигура русского предпринимателя-мецената предреволюционной России. О нем постоянно пишут. Его имя ставят во главе списка благотворителей того времени. Не только высказывания Павла Михайловича, но и фактически судьбу его, что называется, растащили на цитаты. Действительно, это была достойная личность: состоятельный коммерсант, деловой человек - и в то же время великий благотворитель, чье имя так же невозможно изъять из истории русского искусства, как нельзя вычеркнуть ноту из классического музыкального произведения. П.М. Третьяков тем ближе нам, людям, живущим при «втором крещении Руси», что в лучших делах своей жизни он руководствовался соображениями веры. Павел Михайлович остался в памяти современников крепко верующим христианином, истинно православным человеком.

Кто скажет о нем худое слово?

В то же время титаническая фигура П.М. Третьякова до некоторой степени загораживает личности других благотворителей второй половины XIX - начала XX столетия. Его биография изучена вдоль и поперек. Его характер, образ мыслей и образ действий к настоящему времени прекрасно известны не только исследователям, но и просто любителям русской старины. А вот благотворители его времени, порою совершавшие не менее значительные деяния на благо России и Русской православной церкви, нередко остаются для человека наших дней людьми со «стертыми лицами». Хуже того, огромная плеяда выдающихся меценатов той эпохи рисуется их отдаленным потомкам как множество «еще-Третьяковых». Иными словами, им нередко пытаются автоматически приписать черты характера и мотивы деятельности П.М. Третьякова.

Между тем яркое время «золотого века» русского меценатства необыкновенно богато великими людьми: порой причудливыми, порой простыми и «прозрачными», иногда истово верующими, а иногда - пребывающими неблизко от храма. Купеческая среда вырастила множество блистательных благотворителей, по характеру своему ничуть не сходных с Третьяковым, да и между собой. Если поставить их жизни в один ряд, то получится живая радуга - настолько каждый из них своеобычен!

О них пойдет разговор в этой главе, но прежде все-таки стоит сказать несколько слов о Павле Михайловиче. Пусть его биография получила широкую известность, и нет смысла в тысячный раз подробно пересказывать основные ее этапы. Благодеяния этого человека заслужили хотя бы нескольких страниц, посвященных его памяти.

Родившийся в 1832 году и получивший домашнее образование65, Павел Михайлович Третьяков очень рано - как и все купеческие сыновья той поры - погрузился в практику предпринимательской жизни. С отрочества вместе с братом Сергеем он включается в отцовское торговое дело. К середине 1860-х годов братья Третьяковы приумножили отцовский капитал, «подняли» сословный статус (если их отец был купцом второй гильдии, то они - первой) и стали владельцами торгового дома «Павел и Сергей братья Третьяковы и В. Коншин». Затем в их собственности оказалось товарищество Ново-Костромской льняной мануфактуры.

Начало знаменитому своему собранию живописи Павел Михайлович положил в 1856 году, приобретя первую картину, «Искушение», у художника Н.Г. Шильдера, а затем и вторую, «Стычка с финляндскими контрабандистами», - у В.Г. Худякова. Еще через четыре года, двадцати восьми лет от роду, Павел Михайлович замыслил создать национальную художественную галерею.

Третьяков принадлежал к числу тех людей, которые очень рано понимают, чего они хотят добиться, - и всю жизнь, шаг за шагом, упорно стремятся к заветной цели. Упорство их - высшего порядка: ими движет ощущение правильности, когда они делают свое дело, а лишь только отступят от него в сторону - их души корежит от пустой потери драгоценного времени. Такие люди обычно тихи во внешних проявлениях, но обладают твердой волей. Они не желают доказывать кому-либо собственную правоту с помощью слов. Зачем? Рано или поздно дела их скажут сами за себя. Тем более что трудятся они не покладая рук. Павел Михайлович как в делах коммерции, так и в составлении галереи старался добиться наилучшего результата, работал, по свидетельству своей дочери, за десятерых66. Задумав устроить национальную галерею, он собирал не то, что нравилось лично ему, но то, что показало бы развитие русской живописи на протяжении всего времени ее существования. Он не просто собирал картины, он погружался в историю живописи, старался прочувствовать каждое полотно, понять специфику работы художников разных эпох. Старание дойти до сути явления - одна из наиболее характерных черт «московского молчальника», как его называли современники.

Есть и другая черта характера П.М. Третьякова, на которую хотелось бы обратить особое внимание, - остро развитое чутье настоящего. Проще всего показать ее на примере.

Читая воспоминания М.В. Нестерова67, вслед за автором затрудняешься понять логику отношения Третьякова к его творчеству. Самую, пожалуй, известную вещь Нестерова - «Видение отроку Варфоломею» - Третьяков купил у него, невзирая на то что обступившие мецената художники и критики, последовательные сторонники дела передвижников, настоятельно отсоветовали ему это делать. «Ну что вы, Павел Михалыч, да как на такое смотреть-то можно? Это же подрыв рационалистических устоев! Да запретить этого Нестерова надо, совсем распоясался!» Задолго до этого эпизода, случившегося на 18-й передвижной выставке, П.М. Третьяков приобрел другое полотно Нестерова, никак не связанное с личностью преподобного Сергия Радонежского, - «Пустынника». А вот другие вещи «Сергиевского цикла» долго рассматривал и даже хвалил, но. не покупал. Впоследствии Нестеров сам отдал эти картины в дар Третьяковке. Почему же Третьяков их не брал? Неужто денег жалел? Непонятно.

Впрочем, если посетить зал Нестерова в Третьяковской галерее, все становится на свои места. Вот висит «Отшельник», вот два монаха в молчании удят рыбу на фоне Секирной горы (что на Соловках), вот, наконец, «Видение отроку Варфоломею». Картина настоящая, она словно дышит, на нее завороженно смотришь и не можешь сформулировать словами всю глубину смыслов, в ней сокрытых. Слова лишь выхватывают то тут кусочек, то там - а всей полноты объять не могут. Да и не нужны тут слова, без них все понятно - картина сама вливается в душу.

Чего не скажешь о висящих напротив «Трудах преподобного Сергия». Первое слово, которое хочется к ним применить, - публицистичность. Это попытка человека образованного и тонко чувствующего подстроиться под понимание «простого человека». Под каждым из «Трудов» можно написать несколько слов, в которых исчерпается все содержание картины. Вот Сергий носит воду, вот рубит избу, а там просто стоит, задумавшись о чем- то; подвиг физический он неизменно сочетает с подвигом молитвенным и. все. Полотно Нестерова без труда может быть «рассказано», оно понятно неискушенному зрителю, и в то же время эта внешняя простота лишает его острой силы «Видения», проникающего в самую душу. При всем огромном уважении авторов этой книги к замечательному русскому художнику М.В. Нестерову.

Павел Михайлович Третьяков тонко чувствовал настоящее. А значит, лучшее.

Благодаря эстетическому чутью Павла Михайловича, благодаря его способности раньше других распознать талантливого художника принадлежащая ему картинная галерея стала одной из главных достопримечательностей Москвы.

Тем более что это был первый общедоступный городской музей русской живописи!

И наконец, еще одно качество, без которого трудно понять мотивы деятельности П.М. Третьякова, - его глубокая религиозность68. Как вспоминает его старшая дочь, В.П. Зилоти, члены семьи Третьяковых были прихожанами православной церкви Николы в Толмачах69. «Папа ходил изредка ко всенощной, а к ранней обедне - каждое воскресенье и во все большие праздники; становился совсем впереди, недалеко от амвона, носом в угол, около мра- морной квадратной колонны; скромно, тихо крестился, подходил тихонько ко кресту и шел домой»70. Благотворительностью Павел Михайлович занимался всю жизнь. Особенно же - после 1886 года, когда в возрасте восьми лет умер здоровый сын Павла Михайловича, любимец семьи Ванечка, а в живых остался умственно отсталый старший сын. Иван Павлович должен был стать опорой отца в делах. П.М. Третьяков глубоко переживал эту личную трагедию: «Как неисповедима воля Божия, взять у нас здорового сына и оставить нам боль- ного.»71. В этом горе Третьяков утешался верой, уповая на милость Божью.

Наиболее значительная часть благих дел Павла Михайловича приходится на последнее десятилетие его жизни - с 1889 по 1898 год.

Вот далеко не полный список благих дел Павла Михайловича за это десятилетие. Вместе с братом Сергеем Михайловичем он неоскудно давал деньги на стипендии учащимся в Мещанских училищах, а совместно с женой - в пользу призреваемых Работного дома. Еще с 1869 года Третьяков был попечителем Арнольдовского училища (впоследствии - Арнольдо- Третьяковского приюта) для глухонемых детей, на содержание которого регулярно, особенно с середины 1880-х годов, тратил немалые средства. По завещанию он перечислил на нужды училища более 340 тысяч рублей. Предприниматель завещал более 800 тысяч на устройство мужской и женской богадельни; на его средства был построен Дом бесплатных квартир вдов и сирот русских художников. А в августе 1892 года совершилось самое известное благое деяние Павла Михайловича: он преподнес Москве в дар свою художественную галерею72. 15 августа 1893 года состоялось официальное открытие музея под названием «Московская городская галерея Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых». В 1894-1898 годах П.М. Третьяков продолжал приобретать художественные произведения для галереи, теперь уже принадлежащей городу.

За заслуги в деле просвещения и благотворительности П.М. Третьякову было присвоено звание «почетный гражданин города Москвы». Скончался Павел Михайлович Третьяков 4 декабря 1898 года. Тело его было похоронено на Даниловском кладбище73.

Вряд ли найдется в наши дни русский человек, который не слышал бы имени Павла Михайловича Третьякова, основателя знаменитой на весь мир Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке. Имя это надолго пережило свою эпоху - в отличие от имен многих других купцов, не меньше трудов положивших на службе Богу и народу в качестве благотворителей. Вряд ли человек, мало сведущий в российской истории второй половины XIX - начала XX века, знает, кто такой, например, П.И. Щукин и тем более С.В. Перлов. Чуть больше повезло И.С. Остроухову: он известен как талантливый живописец, его полотна экспонируются в музеях.

Подошло время представить современников П.М. Третьякова - не столь известных, но не менее значительных благотворителей.

В.Н. АБЕЛЕНЦЕВ. Амурские казаки (1-й том). Приамурье. Из века в век. Материалы, документы, свидетельства, воспоминания. / Серия «Приамурье. Из века в век» - 288 с. Издатель: ОАО «Амурская ярмарка», Благовещенск-на-Амуре, 2008г., 2008

ТРАДИЦИИ РУССКОЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

"Благотворительность - вот слово с очень спорным значением и с очень простым смыслом. Его многие различно толкуют и все одинаково понимают", - писал В. О. Ключевский в своем очерке "Добрые люди Древней Руси". Сегодня, пожалуй, все уже не так однозначно. Все чаще можно услышать мнение, что благотворительность вообще не имеет права на существование: в нормальном обществе социальные проблемы должны решаться государством, а не подачками.

Один из промышленных магнатов США Генри Форд говорил: "профессиональная благотворительность не только бесчувственна; от нее больше вреда, чем помощи... Подавать легко; гораздо труднее сделать подачку излишней". С этим трудно не согласиться. Но, как и многие правильные взгляды, такая точка зрения основана на некоем идеальном представлении. А мы ведь живем здесь и сейчас. Мы каждый день проходим мимо нищих с протянутой рукой и калек с плакатами "Помогите на операцию". Мы видим бесконечные электронные адреса и счета благотворительных фондов, и фотографии больных детей, и телевизионные ролики о вновь открывающихся хосписах. Но тут же вспоминаем газетные публикации о разворовывании денег в самых разных фондах, о бездомных детях, которых угрозами заставляют просить милостыню...

Как известно, поведение человека в обществе четко регулируется традициями, поскольку невозможно каждый раз решать для себя, что хорошо и что дурно. Например, уступить в автобусе место старушке считается обязательным, а молодой женщине - вроде бы не принято. Что же говорить о более сложных и щекотливых ситуациях, таких, как подаяние. Так каковы же традиции русской благотворительности и сохранились ли они до наших дней? На Руси нищих любили. Русские князья, начиная с Владимира Святого, славились щедрой благотворительностью. В "Поучении" Владимира Мономаха читаем: "Будьте отцами сирот; не оставляйте сильным губить слабых; не оставляйте больных без помощи". По словам Ключевского, на Руси признавали только личную благотворительность - из рук в руки. Жертвователь, дающий деньги сам, совершал своего рода таинство, к тому же верили, что и нищие будут молиться именно за человека, от которого получили подаяние. Царь по праздникам сам обходил тюрьмы и собственноручно раздавал милостыню; получалось взаимное "благодетельствование": материальное - для просящего, духовное - для дающего.

Главный нравственный вопрос в благотворительности: ради кого она совершается? Кто не знает, что милостыня подчас бывает вредна: бездумная филантропия не только не противостоит тому или иному социальному злу, но часто порождает его. Например, в средневековой Европе были распространены даровые трапезы в монастырях. Туда стекались огромные толпы народу, и, вероятно, не один человек, имея столь надежный способ пропитания, бросил свое малоприбыльное ремесло. Когда во время Реформации закрыли монастыри, для многих иссяк единственный источник существования. Так возник класс профессиональных нищих.

В Средневековье промышляющие нищенством стали проблемой не только в Европе, но и у нас. У Даля читаем: "Нищенство общий недуг больших городов". История свидетельствует, что карательные меры в данном случае не имели успеха. В Англии, например, за бродяжничество наказывали плетьми и отрезали верхушку правого уха - казалось бы, строгое наказание, но и оно не дало практически никакого результата.

Петр I разработал целую систему таких мер для здоровых нищих. Бродяг отдавали в солдаты, посылали на рудники, на заводы, на строительные работы в Петербург. Кстати, наказывали и подающих милостыню, их признавали "помощниками и участниками" преступления и взимали за это пять рублей штрафа.

Система общественного призрения более плодотворна, хотя и она отнюдь не панацея.

Призрением бедных в Древней Руси в основном занималась Церковь, владевшая довольно значительными средствами. Часть своих богатств она тратила на благотворительность. Но существовало и государственное призрение, начало которому было положено еще при Рюриковичах. В "Стоглаве" 1551 года говорится, например, о необходимости создавать богадельни. Слова о помощи нуждающимся есть и в "Соборном уложении 1649 года" (в частности, об общественном сборе средств для выкупа пленных). Царь Алексей Михайлович учреждает специальный приказ, ведающий благотворительностью. При Петре I на средства казны по всем губерниям создают богадельни, строят "гошпитали" для подкидышей. В 1721 году помощь беднякам была вменена в обязанности полиции.

В царствование Екатерины II начали создавать воспитательные дома. Предполагалось, что брошенные дети станут основой нового класса людей - образованных, трудолюбивых, полезных государству. В 1785 году в каждой губернии были учреждены приказы общественного призрения, на которые возлагали не только благотворительную, но и карательную деятельность. Поэтому заботу о бедных поручили земским капитанам, городничим, частным приставам. В 90-е годы XVIII века в Петербурге учрежден Инвалидный дом для призрения раненых, больных и престарелых воинов.

Особую роль в развитии благотворительности в России сыграла императрица Мария Федоровна, вторая супруга императора Павла I. Она основала многочисленные воспитательные дома, коммерческое училище в Москве, учредила несколько женских институтов в столице и провинции, положила начало широкому бесплатному образованию женщин в России. К середине XIX века насчитывалось уже 46 женских институтов, существовавших на средства казны и благотворительные пожертвования.

Закладка в Саввинском переулке приюта для неизлечимо больных имени митрополита Сергия. 25 мая 1899 года

4 августа 1902 года. Закладка в Москве на Калужской улице богадельни имени И. и А. Медведниковых. Внизу - фасад богадельни по проекту архитектора С. И. Соловьева

В XIX веке появились разнообразные общества, обеспечивающие нищих работой (например, "Общество поощрения трудолюбия" в Москве), исправительные и работные дома. Однако до 1861 года благотворительные общества существовали только в восьми городах России. И лишь со второй половины XIX века начинает развиваться земская благотворительность. К концу века российские земства тратят на помощь бездомным, переселенцам, на создание профессиональных школ уже около 3 миллионов рублей в год.

Тем не менее государственные меры борьбы с нищетой не могли искоренить ее в принципе. Вероятно, потому, что денег в казне всегда не хватало (как теперь в бюджете). Кроме того, государство - довольно неповоротливый механизм, оно не может входить в частности, реагировать на вновь и вновь возникающие социальные проблемы. Именно по этой причине частная благотворительность была и во многом остается основным видом филантропической деятельности в развитых обществах.

Традиции частной филантропии в России складываются во второй половине XVIII века, когда Екатерина II разрешила подданным открывать благотворительные заведения. Однако поначалу частный капитал был не настолько развит, чтобы заметно повлиять на ситуацию. Но во второй половине XIX столетия все изменилось. Началось бурное развитие промышленности и накопление капиталов. К 1890 году две трети средств, истраченных на благотворительность в России, принадлежали частным лицам, и лишь четвертая часть выделялась казной, земствами, городскими властями и Церковью.

Музей предпринимателей, благотворителей и меценатов существует в Москве уже 10 лет. За это время в нем собрана обширная экспозиция: документы, фотографии, личные вещи русских промышленников, купцов, банкиров. Огромное большинство экспонатов подарено в коллекцию потомками тех людей, которым и посвящен музей: Алексеевых-Станиславских, Бахрушиных, Армандов, Мамонтовых, Морозовых... Здесь проводятся лекции по истории предпринимательства и благотворительности, организуются встречи с деловыми людьми. Работники музея стремятся сохранить ту особую культуру, которая возникла в XIX веке в новом классе русских людей - промышленников и предпринимателей и которая ассоциируется у нас с понятием меценатства.

Рассказывает Лев Николаевич Краснопевцев , хранитель музея:

XIX век в России - совершенно особое историческое явление. Я бы назвал этот период русским Возрождением. Если культура Запада имела древнюю традицию, а западная цивилизация развивалась последовательно (экономика ее к XIX веку имела вполне крепкую основу), то в России экономический подъем начался почти спонтанно - не было ни промышленной базы, ни идеологии, на которые могли бы опереться появившиеся тогда "новые люди". Возникла некоторая синкретичность, то есть взаимопроникновение культуры, социальной жизни и бизнеса. Русским коммерсантам помимо своего основного дела приходилось вкладывать деньги в образование, медицину, заниматься строительством домов, железных дорог... Далеко не всегда это сулило барыши - просто надо было создавать минимальные условия для своего бизнеса. Правомерно ли называть такого рода деятельность благотворительностью?

Для предпринимателя главное - дело. Филантропия же - понятие довольно paзмытое. Однако именно практический подход часто определял отношение промышленника к человеку. Ведь чтобы предприятие работало и приносило доход, надо, чтобы рабочий был здоров, сыт и трезв (это весьма актуально и в нынешних условиях). А значит, нужны жилье, больницы и врачи, библиотеки и театры - тогда кабак не будет единственным местом отдохновения от трудов.

Всем известно, что зарплаты на заводах были небольшие. В советском школьном курсе истории этому обстоятельству уделялось особое внимание. Но ведь никто в том же курсе не говорил, например, о том, что рабочим предоставлялось, как правило, бесплатное жилье. Причем жилье добротное - не деревянные бараки (которыми, кстати, в 30-е годы ХХ века, в период индустриализации, обросла Москва, да и другие промышленные города), а кирпичные здания с центральным отоплением, с канализацией, с водопроводом. При фабрике обязательно были театр, школа, богадельня.

Дом бесплатных квартир имени братьев Бахрушиных на Софийской набережной, освященный 7 сентября 1903 года

Многие рабочие из деревенских не хотели жить в квартирах. Тогда им выделяли землю. Например, Павел Рябушинский давал шесть соток (не отсюда ли пошли наши дачные наделы?), предоставлял беспроцентные ссуды для постройки дома. Рябушинские, которые среди предпринимателей того времени считались наиболее прижимистыми, выделяли своим рабочим покосы, выпасы для скота, водопои. Конечно, и в этом свой расчет. Ведь вся семья не может быть занята на фабрике - есть дети, старики. Вот они-то и работали на земле. Естественно, хозяин предприятия дохода от такой деятельности не имел, но уровень жизни его рабочих повышался. У рабочего была своего рода вторая - натуральная - зарплата.

П. М. Рябушинский

Очень серьезная часть прибыли шла на социальное строительство. Из двух маленьких деревенек Орехово и Зуево Морозовы и Зимины выстроили самый крупный город Московской губернии после Москвы. Из ткацкого села Иваново возник город. Теперешняя Пресня - бывшее промышленное поселение Прохоровской мануфактуры. К концу XIX века при фабриках возникли сотни городов. Современная европейская Россия большей частью была выстроена именно так.

М. А. Морозов С. Т. Морозов

Городская детская больница имени В. А. Морозова, освященная 19 января 1903 года

Век XIX - воистину "золотой век" русской благотворительности. Именно в это время появился тот класс людей, который, с одной стороны, обладал необходимым для филантропической деятельности капиталом и, с другой, был восприимчив к самой идее милосердия. Речь конечно же идет о купечестве, усилиями которого была создана самая обширная и надежная система благотворительности, когда-либо существовавшая в России.

И. Д. Баев К. Д. Баев

Истории многих миллионных состояний начинались с выкупа из крепости. (См. "Наука и жизнь" № 8, 2001 г. _ "Магазин Елисеева".) Как бы ни был богат сын или внук бывшего крепостного - путь в высший свет ему практически заказан (исключения, впрочем, бывали, но только исключения). Поэтому именно филантропия стала одной из тех сфер, в которой русские купцы могли реализовать свое стремление к общественной деятельности. Благотворительность в XIX веке не давала никаких финансовых льгот, на размере налогов, добрые дела в то время не отражались. Однако государство не оставляло такие дела вовсе без внимания. Например, получить какой-либо чин или быть представленным к ордену купец мог, только отличившись на ниве служения обществу, то есть потратив деньги на его благо. Надо ли говорить, как это было важно для людей, не избалованных общественным признанием.

Здание приюта Пятницкого попечительства о бедных, открытое в Монетчиковом переулке в 1907 году

Ермаковский ночлежный дом на Каланчевской улице. 1908 год

Известны и вовсе поразительные случаи: например, особым царским указом вышедший из крепостных купец Петр Ионович Губонин, основавший Комиссарское техническое училище и внесший значительную сумму на строительство храма Христа Спасителя, получил потомственное дворянство - "во внимание к стремлению своими трудами и достоянием содействовать общественной пользе". Получил потомственное дворянство Григорий Григорьевич Елисеев. Павлу Михайловичу Третьякову также предлагали дворянство, однако он отказался, сказав, что "купцом родился, купцом и умрет".

Создатель знаменитой Третьяковской галереи П. М. Третьяков передал ее в дар Москве. (Портрет работы И. Н. Крамского)

Соображения престижа и возможной выгоды всегда не были чужды меценатам и благотворителям. Но все же, вероятно, не только эти соображения оставались первостепенными. В русском купечестве бытовала присказка: "Бог богатством благословил и отчета по нему потребует". В своем большинстве новые русские промышленники были людьми очень набожными, к тому же многие из них вышли из старообрядческих семей, в которых религиозность соблюдалась особенно строго. Забота о своей душе - главнейшее для таких людей, а в России, как мы помним, именно благотворительность считалась вернейшим путем к Богу. Многие купцы выговаривали себе право быть похороненными в построенных ими церквах. Так, братья Бахрушины похоронены в подвале церкви при больнице, которую основали. (Кстати, при советской власти, когда эту церковь уже ликвидировали и на ее месте возникли новые больничные помещения, стали думать, а что делать с захоронением. В конце концов, подвал попросту замуровали).

В. А. Бахрушин

Городской сиротский приют имени братьев Бахрушиных

Малосимпатичный образ русского купца - символ косности и мещанства, созданный стараниями многих писателей и художников (по иронии судьбы тех самых, которых часто поддерживали купцы-меценаты), - прочно вошел в наши представления о России XIX века. Создатель Музея изящных искусств профессор И. В. Цветаев в сердцах пишет о купцах-современниках: "Ходят они в смокингах и фраках, но внутри носороги-носороговичи". Но ведь тот же русский купец Ю. С. Нечаев-Мальцов стал фактически единственным жертвователем (2,5 миллиона золотых рублей) на строительство музея и закупку коллекций.

А. И. Абрикосов Н. А. Найденов

И нельзя не признать, что в это время среди купечества появились люди на редкость образованные. Савва Морозов окончил физико-математический факультет Московского университета, готовился к защите диссертации в Кембридже. Дмитрий Павлович Рябушинский, окончив тот же факультет, стал профессором Сорбонны, основал в своем поместье Кучино первую в России аэродинамическую лабораторию (ныне ЦАГИ). Алексей Александрович Бахрушин финансировал медицинские исследования (среди них - испытание противодифтерийной вакцины). Федор Павлович Рябушинский организовал и субсидировал научную экспедицию по изучению Камчатки. Сергей Иванович Щукин основал институт психологии при МГУ. Таких примеров очень и очень много.

Вообще, вклад русских купцов в отечественную науку и образование весьма серьезен. Собственно, в этой сфере у них был свой интерес: ведь без квалифицированных рабочих, инженеров, строителей невозможно развивать производство. Поэтому именно на купеческие деньги строятся ремесленные и коммерческие училища, институты, организуются курсы для рабочих (например, знаменитые Пречистенские курсы в Москве). Но купцы также финансировали учебные заведения, напрямую не связанные с их промышленной деятельностью: гимназии, университеты, художественные училища, консерватории. В 1908 году в Москве был учрежден Народный университет на средства, завещанные для этой цели золотопромышленником А. Л. Шанявским. Огромный медицинский комплекс на Пироговской, принадлежащий ныне Первому медицинскому институту, создан в основном на частные пожертвования.

Генерал А. Л. Шанявский, основавший в Москве Народный университет

Другой сферой вложения средств и энергии для предпринимателей XIX века стало искусство. Казалось бы, бизнес и культура - два полюса, между которыми нет ничего общего. Однако именно феномен меценатства определял тогда культурный процесс. Трудно представить себе, как развивалась бы русская живопись, опера, театр, не будь Морозова, Мамонтова, Станиславского, Третьякова и еще многих купцов-любителей, страстно увлеченных искусством.

Рассказывает хранитель Музея предпринимателей, благотворителей и меценатов Л. Н. Краснопевцев:

Искусство, которое по своей природе противоположно бизнесу, оказалось тоже зависимым от него. Ведь до XIX века искусство в основе своей было императорским: императорский Эрмитаж, императорский театр и балет - все финансировалось министерством двора. Деятельность наших крупнейших меценатов того времени (да и просто многих коммерсантов) стала основой, на которой начали развиваться национальные живопись, опера, театр. Эти люди не просто вкладывали деньги в культуру, они ее творили. Искушенность наших меценатов в искусстве часто была поистине поразительной.

В отличие от России, инвестиции в культуру на Западе являли собой обыкновенный бизнес. Владельцам галерей и театров приходилось ориентироваться не столько на собственный вкус, сколько на конъюнктуру. Русским же коммерсантам организация театров, собирание живописи поначалу приносили только убытки. Думаю, именно в силу такого любительского подхода к собирательству меценаты того времени во многом и распознавали перспективные течения в искусстве. Ведь им было важно поддерживать новые направления (то, что и без них пользовалось спросом, их не интересовало). Третьяков долгое время собирал передвижников, а потом познакомился с представителями следующей генерации художников - Серовым, Коровиным, Левитаном, Врубелем - и переключился на них. Забавно, но передвижники стали высказывать ему свое недовольство: им хотелось быть монополистами в России.

Надо сказать, что современники не жаловали меценатов: культура традиционно считалась заповедной зоной интеллигенции и аристократии. Общественное мнение консервативно. Появление купцов - коллекционеров, владельцев галерей, музеев и театралов вызывало насмешки, а подчас и агрессию. Савва Мамонтов сетовал, что за те пятнадцать лет, что существовала его частная опера, он безумно устал от нападок в свой адрес. Сергея Ивановича Щукина многие считали сумасшедшим, и его увлечение импрессионистами сыграло здесь не последнюю роль. Впрочем, если меценатам порой и приходилось выслушивать нелестные отзывы в свой адрес, это с лихвой окупалось сердечной дружбой, которая часто связывала их с художниками и артистами. Невозможно равнодушно читать переписку Саввы Мамонтова, разорившегося и посаженного под арест по подозрению в растрате, с Василием Поленовым. Удивительно, как живо предстают в этих письмах люди, известные нам по рассказам экскурсоводов в Третьяковке, сколько искренности и простоты в их отношении друг к другу.

Постепенно частная благотворительность становится все более популярна. Создается множество разнообразных негосударственных благотворительных учреждений, в основном небольших, с очень узкой спецификой, например, "Общество для устройства убежищ для старых и неизлечимых женщин-медиков на Знаменке" или "Московское общество улучшения участи женщин для защиты и помощи впавшим в разврат".

При каждой больнице, при каждой гимназии возникало попечительское общество, которое собирало средства на различные нужды. За счет таких средств, например, дети, отлично успевающие, но из бедных семей могли учиться в гимназии бесплатно. В попечительские общества входили как очень обеспеченные люди (Солдатенков, например, завещал на больницу два миллиона рублей), так и люди небогатые - они платили ежегодные взносы от рубля и выше. Никакого платного штата в обществах не было, только казначей получал скромную зарплату (20-30 рублей), все остальные работали на общественных началах. Интеллигенция, у которой, как правило, не было свободных денег, участвовала в благотворительности на свой лад. Некоторые врачи давали раз в неделю бесплатные консультации или работали определенные дни на общественных началах в лечебницах. В образовательных обществах многие ученые читали бесплатные лекции.

К. Т. Солдатенков

Были и так называемые территориальные благотворительные общества. Москва, например, делилась на 28 участков. Во главе каждого из них стоял совет, ответственный за сбор денег. Члены совета обследовали свой район, выискивали нуждающиеся семьи, помогали им. В этой работе принимали активное участие студенты.

Век ХХ, принесший России множество перемен, стал роковым и для филантропической идеи. Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГ" писал: "И куда же делась эта русская доброта? Ее заменила сознательность". После революции бывшие нищие и бывшие меценаты оказались в одной лодке, и частная благотворительность исчезла как понятие. Филантропические организации были упразднены - светскую благотворительность ликвидировали в 1923 году.

Церковь какое-то время пыталась продолжать дело благотворительности. Например, во время голода в Поволжье в начале 20-х годов патриарх Тихон учредил Всерусскую церковную комиссию для оказания помощи голодающим. Однако положение Церкви в Советской России было настолько шатким, что сколько-нибудь серьезно повлиять на ситуацию она не могла. В 1928 году церковная благотворительность была официально запрещена.

Государственные меры борьбы с нищетой постепенно переросли в борьбу с нищими. Бродяжничество объявили преступлением, и очень скоро его не стало: бездомных отправляли подальше от больших городов, а то - и в лагеря.

После Чернобыльской катастрофы, когда гуманитарная помощь оказалась просто необходимой, государственная политика в отношении благотворительности существенно изменилась. Однако до сих пор этикет филантропии у нас не сложился: свои старые традиции мы утратили, а перенять западную модель нам мешают как культурные различия, так (не в последнюю очередь) и отставание в экономике.

Современная российская филантропия уже существует в каких-то отдельных проявлениях, но как понятие еще не сложилась. "Меценатами" называют людей, предоставляющих спонсорские услуги в обмен на рекламу своих компаний. Благотворительные фонды не пользуются доверием. Это же относится во многом к иностранным и международным благотворительным организациям: понятие "гуманитарная помощь" приобрело в разговорном языке отрицательный оттенок. В обществе не сформировано единого определенного взгляда как на благотворительность вообще, так и на тех людей, которые сегодня в ней нуждаются. Как, например, относиться к бездомным, которых у нас теперь принято называть "бомжами" и которые все реже вызывают, казалось бы такую естественную, жалость? Тем более сложное отношение к беженцам, неприязнь к которым часто подогревается национальными конфликтами.

"Врачи без границ" - международная неправительственная гуманитарная организация, оказывающая бесплатную медицинскую помощь людям в кризисных ситуациях. Она основана 30 лет назад и уже работает в 72 странах мира. В России организация "Врачи без границ" проводит несколько программ, самая масштабная из них - медицинская и социальная помощь бездомным в Санкт-Петербурге и Москве.

Рассказывает Алексей Никифоров, руководитель московской части проекта:

Проблема бездомности, к сожалению, стала неотъемлемой частью нашей жизни. По данным МВД, бездомных в России от 100 до 350 тысяч, а по мнению независимых экспертов - от одного до трех миллионов. Особенно плачевна ситуация в больших городах, таких, как Москва и Петербург. Именно сюда стекаются люди и здесь оседают отчаявшиеся найти работу или получить правовую защиту.

Представление о том, что бездомный - так называемый бомж - опустившееся, неприличного вида существо с устрашающим набором болезней, не желающее вернуться к обычной жизни, очень распространено у нас. Обыватель судит о бездомных по самой заметной, самой отталкивающей части этого сообщества, а она не превышает 10% от целого. Между тем проведенный нашей организацией опрос бездомных показал, что 79% из них хотят изменить свою жизнь, причем большинство имеет те же приоритеты, что и среднестатистический житель России, - это семья, работа, дом, дети. Вообще статистика среди бездомных не так уж разительно отличается от той, что характеризует общество в целом. Четверо из пяти бездомных находятся в трудоспособном возрасте (от 25 до 55 лет); более половины имеет среднее образование, до 22% - среднее специальное и около 9% - высшее.

Да и с болезнями все обстоит не так страшно, как могло бы, учитывая условия, в которых живут эти люди. Например, в 1997 году у нас в медпункте побывало 30 тысяч бездомных. Венерические болезни были выявлены у 2,1% обследованных, туберкулез - у 4%, чесотка - у 2%. Между тем во многих лечебных учреждениях отказываются принимать бездомных, хотя по закону должны. А дело в том, что медицинские работники, как и остальные жители России, относятся к бомжам, мягко говоря, с предубеждением. Вот и получается, что наша работа зачастую сводится к правоохранительной деятельности: помочь человеку получить паспорт, устроить его на работу, привезти в больницу - и при этом проследить, чтобы его не выставили оттуда через черный ход... Одно время мы пытались действовать по схеме, которая принята в западных странах, - бесплатные обеды, раздача одежды и так далее. Но в России это почти не дает результатов. Нельзя бесконечно отделываться подачками от людей, которые могут сами заработать себе на хлеб.

Все чаще слышишь о том, что благотворительность в современном мире и может и должна быть бизнесом. Дело даже не только в том, что выгода - предпочтительный мотив для деловых людей. В наше время любая организация, чем бы она ни занималась, стремится сама зарабатывать деньги на свою деятельность. Не случайно современные благотворительные общества уделяют большое внимание PR-акциям - хотя у многих это вызывает раздражение: где же та скромность, с которой должны вершиться добрые дела?

Возможно, стоит вспомнить опыт теперь уже позапрошлого века и попытаться восстановить прерванную традицию российской частной благотворительности. Ведь именно предпринимательство, которое сегодня постепенно становится на ноги в нашей стране, в свое время стало основой для расцвета филантропии и меценатства. Главный же урок состоит в том, что невозможно помочь кому-нибудь или решить какую-либо социальную проблему, просто отдав деньги. Истинная благотворительность становится делом жизни.

Е. ЗВЯГИНА, корреспондент журнала "Наука и жизнь"

благотворительность меценатов бизнес

Причины появления меценатов.

О меценатах (спонсорах, благотворителях, филантропах) в российской прессе принято говорить "или хорошо, или ничего". А поскольку "хорошо" сродни рекламе, то предпочтение отдается практике "стыдливого умолчания". Получается, что меценатов у нас нет, а между тем, огромное число событий художественной жизни происходит на внебюджетные деньги…

Возможно, пора уже признаться в том, что культура сегодня живет не только заботами государства, что явление "меценатства" в России стало реальностью нашего времени и не замечать его было бы опрометчиво.

Что оно собой представляет? - это сложный вопрос. Однозначного ответа на него я не знаю. Известно, что всякое явление познается в сравнении. В нашем случае важную роль в возрождении благотворительности и меценатства на рубеже XX-XXI веков сыграли традиции, заложенные на рубеже XIX-XX веков меценатами "Золотого века" российской благотворительности - Третьяковыми, Морозовыми, Щукиными, Солдатенковыми, Мамонтовыми, Бахрушиными и другими российскими купцами, фабрикантами, банкирами, предпринимателями… В этом контексте и следует начать рассмотрение новейшей истории меценатства в России.

Начну с цитаты: "Всю общественную ниву заполонило хищничество, всю ее, вдоль и поперек, избороздило оно своим проклятым плугом. Нет уголка в целом мире, где не раздавались бы жалобы на упадок жизненного уровня, где не слышалось бы вопля: нет убежища от хищничества! Некуда скрыться от него! Головы, несомненно, медные - и те тронулись им, и те поняли, что слабость презренна, и что только сила, грубая, неразумная сила имеет право на существование".

Знакомая картинка?! Нет, это не о нас. Это М.Е. Салтыков-Щедрин написал в конце XIX века о своем времени, о нарождающемся классе российских предпринимателей и о нравах царивших в их среде.

Итак,19-ый век и начало 20-го, отмечены благотворительными делами крупных представителей просвещенной дворянской филантропии. Яркими образцами благотворительных учреждений этого времени являются Голицинская больница, первая градская больница, Шереметевский дом, Мариинская больница и др. Еще раз подчеркну одну из характерных особенностей российского предпринимательства, его определенную историческую традицию: едва зародившись, оно естественно и надолго связало себя с благотворительностью. Союз предпринимательства и благотворительности убедительно прослеживается на примере многих известных купеческих династий.

Такой союз едва ли был случайным. Предприниматели, безусловно, были заинтересованы в квалифицированных работниках, способных овладеть новым оборудованием, новейшими технологиями в условиях все возрастающей конкуренции. Не случайно поэтому огромные средства отчислялись дарителями прежде всего на образование. И особенно на профессиональное. Были и другие причины, объясняющие появление потомственных благотворителей. Можно с уверенностью сказать, что одни из самых значимых в ряду уже упомянутых- причины религиозного характера, диктовавшиеся давними традициями милосердия и благотворительности на Руси, осознанием потребности помогать другим.

Настоящему меценату (с точки зрения отечественных традиций), истинному благотворителю не нужна в качестве компенсации реклама, позволяющая сегодня с лихвою возместить затраты. Показательно в этой связи, что Савва Тимофеевич Морозов обещал всестороннюю помощь основателям Художественного театра при условии: его имя не должно упоминаться в газетах. Хорошо известны случаи когда меценаты по призванию, отказывались от дворянства. Один из представителей этой замечательной династии «профессиональных благотворителей» Алексей Петрович Бахрушин (1853-1904)- библиофил и собиратель произведений искусства, завещал в 1901г. свои коллекции Историческому музею, по «формулярному списку», составленному в том же году купеческой управой, в службе не состоял, отличий не имеет. Предположительно, что сумма П.Г. Шелапутина (на его средства были созданы гинекологический институт, мужская гимназия, 3 ремесленных училища, женская учительская семинария, дом для престарелых) превысила 5 млн. рублей, но учесть всех пожертвований было невозможно, так как он скрывал эту сферу жизни даже от близких. Ретроспектива благотворительности, милосердия, меценатства велика по времени, богата ярчайшими примерами, позволяет выявить очевидную преемственность добрых деяний, истоки и тенденции отечественного меценатства.

Вообще, меценатство характерно для эпох господства дворянства и буржуазии материальная поддержка деятелей литературы и искусства (подарки, пенсии, премии, синекуры и т. п.), осуществляемая в порядке личной инициативы отдельными представителями господствующего класса и имеющая своей конечной целью максимальное подчинение деятельности поэта или художника своим интересам, а через это интересам своего класса. В наиболее примитивной форме меценатство возникает на почве материальной необеспеченности писателей в те эпохи, когда отсутствует широкий книжный рынок. «Господствующая на ранних ступенях общественного развития хозяйственная система предопределяет неизбежно и производственный труд художника (равно как и его социальное положение). Подобно тому как материальные ценности производятся или для собственного потребления, внутри домашнего (ойкосного) хозяйства, или же на заказ, или же наконец на рынок, так точно в области создания художественных произведений друг друга сменяют те же самые формы производства» (Фриче, Социология искусства).

В понятии меценатства и объединяются таким образом прежде всего,те формы материальной зависимости художника от господствующих классов, при которых он является частицей домашнего или дворцового хозяйства своего покровителя -- представителя рабовладельческой (позднее феодальной) аристократии.

С некоторыми изменениями эти формы меценатство повторяются на протяжении античной и феодальной общественных формаций. Таково было положение художника в древнем Египте, в Индии, в древней Греции (М. тиранов Поликрата, Гиерона и др.), в Риме, где в деятельности Мецената явление это получает особенно четкое выражение, и наконец в каролингской монархии (Академия Карла). Правда, эпоха развитого феодализма выдвигает в формах мейстерзанга цеховую организацию поэтов-ремесленников. Но в эпоху распада феодализма и разложения цехового ремесленничества ремесленник-поэт опять уступает место придворному поэту-слуге (ср. М. итальянских владетельных фамилий -- Медичи во Флоренции, Борджиа в Риме, Висконти в Милане, д"Эсте в Ферраре, Корнаро в Венеции и др.). На последнем этапе распада феодализма поэт при дворе абсолютного монарха или вельможи снова «попадает почти в то же положение, в каком он находился в феодально-ойкосном хозяйстве, с той разницей, что он уже не был крепостным, не считался и valet de chambre, а приглашался временно ко двору за определенную денежную, а не „натуральную плату» (Фриче). На этой ступени М. чаще всего принимает форму «монарших милостей», наград, синекур, почетных званий и т. п. Наряду с «лауреатами» и «придворными пиитами» покровительствуемые писатели начинают занимать разного рода придворные звания и должности (секретари, чтецы, директоры придворных театров, воспитатели и т. д.). Сюда же следует отнести «цензорские» должности. Абсолютная монархия практикует также выдачу пенсий. С выделением королевского хозяйства из государственного и с образованием государственного бюджета наряду с пенсиями из «шкатулок» появились «государственные» пенсии выдающимся писателям, их семьям и потомкам. Переход писательских пенсий на счет государственного бюджета породил в некоторых странах широкое М. министров финансов (Кольбер, Фуке и др.). В момент своих революционных выступлений молодая буржуазия резко протестует против М. как «постыдной зависимости» поэта, требуя от него «свободы творчества» (ср. высказывания на эту тему штюрмеров и «Молодой Германии», представителей буржуазной линии сентиментализма и романтизма во Франции и Англии). Фигуры придворного поэта и его светлейшего мецената даны в комической трактовке в ряде произведений буржуазной литературы (Гофман и др.). В эпоху промышленного капитализма М. сохраняется в качестве одного из пережитков феодализма при княжеских и королевских дворах (см. Лауреаты). Однако и буржуазия, укрепив свое положение класса-гегемона, прибегает к М. как удобному средству в классовой борьбе, выдвигая новые типичные формы М. -- премирование (премии академий, премия Нобеля и т. п.), поддержку нерентабельных изданий (организация Карнеджи, издания средневековых текстов и т. п.). Показательно, что рост М. усиливается при империализме (М. американских миллиардеров). На современном этапе кризиса капитализма, в момент величайшего обострения классовой борьбы, лучшие силы демократической интеллигенции обращаются к классу, борющемуся за социализм и уже строящему его в одной шестой части мира (Ромэн Роллан и др.); теперь М. капиталистов, развращая неустойчивых и менее ценных представителей литературного мира и превращая их в послушное орудие своей политики, так же не способно охранить писателя от кризиса книжного рынка, как другие организационные мероприятия буржуазии не в силах предотвратить этот кризис в целом. Явление М. чрезвычайно характерно для русской литературы XVIII в. Поэты этой эпохи в массе славословят монархов и вельмож, получая от них вознаграждение табакерками, перстнями и синекурами. Характерными памятниками этой «поэзии на случай» являются оды Тредьяковского (бывшего придворным стихотворцем Анны), Ломоносова, Державина, Петрова и множества более мелких поэтов той поры. Денежная зависимость от меценатов характеризует позднее покровительствуемого двором официального российского историографа Карамзина, Жуковского, занимавшего при дворе ряд синекур, и Крылова; директор Публичной биб-ки Оленин, испрашивая одну из очередных подачек у Александра I для Крылова, выставлял в качестве особой его заслуги проповедуемое в баснях «отвращение от вольнодумства». Поэтов-декабристов начинает тяготить М.; Рылеев резко отвергал покровительство монархов поэтам: «Сила душевная слабеет при дворах, и гений чахнет; все дело добрых правительств состоит в том, чтобы не стеснять гения. Пусть он производит свободно все, что внушает ему вдохновение. Тогда не надобно ни пенсий, ни орденов и ключей камергерских...» Такое отношение к М., характерное для идеологов новых буржуазных отношений, тесно связано с издательской практикой Бестужева и Рылеева: именно им принадлежит заслуга введения гонораров, сыгравших огромную роль в профессионализации литературного труда. Однако меценатство еще долгое время остается присущим русской литературе: во время Крымской кампании Никитенко сетует, что бесчисленные стихи вдохновляются не столько действительным патриотизмом, сколько вожделениями к перстням, табакеркам и т. д. Революционно-демократические писатели 60--70-х гг. относятся к М. с презрением. М. вновь получает широкое распространение в эпоху символизма. Купцы и фабриканты -- Мамонтовы, Рябушинские, Морозовы -- субсидируют деятелей искусства: открывают картинные галереи, организуют театры, субсидируют литературные изд-ва («Мусагет», «Скорпион», «Гриф»), символистские журналы, большей частью роскошные, но не окупающие материальных затрат («Мир искусства», «Золотое руно» «Аполлон» и ряд других изданий). Во всей своей неприглядности и откровенной классовой значимости буржуазное М. раскрывается в субсидиях банков органам печати -- от националистически-октябристского «Нового времени» до меньшевистски-бундовского «Дня» . Недаром Ленин придавал столь серьезное значение разоблачению связи буржуазных газет с банками.

Октябрьская революция экспроприировала нетрудовые классы, выделявшие меценатов. Глубокие изменения воззрений на писательский труд, установленные нормы гонорара, организованная помощь литературным организациям со стороны государства, писательская взаимопомощь препятствуют проявлению у нас явления меценатства.

Но всего важнее здесь идейное, морально-политическое влияние социалистической революции на деятелей литературы и искусства, обусловливающее их идейный переход на позиции пролетариата. Именно это влияние социалистической революции и делает невозможным существование меценатства в условиях советской действительности.

Рассмотрим подробно наиболее известных меценатов России 19-го 20-ых вв.

Купец Гаврила Гаврилович Солодовников (1826-1901). Состояние около 22 миллионов. Самое крупное за всю историю благотворительности в России пожертвование: более 20 миллионов

Сын торговца бумажным товаром, за отсутствием времени он плохо выучился писать и складно излагать мысли. В 20 стал купцом первой гильдии, в 40 -- миллионером. Славился бережливостью и расчетливостью (доедал вчерашнюю гречку и ездил в экипаже, на котором в резину были обуты лишь задние колеса). Не всегда честно вел дела, но загладил это своим завещанием, отписав почти все миллионы на благотворительность.

Первым сделал взнос на строительство Московской консерватории: на его 200 тысяч рублей соорудили роскошную мраморную лестницу. Построил на Большой Дмитровке «концертный зал с театральной сценой для произведения феерий и балета» (нынешний Театр оперетты), в котором обосновалась Частная опера Саввы Мамонтова. Задумав получить дворянство, вызвался построить для города полезное заведение. Так появилась Клиника кожных и венерических болезней, оборудованная по самому последнему слову тогдашней науки и техники (ныне Московская медицинская академия имени И. М. Сеченова), но без упоминания в названии имени жертвователя.

Оставил наследникам меньше полумиллиона, а 20 147 700 рублей (около 9 миллиардов долларов по сегодняшнему счету) поделил. Треть пошла на «устройство земских женских училищ в Тверской, Архангельской, Вологодской, Вятской губерниях», треть на устройство профессиональных школ в Серпуховском уезде и содержание приюта для безродных детей. Треть «на строительство домов дешевых квартир для бедных людей, одиноких и семейных».

В 1909 году на 2-й Мещанской открылся первый дом «Свободный гражданин» (1152 квартиры) для одиноких и дом для семейных «Красный ромб» (183 квартиры), классические коммуны: магазин, столовая (в ее помещении «Сноб» устраивал прием после выставки в «Гараже»), баня, прачечная, библиотека. В доме для семейных на первом этаже были расположены ясли и детский сад, а все комнаты были уже меблированы. Разумеется, в «дома для бедных» первыми заселились чиновники.

Дворянин Юрий Степанович Нечаев-Мальцов (1834-1913). Пожертвовал более 3 миллионов.

В 46 лет совершенно неожиданно стал владельцем империи стекольных заводов -- получил по завещанию. Дядя-дипломат Иван Мальцов оказался единственным, кто уцелел во время резни, учиненной в русском посольстве в Тегеране, во время которой погиб дипломат-поэт Александр Грибоедов. Возненавидев дипломатию, Мальцов продолжил семейный бизнес, занявшись устройством в местечке Гусь стекольных заводов: привез из Европы секрет цветного стекла и начал выпускать прибыльное оконное стекло. Всю эту хрустально-стекольную империю, вместе с двумя особняками в столице, расписанными Васнецовым и Айвазовским, и получил немолодой чиновник-холостяк Нечаев, а вместе с ними -- и двойную фамилию.

Прожитые в бедности годы наложили отпечаток: Нечаев-Мальцов был необычайно скуп, но при этом страшный гурман и гастроном. Профессор Иван Цветаев (отец Марины Цветаевой) завязал с ним дружбу (поедая на приемах деликатесы, сокрушенно подсчитывал, сколько стройматериалов мог бы купить на потраченные на обед деньги), а потом убедил-таки дать 3 миллиона, недостающих для достройки московского Музея изящных искусств (миллион царских рублей -- немногим менее полутора миллиардов современных долларов).

Жертвователь не только не искал славы, но все 10 лет, что потребовались для завершения музея, действовал анонимно. Шел на колоссальные траты: 300 рабочих, нанятых Нечаевым-Мальцовым, добывали на Урале белый мрамор особой морозоустойчивости, а когда выяснилось, что 10-метровые колонны для портика сделать в России невозможно, зафрахтовал в Норвегии пароход. Из Италии выписал искусных каменотесов и т. п. Не считая музея (за который спонсор получил звание обер-гофмейстера и орден Александра Невского с бриллиантами), на деньги «стекольного короля» были основаны Техническое училище во Владимире, богадельня на Шаболовке и церковь в память убиенных на Куликовом поле.

Купец Кузьма Терентьевич Солдатенков (1818-1901). Пожертвовал более 5 миллионов

Торговец бумажной пряжей, пайщик текстильных Цинделевской, Даниловской, а также Кренгольмской мануфактур, Трехгорного пивоваренного завода и Московского учетного банка. Старообрядец, выросший в «невежественной среде Рогожской заставы», еле обученный грамоте и стоявший за прилавком в лавке богатого (!) отца, после смерти родителя с жадностью стал утолять жажду знаний. Тимофей Грановский прочел ему курс лекций по древнерусской истории и ввел в кружок московских западников, подвигнув «сеять разумное, доброе, вечное». Солдатенков организовал некоммерческое издательство и стал печатать книги для народа, себе в убыток. Покупал картины (начал делать это на четыре года раньше самого Павла Третьякова). «Если бы не Третьяков и Солдатенков, то русским художникам некому было и продать свои картины: хоть в Неву их бросай», -- любил повторять художник Александр Риццони.

Свое собрание -- 258 картин и 17 скульптур, гравюры и библиотеку «Кузьма Медичи» (так называли Солдатенкова в Москве) -- завещал Румянцевскому музею (он ежегодно жертвовал этому первому в России публичному музею по тысяче, зато целых 40 лет), попросив об одном: выставить коллекцию в отдельных залах. Непроданные книги его издательства и все права на них получила Москва. Миллион пошел на строительство ремесленного училища и почти 2 миллиона на устройство бесплатной больницы для бедных, «без различия званий, сословий и религий». Больницу, построенную уже после его смерти, назвали Солдатенковской, но в 1920 году переименовали в Боткинскую. Вряд ли бы Кузьма Терентьевич обиделся, узнав, что ей присвоили имя доктора Сергея Боткина: с семьей Боткиных он был особенно дружен.

Княгиня Мария Клавдиевна Тенишева (1867-1928)

Происхождение покрыто тайной

Одна из легенд называет ее отцом самого императора Александра II. Совершив несколько неудачных попыток «найти себя» -- раннее замужество, рождение дочери, уроки пения, желание попасть на профессиональную сцену, занятие рисованием, -- сделала смыслом и целью своей жизни благотворительность. Развелась и вышла замуж за князя и крупного предпринимателя Вячеслава Николаевича Тенишева, прозванного «русским американцем». Отчасти это был брак по расчету: выросшей в аристократической семье, но при этом незаконнорожденной девочке он давал твердое положение в обществе.

Став женой одного из богатейших российских промышленников, но особенно после смерти князя (основатель знаменитого Тенишевского училища в Петербурге принципиально помогал усовершенствованию исключительно «культурных слоев общества») она смогла посвятить себя меценатству. При жизни мужа организовала рисовальные классы в Петербурге (где преподавал Илья Репин) и параллельно -- рисовальную школу в Смоленске.

В своей усадьбе Талашкино создала «идейное имение»: устроила сельскохозяйственную школу (где воспитывала «идеальных фермеров»), в кустарных мастерских готовила мастеров декоративно-прикладного искусства (под руководством Сергея Малютина и др.). Открыла первый в России музей этнографии и русского декоративно-прикладного искусства («Русская старина»), для которого было построено специальное здание в Смоленске. Облагодетельствованные княгиней крестьяне отплатили ей черной неблагодарностью: забальзамированное на сто лет тело князя, захороненное в трех гробах, в 1923-м выбросили в яму. Тенишева, субсидировавшая вместе с Саввой Мамонтовым издание журнала «Мир искусства», спонсировавшая Дягилева и Бенуа, прожила последние годы в эмиграции во Франции, занимаясь эмальерным искусством.

Маргарита Кирилловна Морозова (1873-1958), урожденная Мамонтова. Состояние около 5 миллионов

Дочь кузена Саввы Мамонтова и шурина Павла Третьякова, считалась первой красавицей Москвы. В 18 лет вышла замуж за Михаила Морозова (сына В.А. Морозовой), в 30 овдовела, будучи беременной четвертым ребенком. Никогда не занималась делами фабрики, совладельцем которой был ее муж. Брала уроки музыки у композитора Александра Скрябина, которого многие годы поддерживала материально (точно так же, как вдова железнодорожного магната Надежда Фон-Мекк -- Чайковского), чтобы тот мог творить, не отвлекаясь ни на что.

В 1910 году подарила собрание покойного мужа Третьяковской галерее -- 83 картины (два Гогена, Ван Гог, Боннар, К. Моне и Э. Мане, Тулуз-Лотрек, Мунк и ренуаровский шедевр «Портрет актрисы Жанны Самари»; Перов, Крамской, Репин, Сомов, А. Бенуа, Левитан, Головин и К. Коровин). Финансировала издательство «Путь», успевшее до 1919 года выпустить полсотни книг, преимущественно религиозно-философского содержания, а также журнал «Вопросы философии и психологии» и общественно-политическую газету «Московский еженедельник». Передала угодья в своем имении Михайловское в Калужской губернии педагогу-подвижнику С. Т. Шацкому, организовавшему здесь первую детскую колонию, которую она материально поддерживала. Во время Первой мировой войны устроила в своем доме лазарет для раненых.

После революции потеряла троих детей (один умер, двое оказались в эмиграции), жила в полной нищете на летней даче в подмосковном Лианозово. Комнату в новостройке персональный пенсионер Маргарита Кирилловна Морозова получила только в начале 1950-х.

А также группа товарищей

Купец Петр Иванович Щукин (1853-1912), совладелец фирмы «Иван Щукин с сыновьями», и купец Алексей Александрович Бахрушин (1865-1929), владелец кожевенных заводов (рейтинг коллекционеров). Первый в 1905 году завещал Музей русской старины на Малой Грузинской Москве, второй в 1913 году подарил свой Театральный музей Академии наук, был удостоен аудиенции царя.

Купец Николай Лазаревич Тарасов (1882-1910), владелец бакинских нефтяных промыслов. Племянник французского писателя Анри Труайя (Лев Тарасов) и двоюродный дедушка одного из первых постсоветских миллионеров Артема Тарасова. Спонсировал МХТ, которому после смерти Саввы Морозова грозило разорение. Создатель и спонсор театра-кабаре «Летучая мышь», для которого сам писал скетчи. Оказался замешан в запутанный любовный треугольник и в 28 лет застрелился.

С.И. Мамонтов. Меценатство Саввы Ивановича было особого рода: он приглашал своих друзей-художников в Абрамцево, зачастую вместе с семьями, удобно располагал в основном доме и флигелях. Все приезжавшие под предводительством хозяина отправлялись на природу, на этюды. Все это весьма далеко от привычных примеров благотворительности, когда меценат ограничивает себя передачей определенной суммы на доброе дело. Многие работы членов кружка Мамонтов приобретал сам, для других находил заказчиков.

Одним из первых художников к Мамонтову в Абрамцево приехал В.Д. Поленов. С Мамонтовым его связывала духовная близость: увлечение античностью, музыкой, театром. Был в Абрамцеве и Васнецов., именно ему обязан художник своим знанием древнерусского искусства. Тепло отеческого дома художник В.А. Серов найдет именно в Абрамцеве. Савва Иванович Мамонтов был единственным бесконфликтным покровителем искусства Врубеля. Для очень нуждавшегося художника нужна была не только оценка творчества, но и материальная поддержка. И Мамонтов широко помогал, заказывая и покупая произведения Врубеля. Так проект флигеля по Садово-Спасской заказывает Врубелю. В 1896 г. художник по заказу Мамонтова выполнил грандиозное панно для Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде: «Микула Селянинович» и 11 «Принцесса Греза». Хорошо известен портрет С.И. Мамонтова. Мамонтовский художественный кружок был уникальным объединением. Также хорошо известна Частная опера мамонтова.

Можно сказать вполне определенно, что если бы все достижения Частной оперы Мамонтова были бы ограничены лишь тем, что она сформировала Шаляпина- гения оперной сцены, то и этого было бы вполне достаточно для самой высокой оценки деятельности Мамонтова и его театра.

Чтобы представить масштабы благотворительности и меценатства русской торгово-промышленной буржуазии на рубеже веков обратимся к свидетельству Ф.И.Шаляпина, заметившего в этой связи: "Объездив почти весь мир, побывав в домах богатейших европейцев и американцев, должен сказать, что такого размаха я нигде не видел. Я думаю, что и представить себе этот размах европейцы не могут".

Признаем следующее: трудно отказать отечественным меценатам в бескорыстном желании добра и процветания их горячо любимой Родине -- России. "И ведь все эти мужики, Алексеевы, Мамонтовы, Сабашниковы, Третьяковы, Морозовы, Щукины, -- какие все это козыри в игре нации. Ну а теперь это -- кулаки, вредный элемент, подлежащий беспощадному искоренению!.. А я никак не могу отказаться от восхищения перед их талантами и культурными заслугами. И как обидно мне знать теперь, что они считаются врагами народа, которых надо бит и что эту мысль, оказывается, разделяет мой первый друг Горький...»

Введение…………………………………………………………………………..3

Глава 1. Становление и развитие российской благотворительности в эпоху Екатерины 2……………………………………………………………………..5

1.1. Социальная политика государства при Екатерине 2. .…………………5

1.2. Масштабы и значение реформ Екатерины 2 в области благотворительности …………………………………………………………..10

Глава 2. Основные источники благотворительной деятельности в России во второй половине 18 века.………………………………………………………14

2.1. Роль церкви в благотворительности……………………………………..14

2.2. Вклад в благотворительность российских филантропов и меценатов в период абсолютизма…………………………………………………………….19

Заключение..…………………………………………………………………….25

Список использованных источников………………………………………….28

Введение
Из всех женщин, царствовавших в России в ХVIII веке, только Екатерина II правила самостоятельно, вникая во все дела внутренней и внешней политики. Свои главные задачи она видела в укреплении самодержавия, реорганизации государственного аппарата с целью его усиления, в упрочении международного положения России. В значительной степени ей это удалось, и время её правления - одна из блестящих страниц русской истории.

Правление Екатерины II продолжалось более трех с половиной десятилетий (1762–1796). Оно наполнено многими событиями во внутренних и внешних делах, осуществлением замыслов, продолжавших то, что делалось при Петре Великом. «Петру Первому – Екатерина Вторая» – такие слова выбиты на постаменте знаменитого памятника первому императору России работы Э. Фальконе. Екатерина II, деятельная и неординарная правительница, имела право на подобное сопоставление. Достижения и победы времени ее царствования носят во многом отпечаток ее личного участия, направляющего внимания. Натура талантливая, образованная, литературно одаренная, она умела многое – и управлять огромной империей, к чему страстно стремилась со времени прибытия в Россию, и ладить с людьми, и, что очень важно, приближать к себе людей талантливых, одаренных, поручать им важные дела в соответствии с их способностями .

В период своего правления Екатерина 2 уделяло особое внимание развитию системы благотворительности в России.

Именно в этот период в истории России появляются совершенно новые подходы к общественному призре­нию, создаются органы управления этой сферой социаль­ной политики, сосредотачивается внимание преимущественно на благотворящих учреждениях закрытого типа, открываются пути к рождению общественных организаций, существенно расширяется сеть заведений и категорий призреваемых. Рассмотрим этот период нашей истории более внимательно.

Актуальность исследования состоит в том, что в настоящее время пред нашим обществом особенно остро стоят проблемы социальной помощи. В результате происходящих социально-экономических и политических перемен, в нашей жизни появились такие явления, как безработица, профессиональная и жизненная неустроенность многих слоев населения. Страна сейчас находится в полной растерянности, нерешительности, и подчас, в бездействии.

Цель исследования : рассмотреть теоретические основы благотворительной деятельности в России в 18 веке.

Объектом исследования является социальная политика государства в области благотворительности в 18 веке.

Предметом исследования является благотворительная деятельность в России в 18 веке.

Задачи исследования:

1. 
   Рассмотреть становление и развитие российской государственной благотворительности в эпоху Екатерины
2. 
   Рассмотреть основные источники благотворительной деятельности в России во второй половине 18 века

Методы исследования : анализ научной литературы; сравнительно-сопоставительный анализ.

Структура курсовой работы: работа состоит из введения, двух параграфов, заключения, списка использованной литературы.
Глава 1. Становление и развитие российской благотворительности в эпоху Екатерины 2

1. 
   Социальная политика государства при Екатерине 2

С восхождением на престол Екатерины II начинается вторая попытка на протяжении XVIII века изменить социально-экономическую структуру страны. Движимая идеями французских просветителей, "коронованный философ" в первые годы правления предприняла ряд конкретных мероприятий по организации благотворительных учреждений нового типа. По ее поруче­нию над этим работал один из самых образованных людей тогдашней России Иван Иванович Бецкой (1704-1795). По­бочный сын генерал-фельдмаршала И. Ю. Трубецкого, он получил "преизрядное учение" в Копенгагене, Париже, посещал "светские салоны, свел знакомство с энциклопедистами и пу­тем бесед и чтений усвоил себе модные идеи". В России Бецкой серьезно занялся проблемой воспитания. Указом 3 марта 1763 года его назначили директором Академии ху­дожеств, при которой он устроил воспитательное училище, а в сентябре по его предложению и плану решено было открыть в Москве Воспитательный дом "для младенцев, лишенных ро­дительской ласки", подкидышей. В 1770 году такой же дом был открыт в Петербурге. Основные идеи И. И. Бецкого на­шли отражение в его докладе "Генеральное учреждение о воспитании юношества обоего пола" (1764), уставах воспита­тельных домов и шляхетского корпуса. Его педагогическая система базировалась на воззрении Локка, Руссо, Гельвеция, была достаточно эклектична и утопична. Вместе с импера­трицей Бецкой замыслил "создать новую породу людей" .

Сначала, по его замыслу, нужно сформировать первое поколение "новых отцов и матерей", способное воспитывать себе подобных, "следуя из рода в род, в будущие века". "Но воспитание не может достигнуть своей цели, если первые воспитываемые поколения не будут совершенно изолированы от смежных с ними старших, погрязших в невежестве, ру­тине и пороках", – утверждал поддерживаемый Екатери­ной II И.И. Бецкой. Он говорил о необходимости создания между старым и новым поколениями искусственной прегра­ды, чтобы первое, "зверообразное и неистовое в словах и поступках", не могло влиять на второе. Такую "преграду" он видел в закрытых учебных заведениях (интерна­тах), где под руководством русских (а не иностранных) нас­тавников "дети и юноши выдерживались бы до тех пор, пока не окрепнет их сердце и не созреет ум, т.е. до 18-20 лет".

Вот одним из таких закрытых учреждений и должен был стать Воспитательный дом, в который принимались подкиды­ши, дети, рожденные вне брака, "законные дети, оставляемые родителями по бедности". Вскармливание и воспитание мла­денцев должно было осуществляться в стенах Воспитатель­ного дома, "дабы путем надлежащего воздействия образовать из безродных и бесприютных детей полезных государству "третьего чина" и нового рода людей. Питомцы дома полу­чали значительные привилегии: они и их дети и внуки оста­вались вольными и не подлежали закабалению; имели право покупать дома, лавки, устраивать фабрики и заводы, всту­пать в купечество, заниматься промыслами и распоряжаться своим имуществом.

Любопытно решался вопрос о финансировании воспита­тельных домов. Государство средств не выдавало, дома долж­ны были существовать на "доброхотные подаяния" благотво­рителей, получавших за это разные привилегии. В их пользу шли налоги на импортные игральные карты, 25 % доходов от театров, общественных балов и всяких азартных игр на деньги. Позже при Воспитательных домах было открыты ссудные и сохранные казны, которые приносили значительный до­ход. Дома были автономными учреждениями, имели свою юрисдикцию, освобождались от пошлин, могли покупать и продавать землю, дома, деревни, без бюрократической воло­киты "заводить" заводы, фабрики, мастерские, устраивать лотереи.

При воспитательных домах функционировали госпитали для бедных рожениц с анонимным отделением, где у женщин не требовали документов и даже позволяли рожать в масках. Для работы с ними были учреждены должности повивальных бабок, а позже при Петербургском родильном госпитале от­крылось училище для подготовки акушерок .

По идее И.И. Бецкого в Петербурге было основано Воспитательное общество благородных девиц (1764 г.), а че­рез год в стенах Новодевичьего монастыря в столице откры­лось первое в России училище для девушек благородного происхождения и мещанского звания, которые обучались на разных отделениях. Это закрытое учреждение тоже готовило "новую породу людей": девочки-дворянки изучали широкий по тем временам круг общеобразовательных предметов – ар­хеологию и геральдику, этикет и рисование, музыку и танцы, шитье, вязание и домоводство; мещанки имели менее интел­лектуальную программу, главное внимание обращалось на рукоделие, стряпню, уборку (им предстояло в будущем стать матерями, хозяйками дома, экономками). Открытием Смоль­ного института Екатерина положила начало женскому обра­зованию в стране. На казенные деньги в институте получали воспитание девочки из бедных семей, сироты, прошедшие баллотировку (отбор) на местах. И. И. Бецкой был главным попечителем и руководителем училища.

В 1765 году Бецкой стал шефом шляхетского кадетского корпуса , для которого составил устав в соответствии со своей педагогической программой. А в 1773 году по его плану на средства Прокопия Демидова в Москве было учреждено вос­питательное Коммерческое училище для купеческих детей. В конце концов Екатерина II отдала Бецкому руководство всеми учебными и воспитательными учреждениями, богато одарив. Большую часть состояния он отдал на нужды своего детища – закрытых воспитательных заведений. В 1778 году Сенат вручил И. И. Бецкому – выбитую в его честь большую золотую медаль надписью "За любовь к Отечеству". К концу жизни Екатерина стала ревниво относиться к популярности своего верноподданного (Бецкой присвояет себе к славе государской), отдалив его от себя. Но его идеи еще долго тревожили умы соотечественников.

В конце XVIII века государство продолжало заботиться о "пристройстве безумных", об открытии новых богаделен. Ека­терина обратила внимание и на такое серьезное социальное явление, как проституция. Продолжая начатое еще в XVII преследование "непотребства" и наказывая "за содер­жание домов разврата", она в то же время попыталась поста­вить проституцию под надзор полиции: в Петербурге спе­циальные районы отводились "для вольных (публичных) домов".

В 1765 году не без личного участия Екатерины II в России возникла первая научная общественная органи­зация – Вольное экономическое общество (ВЭО). Его задачей было способствование развитию в стране сельского хо­зяйства, внедрение в русскую деревню научных и техниче­ских достижений. Филантропическая деятельность ВЭО зак­лючалась в открытии сельскохозяйственных школ и училищ, опытных хуторов, помощи крестьянам в освоении агротехни­ки, распространении новых культур, орудий труда, в селек­ционной работе. Члены ВЭО устраивали показательные выс­тавки, организовывали конкурсы на лучшие проекты устрой­ства крестьянской жизни, издавали дешевые книги для кре­стьян и их детей, в том числе художественную литературу. ВЭО обследовало крестьянские дворы, выясняя нужды сель­ских жителей, оказывало материальную помощь селянам, особенно в голодные и засушливые годы. Вольное экономиче­ское общество оказалось самым долговечным – закрыли его уже в 1918 году.

Все перечисленные мероприятия екатерининской эпохи были как бы подготовкой к созданию государственной системы благотворительности со своим управленческим аппаратом, финансами, формами и методами работы. Проведенная в 1775 году административная реформа впрямую коснулась социальной сферы, как и последовавшая за ней в 1782 году городская реформа. В 1785 году "жалованные грамоты" дворянству и городам, закрепившие и завершившие сословное деление населения России, значительно расширили распорядительные и исполнительные функции местного дворянского и городского самоуправления. "Учреждением о губерниях" среди прочих были созданы административно-полицейские органы: губернское правление с губернатором во главе и совершенно новое для России и по названию, и по назначению учреждение – приказ общественного призрения .

По замыслу реформаторов, созданные в каждой губернии приказы возглавлялись губернатором, в них входили заседа­тели от губернских сословных судов. Управляли они местными школами, медицинскими и благотворительными учреждениями (богадельнями, сиротскими и воспитательными дома­ми, больницами, госпиталями). Их попечению подлежали "подкинутые младенцы", "лица, неспособные к продолжению военной службы", их семьи и семьи военнослужащих, сиро­ты, раненые, дряхлые и увечные, заслуженные гражданские чиновники и другие . Приказы общественного призрения заве­довали и учреждениями тюремного типа – "работными" и "смирительными домами". Работные дома предназначались для тех, кто праздно шатается или занимается нищенским про­мыслом. В смирительные дома отправляли крепостных, про­винившихся перед хозяином, дозволялось принимать туда детей за "неповиновение" перед родителями. В этих заведе­ниях царил тяжкий полутюремный режим с жестокими телес­ными наказаниями для "ленивцев обоего пола".

Новыми для того времени были принципы, на которых строилась работа приказов: относительная самостоятельность местных благотворительных учреждений, привлечение к уп­равлению ими местного населения, финансирование за счет государственных средств и из местных источников. Доходы приказов складывались на основе неприкосновенного фонда (начало ему положила сумма в 15 тысяч рублей, полученная каждым приказом от правительства при открытии) из про­центов на недвижимость, пособий от города и казны, пенных и штрафных денег, хозяйственных (от работных домов, фаб­рик и др.) и случайных поступлений (частные пожертвования и др.). За 50 лет существования приказы общественного при­зрения, участвуя в кредитных и других финансовых опера­циях, превратились в богатые своеобразные банки – их ка­питал вырос до 25 миллионов рублей.

Одновременно с приказами в 1775 году при каждом горо­довом магистрате были созданы сохранившиеся до 1917 года сиротские суды – сословные органы, ведавшие опекун­скими делами "купеческих и мещанских вдов и малолетних сирот" (с 1818 г. – личных дворян, если они не имели зе­мельной собственности). Суды следили за состоянием опеки, разбирали жалобы на опекунов. Существовала также дво­рянская опека.

Кроме приказов общественного призрения, о нуждающих­ся заботились полицейские органы и чины . Они препровождали в работные и смирительные дома "праздно­шатающихся", вместе с другими ведомствами открывали Тollhaus (дома для умалишенных) – в 1779 году в Петер­бурге "ввиду скопления душевнобольных в столице", в 1785 году – в Москве, в 1786 году – в Новгороде. В 1852 году приказы общественного призрения содержали 50 домов и больниц для умалишенных на 2554 койки. .
1.2. Масштабы и значение реформ Екатерины 2 в области благотворительности
Екатерининский период в истории России обогатил страну новыми подходами к общественному призре­нию, вызвал к жизни органы управления этой сферой социаль­ной политики, сосредоточил внимание преимущественно на благотворящих учреждениях закрытого типа, открыл путь к рождению общественных организаций, существенно расширил сеть заведений и категорий призреваемых. Но, к сожалению, плоды этих нововведений оказались горькими. Приказы об­щественного призрения, просуществовавшие до земской ре­формы 1864 года (в неземских губерниях – до 1917 г.), по­стоянно подвергались критике общественности за бюрократизм, лихоимство, формализм, за то, что не удовлетворяли и малой доли нуждающихся", что "казенных средств на при­зрение оказалось недостаточно". Вся система общественного призрения страдала от недостатка служащих, особенно, прак­тических работников, которых никто профессионально не го­товил.

Утопичность замысла Бецкого проявилась уже в первые годы существования созданных им воспитательных заведений. Призванные готовить "новую породу людей третьего чина", воспитательные дома с момента их открытия стали популяр­ными, в них поступали младенцы в количествах, превышавших возможности имевшихся помещений. Специалисты отме­чали: "Скопление большего числа детей в палатах, отсутст­вие достаточного количества кормилиц, неопытность врачей и воспитателей, прием детей часто больных и даже умираю­щих – все это повлекло за собой ужасающую смертность питомцев". В Московском доме из 523 детей, принятых на воспитание в 1764 году, умерли 424 (81,1 %), в 1765 году из 793 – 597 (75,3 %), в 1766 году из 742 – 494 (66,6 %), в 1767 году из 1,089 – 1073 (98,5 %).

Такая картина не могла не вызвать тревоги и соответст­вующих действий правительства. Лучшим выходом признали передачу детей на вскармливание и воспитание в крестьян­ские семьи, которым за это платили. Смертность в Москов­ском воспитательном доме сразу снизилась в 2-3 раза и уже никогда не достигала уровня первых лет его существования (в 1768 г. – 61,7 %, в 1769 – 39,1 %, в 1770 – 24,6 %), зато увеличивалась смертность детей в деревне: умирали и питомцы воспитательных домов и младенцы кормилиц (от заносимых болезней и уменьшения питания). Проблема спасения ново­рожденных подкидышей оставалась актуальной до конца XIX века, когда смертность среди них достигла 50 %.

Не оправдали надежд устроителей и учебные заведения для девочек дворянского и, мещанского звания. Малышек с пятилетнего возраста отрывали от семей на 15 лет обу­чения, взяв с родителей или родственников подписку о том, что те не заберут детей до окончания училища. В закрытом для посетителей училище царили полувоенная казарменная дисциплина, телесные наказания, предоставлялся не слиш­ком сытный стол, в классах и спальнях было холодно, пан­сионерки часто простужались, нередко страдали нервными заболеваниями. Классные дамы и воспитательницы не всегда соответствовали своему назначению и остались в воспоминаниях бывших смолянок воплощением зла и ненависти к детям. Не лучше жилось мальчикам в Коммерческом училище – те же условия приема, те же муштра и скученность в классных в спальных помещениях, то же отсутствие детства и присущих ему радостей.

При Екатерине II было положено начало организации, " открытого общественного призрения ", т.е. "вне закрытых благотворительных заведений". Указ 1781 – года обязал столичный городской магистрат назначить "городового маклера", который должен был раз в неделю вскрывать кружки приказа общественного призрения с доброхотными подаяниями и раздавать деньги "бедным, не могущим приобретать работою свое пропитание". Как и Петр I, в законодательных актах 1797 года об уделах, императрица возлагала на сельские и городские общины и приходы обязанность "прокармливать своих бедных, не допуская их до нищеты". Наблюдение за выполнением закона и призрение "вне заведений" осуществляли полицейские чины: земские капитаны (1775 г.), городничие (1781 г.), частные приставы (1782 г.). Ответственность общин за призрение бедных подтвердили законы 1801 и 1809 годов. Последний предусматривал содержание повторно задержанных за нищенство на средства при­казов общественного призрения, а издержки относил на счет виновных в "не смотрении и не призрении". В 1838 году, при Николае I, были организованы Петербургский и Московский комитеты "по разбору и призрению просящих милостыню" . В развитие предшествовавших мер и методов борьбы с нищенским промыслом, "Положение" о комитетах предусматривало определение злостных попрошаек в работные дома, а "нуждающимся, добровольно явившимся за помощью", оказание содействия в их нуждах. Для этого комитеты, состоявшие из 10 членов, штата сотрудников и агентов, должны были "входить в тщательное рассмотрение случаев необходимой помощи и предотвращения нищеты". Но в тот период, как отмечали современники и практические работники социальной сферы конца XIX века, система открытого призрения равно и закрытого, "дала очень незначительные ре­зультаты". Тем не менее, идеи, рожденные в екатерининскую эпоху, поддержанные в первой четверти Александром I, пережившие мрачную пору николаевской реакции, заложили серьезную основу для развития государственной и общественной система российского призрения, дорогу которому открыли реформы 60-70-х годов прошлого столетия.

Мы решили сравнить масштабы дореволюционной и сегодняшней благотворительности и узнать с цифрами и фактами в руках, кто больше, лучше, сильнее?

Широко известна та поистине грандиозная благотворительная деятельность, которой занимались русские предприниматели, промышленники и купцы на рубеже XIX-XX столетий. Неслучайно время с начала 1860-х гг. и вплоть до Первой мировой войны называют «золотым веком русского меценатства». Впрочем, благотворительной деятельностью все больше и больше занимаются и сегодняшние наши крупнейшие предприниматели, в том числе те, кого принято называть «олигархами». Мы решили сравнить особенности и масштабы той и сегодняшней благотворительной деятельности крупнейших отечественных предпринимателей и узнать с цифрами и фактами, кто больше, лучше, сильнее?

Как писал Константин Сергеевич Станиславский, «для того чтобы процветало искусство, нужны не только художники, но и меценаты». Он знал, о чем говорил, поскольку сам был не только великим театральным режиссером и реформатором театра, но и происходил из купеческой семьи Алексеевых, состоявшей в родстве с С.И.Мамонтовым и братьями Третьяковыми. Также, например, знаменитый московский городской глава и благотворитель Н.А Алексеев был двоюродным братом Станиславского.

Лишь некоторые самые

Чтобы исчерпывающим образом представить все благотворительные деяния дореволюционных меценатов, нужно написать не одну докторскую диссертацию. Мы здесь перечислим лишь некоторые из самых ярких и крупных благодеяний которые позволили более ста лет назад интенсивно развиваться российскому искусству, медицине, науке и образованию.

Оговоримся только, что мы, во-первых, будем говорить о самых крупных актах благотворительности , но не о низовом и среднем ее слое. Ведь в каком-то смысле уже по самым вершинам можно будет составить себе представление о соотношении масштабов благотворительности сегодняшней и тогдашней.

Во-вторых, мы, естественно, будем говорить только о том, что нам в принципе может быть известно. Благотворительность, милосердие в идеале должны совершаться в тайне, чтобы никто про это не знал. Пусть левая рука не знает, что делает правая. Поэтому мы охотно допускаем, что, возможно, многого не знаем о тайных благодеяниях сегодняшних предпринимателей. Но ведь также мы этого не знаем и относительно дореволюционных меценатов. Так что, как говорится, «при прочих равных условиях», задуманное нами сравнение кажется вполне оправданным и логичным.

Медицина

Поистине грандиозными были вложения дореволюционных меценатов в медицину. В одной Москве на средства частного капитала были полностью выстроены 3 целых медицинских городка!

Один располагался возле Новодевичьего монастыря на Девичьем поле. Там на средства Морозовых, Хлудовых, Шелапутиных и др. были выстроены 13 клиник. Второй, огромный медицинский комплекс был выстроен в Сокольниках на средства благотворителей Бахрушиных, Боевых и Алексеевых .

Третий городок был выстроен рядом с Калужской заставой. Нынешние 1-я и 2-ая Градская больницы, детская Морозовская больница (была построена на средства купца первой гильдии Е.В. Морозова, отсюда ее название) – все они были выстроены на средства частного капитала. То же самое – нынешняя 5-ая градская, или больница царевича Алексия (бывшая Медведниковская).

Она была создана на деньги вдовы сибирского золотопромышленника Александры Медведниковой . По ее завещанию 1 млн руб. предназначался на устройство больницы на 150 кроватей для неизлечимо больных «христианских вероисповеданий, без различия звания, пола и возраста» и 300 тыс. руб. на богадельню для 30 стариков и 30 старух. Медведникова распорядилась в завещании устроить при больнице и богадельне церкви, чтобы там осуществлялось «вечное поминовение жертвовательницы и указанных ею в завещании лиц».

Также, например, знаменитая Кащенко или «Канатчикова дача», она же 1-ая московская психиатрическая больница № 1 им. Н.А. Алексеева была построена в 1894 году на средства меценатов. Сбор средств проходил по инициативе городского головы Москвы Н.А.Алексеева (того самого двоюродного брата К.С.Станиславского). На ее счет существует следующая легенда. Один из купцов сказал Алексееву: «Поклонись при всех в ноги – дам миллион на больницу (по другим источникам – «всего» 300 000 рублей). Алексеев поклонился – и получил деньги.

Из других столичных больниц упомянем, во-первых, детскую больницу имени святого Владимира в Москве, основанную меценатом и благотворителем Павлом Григорьевичем фон Дервизом . Его дети умерли во младенчестве, самого старшего из них звали Владимиром, и именно его памяти обязана своим существованием нынешняя детская больница. Во-вторых, больницу имени Боткина, на создание которой пожертвовал 2 млн рублей купец, коллекционер и издатель, благотворитель Козьма Терентьевич Солдатенков (1818–1901). Перед зданием Боткинской больницы в 1991 году установили в знак благодарности бюст К.Т.Солдатенкова.

Искусство

Не менее грандиозной была деятельность русских меценатов и в области искусств.

Строитель железных дорог, предприниматель и меценат Савва Иванович Мамонтов (1841–1918) создал Частную русскую оперу («Мамонтовская опера»), благодаря которой, в частности, был открыт гениальный Шаляпин. В оперную труппу он вкладывал огромные деньги. Как вспоминал великий певец, «С.И.Мамонтов сказал мне: – Феденька, вы можете делать в этом театре все, что хотите! Если вам нужны костюмы, скажите, и будут костюмы. Если нужно поставить новую оперу, поставим оперу! Все это одело душу мою в одежды праздничные, и впервые в жизни я почувствовал себя свободным, сильным, способным побеждать все препятствия».

Благодаря Мамонтову в России появилось понятие театральный художник, который становится полноправным членом труппы. Для финансируемых им постановок рисовали наброски костюмов и декораций, да и сами декорации М. Васнецов и К. Коровин.

Знаменитое имение Абрамцево Мамонтова стало в то время поистине центром художественной жизни России. Здесь подолгу гостили, жили и работали великие русские художники И. Е. Репин, В. Васнецов, В. Серов, М. Врубель, М. Нестеров, В. Поленов и др. Многим художникам Мамонтов оказывал существенную поддержку, в том числе и финансовую.

Савва Тимофеевич Морозов (1862–1905) оказывал колоссальную помощь знаменитому театру МХТ. Он постоянно жертвовал огромные денежные средства на строительство и развитие Художественного театра, некоторое время даже заведовал его финансовой частью. Вот что однажды сказал ему один из основателей и руководителей МХТа К.С.Станиславский: «Внесенный Вами труд мне представляется подвигом, а изящное здание, выросшее на развалинах притона, кажется сбывшимся наяву сном… Я радуюсь, что русский театр нашел своего Морозова подобно тому, как художество дождалось своего Третьякова…»

Павел Михайлович Третьяков (1832–1898) основал знаменитую Третьяковскую художественную галерею. Еще в 1850-х гг. он начинает собирать коллекцию русского искусства. Уже в 1860 г. Третьяков решает передать свое великолепное собрание городу. Для собранной коллекции в 1874 году он построил галерею, открывшуюся для всеобщего обозрения в 1881 году. Позже Павел Третьяков передает всю свою коллекцию вместе со зданием галереи в собственность Московской городской думы. Кстати, последние его слова перед смертью родственникам были такие: «Берегите галерею и будьте здоровы».

Помимо прочего, Павел Третьяков вместе со своим братом был попечителем Арнольдовского училища глухонемых детей. Для этого он приобрел большой каменный дом с садом для ста пятидесяти воспитанников, полностью обеспечивал это училище и его воспитанников.

Крупнейший российский меценат и благотворитель (1826–1901) построил театр в Москве на ул. Большая Дмитровка (ныне театр Оперетты), также передал 200 тыс. рублей Московской консерватории.

В связи с дореволюционным меценатством в искусстве можно вспомнить и создание Алексеем Александровичем Бахрушиным (1865–1929) первого в России театрального музея, и основание лесопромышленником и купцом Митрофаном Петровичем Беляевым (1836–1903) так называемого Беляевского кружка, объединившего многих выдающихся музыкантов, и многое-многое другое.

Образование

Золотопромышленник Альфонс Леонович Шанявский (1837–1905) в 1905 году завещает все свои средства на создание в Москве Народного Университета, доступного для всех желающих независимо от пола, национальности, вероисповедания при самой умеренной плате. В 1905–1908 гг. на его средства, средства жены Лидии Алексеевны, а также большой группы московских меценатов был создан Московский городской народный университет имени А.Л.Шанявского, который сыграл огромную роль в предреволюционном образовании. Ныне в его здании на Миусской площади располагается Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ).

В 1907 году в Москве был создан первый в России институт, выпускающий коммерсантов с высшим образованием – Коммерческий институт. Ныне это знаменитая Российская экономическая академия им.Г.В.Плеханова. Ее основание явилось по существу началом создания системы высшего экономического и коммерческого образования в России. Большую часть средств на строительство составили частные пожертвования московских купцов и промышленников, собранные по инициативе купца первой гильдии Алексея Семеновича Вишнякова . Также свой вклад в создание будущей «Плехановки» внесли Коноваловы, Морозовы, Рябушинские, Четвериковы, Сорокоумовские, Абрикосовы и др.

В «золотой век русского меценатства» было открыто и очень много средних специальных ученых заведений: Мальцевское ремесленное училище за счет средств Нечаевых-Мальцевых , Дулевское двухклассное сельское училище при фарфоровой фабрике Товарищества М.С.Кузнецова и др. Также В.А.Морозова открыла одно из первых профессиональных училищ в России (Морозовское училище). Одновременно она жертвовала большие суммы Народному университету им. Шанявского, Московскому университету и другим вузам.

Наука

Дореволюционные предприниматели-меценаты принимали большое участие и в развитии российской науки. Очень многие научно-исследовательские институты создавались и финансировались в то время на частные средства. Приведем несколько примеров.

Московский миллионер Василий Федорович Аршинов (1854–1942) купец I гильдии и владелец суконной фабрики в Замоскворечье на свои средства построил и оснастил новейшим оборудованием первый в России частный научно-исследовательский институт «Lithogaea» («Каменная Земля»), ставший под руководством его сына Владимира российским научным центром петрографии и минералогии.

Крупный вологодский предприниматель Христофор Семенович Леденцов (1842–1907) весь свой капитал завещал на развитие естественных наук в России. Благодаря ему была построена знаменитая физиологическая лаборатория И.П.Павлова при Институте экспериментальной медицины. Также он финансировал работы великих русских ученых П.Н.Лебедева, Н.Е.Жуковского, В.И.Вернадского, Н.Д.Зелинского и многих других.

Дмитрий Павлович Рябушинский (1882–1962) при содействии «отца русской авиации» Н.Е.Жуковского в своем имении Кучино (ныне это микрорайон подмосковного города Железнодорожный) в 1905 году построил первый в мире аэродинамический институт «для практического осуществления динамического способа летания…». Он сыграл очень важную роль в становлении авиационной науки в России и мире.

Социальная деятельность

Дореволюционные меценаты-предприниматели активно занимались социальной деятельностью, помощью неимущим. Так Александр Алексеевич Бахрушин (1823–1916) пожертвовал 1 миллион 300 тысяч рублей Московскому городскому общественному управлению. Еще семейство Бахрушиных содержало в Москве «Дом бесплатных квартир для многодетных вдов и бедных курсисток» на Болотной площади в самом центре столицы, где бесплатно жило 2 000 человек. Жильцы дома бесплатно пользовались лазаретом, читальными залами и библиотекой, двумя детскими садами. Школой и т.д.

Бахрушины открыли фактически первый в России хоспис – дом для призрения неизлечимых больных (сегодня это больница №14 в Сокольниках, бывшая 33-я Остроумовская больница). Также семейство Бахрушиных создало и содержало первый в России детский дом семейного типа, где проживало 150 детей, ремесленное училище для мальчиков, Дом престарелых артистов и др. Также братья построили 10 храмов, систематически помогали 17 храмам и 3 монастырям.

Флор Яковлевич Ермаков (1815–1895), владелец настоящей текстильной империи, после смерти родителей, жены и двух сыновей продал все свои фабрики и заводы, и на полученные деньги построил приюты и больницы для малоимущих. Всего он пожертвовал на благотворительность свыше 3-х млн рублей. На его деньги в столице построили две громадные богадельни на 1500 человек. На его же деньги было создано Ермаковское отделение на 100 человек в Алексеевской психиатрической больнице. Еще он, например, открыл бесплатную столовую на 500 человек. Ежедневно он кормил около 1000 человек.

Уже упоминавшаяся Варвара Алексеевна Морозова построила для рабочих своей фабрики целый жилой комплекс с больницами, школой, театром, богадельней, библиотекой. Также она основывала земские больницы и школы в разных губерниях. Еще Морозова постоянно помогала жертвам голода, болезней, стихийных бедствий и др.

Сколько тратили дореволюционные меценаты на благотворительность

Бахрушины потратили на филантропию, культурную и социальную благотворительность, в том числе и на нужды Церкви почти 6 с половиной миллионов рублей. При этом к 1917 году недвижимое имущество фирмы оценивалось в 5 млн 215 тысяч рублей.

Братья Третьяковы обладали капиталом в 8 млн рублей, а пожертвовали в совокупности на разные благотворительные проекты более 3 млн рублей. Не менее половины получаемых прибылей тратили они на благотворительность в сфере культуры, образования, медицины, социального призрения. Как говорил Павел Третьяков, «моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества, вернулось бы также обществу в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня всю жизнь».

Тоже упоминавшийся выше крупнейший российский меценат и благотворитель Гаврила Гаврилович Солодовников (1826–1901) сыновьям и родственникам по завещанию оставил лишь 815 тыс. рублей. В то же время более 20 млн рублей он завещал на различные благотворительные проекты: на создание школ и профессиональных училищ в северных губерниях России, родильного приюта в Серпухове и домов дешевых квартир в Москве.

Московский фабрикант и домовладелец Иван Григорьевич Простяков (1843–1915), имевший 21 ребенка, оставил им в наследство 1,5 млн рублей. При этом на благотворительность им было потрачено около 1 млн рублей: на создание приютов, школ, больниц для простых людей.

Сегодняшние благотворители

Теперь от «золотого века русского меценатства», когда поистине «расцветали сто цветов», перейдем к сегодняшнему, гораздо более скромному пейзажу благотворительности. Оговоримся, что мы будем здесь говорить лишь о крупнейших предпринимателях, о самых богатых людях России, тех, кого называют «олигархами».

Крупнейшие сегодняшние российские предприниматели для занятий благотворительностью создали специальные благотворительные фонды, через которые и оказывают спонсорскую и меценатскую поддержку различным социальным и культурным начинаниям.

К наиболее крупным частным благотворительным фондам относятся:

Благотворительный фонд Владимира Потанина создан в 1999 году. Бюджет фонда формируется из отчислений компании «Интеррос» и личных средств Владимира Потанина (единственного владельца этого крупнейшего холдинга).

Фигура Владимира Потанина для нас особенно показательна потому, что он является одним из, если так можно выразиться, «флагманов» сегодняшней благотворительности. Неслучайно он уже много лет возглавляет Комиссию по развитию благотворительности и волонтерства Общественной палаты Российской Федерации, а его заместителем в этой комиссии ОП РФ является Лариса Зельскова, генеральный директор благотворительного фонда Владимира Потанина.

Итак, основная деятельность потанинского фонда – распределение стипендий и грантов среди студентов и преподавателей ведущих государственных вузов России, а также поддержка музеев (4 грантовые программы). О масштабах его деятельности говорят следующие цифры. Например, в прошедшем учебном году размер стипендии по стипендиальному конкурсу фонда для студентов составлял 5 000 рублей в месяц. Стипендиатами стали 1200 студентов из 57 вузов страны (всего на эту программу в этом году было потрачено 72 млн рублей, или около 2 млн 300 тыс долларов США).

Ежегодный грантовый фонд самой обширной программы – «Музей в меняющемся мире» – составляет 20 млн рублей, сумма одного гранта – до 2 млн руб.

Всего общий бюджет благотворительного фонда Владимира Потанина составляет 10 млн долларов США в год. Правда, еще в 2010 году Владимир Потанин говорил о намерении потратить на благотворительность в ближайшие 10 лет 250 млн долларов (по 25 млн долларов США в год). Тогда же он стал первым россиянином, который присоединился к инициативе Giving Pledge («Клятва дарения»). В.Потанин заявил, что потратит большую часть своего состояния на благотворительность, не конкретизировав ни точную сумму, ни сроки, когда именно это произойдет.

На сегодня Потанин является единственным владельцем компании «Интеррос», рыночную стоимость активов которой сегодня оценивают в 12-13 млрд долларов США. Обладая личным состоянием 17,8 млрд долларов США, Потанин в 2011 году занял 4 строчку в списке 200 богатейших бизнесменов России (по версии журнала Forbes). Также, например, в 2011 году только чистая прибыль «Норильского никеля», одного из основных предприятий «Интерроса», составила 3,626 млрд долларов США.

Фонд «Вольное дело » создан в 1998 году и формируется из личных средств Олега Дерипаски и отчислений компании «Базэл». Фонд осуществляет программы по поддержке науки и молодежи, материальному обеспечению школ, восстановлению монастырей и храмов и т.д. Самая масштабная программа фонда – «Храмы России» – обходится ежегодно примерно в 7 млн долларов США.

«Вольное дело» на благотворительность тратит суммы, сопоставимые с суммами фонда Владимира Потанина. В 2010 году общий объем финансирования программа фонда составил 420 млн рублей (чуть меньше 12 млн долларов США). В 2009 году – 287 млн рублей.

При этом Олег Дерипаска, обладая по оценке журнала Forbes личным состоянием 8,5 млрд долларов США, в 2013 году занял 16 строчку в списке 200 богатейших бизнесменов России (также по версии журнала Forbes).

Фонд «Династия » создан в 2001 году на средства основателя «Вымпелкома» (торговая марка «Билайн») Дмитрия Зимина и членов его семьи. «Династия ставит своей основной целью поддержку фундаментальной науки и образования в России, ведет 20 программ и проектов. К ним относятся программы поддержки молодых физиков и математиков, поддержки учителей и одаренных школьников, публичные лекции известных ученых и др. Очень интересный проект фонда – научно-популярный сайт о фундаментальной науке сайт «Элементы ».

Планируемый бюджет программ и проектов фонда «Династия» в 2013 году составляет 328 млн рублей. В 2012 г. бюджет фонда составил 314 млн рублей.

«Благотворительный фонд культурных инициатив» («Фонд Михаила Прохорова») создан в 2004 году Михаилом Прохоровым для поддержки проектов в науке, образовании, спорте, а также художественных инициатив и театральных проектов. Сначала программы фонда действовали преимущественно на территории промышленного Норильского района, однако теперь он работает также в Центральном федеральном округе, Красноярском крае, Уральском, Сибирском и Дальневосточном федеральных округах.

Фонд Прохорова активно действует на уровне регионов, особенно в Красноярском крае, а также в сфере современного искусства. Например, фонд является генеральным партнером Малого драматического театра Льва Додина, Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнева, и т. д.

На момент создания Фонда его годовой бюджет составлял 1 млн долларов США. В 2011 году общий бюджет фонда составил 322 млн 450 тысяч рублей, в 2010 году – 321 млн рублей.

По оценке журнала Forbes личное состояние Прохорова на 2013 год оценивалось в 13 млрд долларов США. Помимо прочего Прохоров владеет американской баскетбольной командой «Нью-Джерси Нетс», двумя 96-метровыми яхтами «Palladium» и Solemar, а также самолетами Gulfstream и Falcon.

Председатель совета директоров ЗАО «Ренова» Виктор Вексельберг в 2004 году учредил фонд «Связь времен », который должен был заниматься возвращением в Россию исторически значимых произведений искусства, находящихся за рубежом. Самым известным проектом фонда стало приобретение знаменитой коллекции яиц Фаберже, на которую было потрачено 100 млн долларов США.

Также среди проектов фонда «Связь времен»:

• возвращение из США колоколов Свято-Даниловского монастыря,
• возвращение в 2006 году архива русского философа Ивана Ильина в Россию,
• восстановление зала Врубеля в Третьяковской галерее,
• восстановление исторического памятника Форт-Росс (Калифорния, США).

По оценке журнала Forbes личное состояние Виктора Вексельберга в 2013 году оценивается в 15,7 млрд долларов США.

Есть, конечно, и другие крупные благотворительные фонды, которые занимаются благотворительностью. Так, по оценке «Форума доноров», в 2012 году суммарный общий бюджет 70 самых крупных фондов превысил 13 млрд рублей (около 439 млн долларов).

Отличия

Во-первых, конечно, масштабы. Доля выделяемых на благотворительность средств у дореволюционных меценатов и нынешних «олигархов» просто несопоставима. Конечно, и среди нынешних есть приятные исключения, но мы говорим об общей тенденции. Достаточно посмотреть, с одной стороны, на соотношение между бюджетом благотворительного фонда Потанина (10 млн долларов США) и прибылью «Норильского никеля» в 2011 году – 3,626 млрд долларов США. А с другой стороны можно вспомнить, что, например, братья Третьяковы не менее половины своих прибылей тратили на благотворительность.

Во-вторых, несмотря на множество полезных начинаний деятельность сегодняшних меценатов не носит системообразующий характер, в то время как меценаты дореволюционные оказывали культуре, искусстве и науке настоящую инфраструктурную поддержку, способствовали подъему целых культурных и научных отраслей. Неслучайно если первая часть нашего материала была разбита по сферам «наука», «искусство», «социальная деятельность» и др., то во второй части этого сделать нельзя – за неимением хоть какой-то более менее солидной фактической базы. В то же время без «золотого века русского меценатства» у нас не было бы шедевров К.Брюллова и А.Иванова, И.Репина и В.Перова, таких высот национальной культуры как Третьяковская галерея, Московский Художественный театр, усадьба Абрамцево, русская опера с великим Ф.Шаляпиным.

Деятельность в сфере благотворительности сегодняшних крупнейших предпринимателей зачастую носит преимущественно пиар-характер, ориентирована во многом лишь на зрелищную составляющую. Похоже, что она рассчитана больше на то, как она будет воспринята, нежели исходит из реального желания помочь. Например, в сфере образования помогают ведущим столичным вузам, у которых и так относительно неплохо обстоят дела – если сравнивать с остальной страной. В том числе и поэтому нынешние российские олигархи гораздо большие деньги тратят на спорт высоких достижений и покупку дорогих иностранных спортивных клубов, нежели, например, на поддержку массового детского спорта в нашей стране.

---